Достопамятные деяния и изречения - Валерий Максим

⠀⠀ ⠀⠀

Максим Валерий

✦

Достопамятные деяния и изречения

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Валерий Максим и его История в поучительных анекдотах

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Воображаемое изображение из Нюрнбергской хроники. 1493 год (достоверные портреты неизвестны)

⠀⠀ ⠀⠀

Валерий Максим, живший в первой половине I в. н. э., прославился как автор своеобразной моральной, или нравоучительной, истории. Собрав в девяти книгах девятьсот шестьдесят семь занимательных историй из «деяний» и «изречений» знаменитых людей прошлого, он стал немыслимо популярен в Риме. Его главный труд был издан около 30 г. н. э. Сохранились сокращенные версии — эпитомы. Одна из них принадлежит некоему Юлию Париду и относится к концу IV или началу V в. Другая эпитома под именем Януария Непотиана была написана в конце VI в.

О самом Валерии неизвестно почти ничего, кроме кратких сведений, черпаемых из его труда. Его имя фигурирует в рукописях и эпитомах. Патрицианский род Валериев известен с III в. до н. э. Максим, как следует из его сочинения, получил добротное риторическое образование и не был лишен литературного дара. Его покровителем был Секст Помпей, консул 14 г. н. э., который помогал также и поэту Овидию, о чем тот сообщает в своих «Письмах с Понта» (IV.1.4, 5, 15).

Главный труд Валерия Максима — «Достопамятные деяния и изречения» — состоит, как уже говорилось, из девяти книг, разбитых на главы, каждая из которых представляет собой своеобразную иллюстрацию к какой-либо теме, например, римской религии или моральным качествам человека. Обычно вслед за римскими примерами (exempla interna) Максим помещает так называемые «внешние» (externa) примеры, собственно, короткие рассказы из жизни чужеземных народов.

Наблюдения над «внутренними», римскими рассказами показывают, что труд Максима еще не был завершен в 30 г. н. э. или около того. Автобиографическая преамбула к примеру II.6.8 сообщает о посещении Максимом Греции вместе с Секстом Помпеем.[1] Если Помпей был в ранге наместника провинции, то такая поездка скорее всего имела место около 25 г. н. э. Сам Помпей умер между 29 и 31 гг. Далее, весьма пылкое порицание заговора против императора (IX.11, внешний пример 4) наводит на мысль об узурпаторе Сеяне, фаворите Тиберия, префекте преторианцев с 14 г. н. э., уничтожившем сына императора Друза в 23 г. Сеян был казнен в 31 г., значит, сочинение Валерия еще не было закончено.

Замысел своего собрания Валерий, обращаясь к императору Тиберию, вполне ясно объясняет в предисловии к первой книге: сохранить достойные памяти изречения и деяния великих людей, «чтобы у желающих почерпнуть что-то из этих примеров не было нужды в длительных изысканиях». Совершенно очевидно, что Валерий имел целью создать своеобразное пособие для ораторов, как начинающих, так и действующих. В предисловии он не говорит о назидательности своего сочинения. Но расположение материала и сами примеры свидетельствуют о сверхзадаче — стремлении к улучшению нравов. По сути Валерий раскрывает извечную тему борьбы добра и зла, точнее, на римской почве, доблести (virtus) и порока как такового (vitium).

Следуя за своими любимыми императорами, Августом (умер в 14 г. н. э.) и Тиберием (14–37 гг.), Валерий выставляет себя поборником традиционных ценностей римского народа, а следовательно, традиционной идеологии. Он, безусловно, приверженец сенаторского сословия и приводит значительное число примеров достойного поведения отцов-сенаторов. Это вполне согласуется с его республиканскими убеждениями, когда сенат был действительно высшим органом в государстве. При этом Валерий разумно не забывает о панегириках по адресу Юлия Цезаря, Августа и Тиберия, из которых первого можно с полным основанием считать провозвестником новой эпохи Империи.

Здесь нет особого противоречия. Принципат Августа (так лучше именовать эту эпоху) складывался на основе взаимодействия (а также и соперничества) двух ветвей власти — традиционной в лице сената и новоявленной в лице императора. При Тиберии произошел заметный крен в сторону усиления императорской ветви, но формально сенат как республиканский институт оставался при деле управления страной. Отсюда — некоторая путаница в тексте Валерия. Довольно часто, когда речь идет о событиях эпохи Республики, он употребляет понятие «римская империя», хотя встречается и традиционное «res publica». В любом случае для него на первом месте — римский народ, populus Romanus. В этом смысле примечателен фрагмент четвертой книги раздела «О благородстве» (вариант: «О щедрости», IV.8.4) с таким зачином: «Думаю, римский народ поспорит со мной: почему это я все говорю о частных лицах, но не о народе в целом». Валерий прежде всего — искренний патриот и защитник древних, а следовательно, традиционных нравственных устоев.

Что касается стилистики повествования Валерия, то здесь едва ли найдутся какие-то новшества. Он — добропорядочный наследник стиля Цицерона (106-43 до н. э.) и Тита Ливия (39 до н. э. — 17 н. э.), то есть носитель «золотой латыни». Момент подражания совершенно очевиден, тем более что труды названных авторов являлись его первейшими источниками.

Валерий пытается внести в изложение нечто свое. Но, как правило, эта самостоятельность проявляется в риторических длиннотах, риторических же вопросах и неумеренных восклицаниях. Короткие рассказы, сообщаемые Максимом, вполне самодостаточны, но автор не упускает случая высказать свое мнение, иногда коротко, иногда в напыщенных выражениях. Обратимся к тексту (IV.1.9): «Гай Клавдий Нерон тоже может рассматриваться как пример исключительной умеренности. Славу победы над Гасдрубалом он разделил с Ливием Салинатором. Тем не менее он предпочел следовать за триумфальной колесницей Салинатора верхом, но не стать триумфатором самому: хотя сенат и даровал ему такое право, все же победное сражение состоялось в провинции, которой управлял Салинатор. Это был триумф без колесницы, но еще более блистательный, потому что одному воздали за победу, другому за умеренность». Случай 207 г. до н. э. описан Титом Ливием (XXVIII.9.9–9.11). Курсив — сентенция Валерия. Или, например, рассказ об исключительной щедрости некоего Гиллия из Агригента (IV.8, внешний пример 2)встречающийся и у других авторов, заключается выводом: «Эта щедрость оказалась более надежным стражем, чем плотно запертые сундуки». Явление того же рода — великолепный панегирик по адресу Секста Помпея (IV.7, внешний пример 2), которого автор недвусмысленно помещает в одном ряду с Александром Македонским. И так почти всегда. «История в анекдотах», пожалуй, лучшее определение жанра, в котором работал Максим. Надо только иметь в виду одно из первичных значений греческого слова «анекдот» — короткий, письменно не зафиксированный рассказ.

Естественно, Максиму требовалась некая систематизация. Рассказы его распределялись