Алишер Навои - Семь планет

АЛИШЕР НАВОИ

СЕМЬ ПЛАНЕТ

Перевод со староузбекского С. Липкина

ВСТУПЛЕНИЕ

После характерных для поэзии восточного средневековья обращений к аллаху и к его пророку, автор пишет похвалу слову, которое «до всего сотворено», говорит о преимуществе стихов перед прозой, высоко оценивает своих великих предшественников — Низами, написавшего «Семь красавиц», и Эмира Хосрова, создателя «Восьми райских садов». В то же время Навои критикует их: «Явили ткань прошедшего они, но ткали опрометчиво они». Поэт рассказывает о том, что увидел во сне семь разноцветных двор-цов, и их властители, цари семи частей земли, поведали ему семь чудесных повестей, которые поэт и пересказал в своей поэме, ибо «сердце жаждет света и добра и песни, спетой голосом пера». Перед тем, как приступить к сказанию о шахе Бахраме и о красавице Диларам, Навои в «нескольких вступительных словах» кратко излагает летопись царствования Бахрама Гура

СКАЗАНИЕ О БАХРАМЕ И ДИЛАРАМ

1

Тот мудрый, кто составил временникИранских полководцев и владык,

Дал место и Бахрамовым делам, —Стал украшением письмен Бахрам.

Когда Бахрама, — так писал мудрец, —С небесной славою связал творец,

Признали власть его державных думХакан и кесарь, весь Китай и Рум, —

Все страны обитаемой землиЕму свою покорность принесли.

Его предел — от Рыбы до Луны.Он всем владел от Рыбы до Луны.[1]

Царем царей Бахрама нарекли,Царем царей семи частей земли.

Всем дерзновенным робость он внушил,Всех венценосцев данью обложил.

Такой завел порядок искони:Будь это раджа иль хакан, — они,

Собрав налоги у себя в стране,Их не держали у себя в казне, —

Несли всю дань к Бахрамовым стопам,За ней гонцов не посылал Бахрам.

Так все цари, сполна и каждый год,Бахраму отправляли свой доход,

А также и добычу рук людскихИз недр земных или пучин морских.

Все редкости, все ценности землиСо всех сторон в его казну текли.

Велик ли, мал, но целиком налогИсправно в шахский поступал чертог.

А шах, к игре и пению влеком,Веселью отдавался целиком.

Любил он страстно музыку, игру,Звенели песни на его пиру.

Не ведал он тоске своей границ,Не видя музыкантов и певиц.

Повсюду он возил их за собой,Без них терял он волю и покой.

Всевластный, музыки признал он власть.Охота — вот его вторая страсть.

Но даже на охоте удалой,Пронзая жертву меткою стрелой,

Вдруг останавливался, не дыша:Алкала светлой музыки душа…

Он промаха не знал, стреляя дичь,Кровь проливая, издавал он клич.

Среди лихих охотничьих забавОн пил всегда вино, чей цвет кровав.

Нередко он, охотясь, открывалКрасивую поляну, и привал

Он объявлял; слетались сотни слуг;Хмельная чаша обходила круг;

Звенел ребаб, то плача, то смеясь;Шипел кебаб, на вертеле дымясь…

Однажды он, охотясь так, набрелНа холм; вокруг пестрел цветами дол

Не охватить его, не оглянуть…Вливался воздух животворный в грудь.

Расположился на холме Бахрам,Стал пировать. И песня к небесам

Свободно, ясно, радостно взвилась,Она согласно, сладостно лилась.

Певцу внимая, пил Бахрам вино,А сердце было ввысь устремлено.

Хмель в голове, а музыка в ушахТак весело звенели; видел шах,

Что он могуч, и славен, и велик,Для слабых — упования родник.

В душе рождалась мысль: «Я сотворенДля блага всех земель и всех племен,

И в благодарность за любовь творцаЯ должен бедных утешать сердца.

Я буду милосерден, справедлив,Добро и правосудье утвердив».

Казалось, озирает он простор,Нет, в самого себя он бросил взор!

Тут путника в степи заметил шах:Он приближался, ускоряя шаг.

Бахрам подумал: «Кто это идет?Внушает жалость бедный пешеход!»

Душа склонилась к незнакомцу вдруг,И приказал он одному из слуг:

«Сядь на коня, а на другом конеТы чужестранца привези ко мне».

Гонец к Бахраму странника привез,И незнакомцу задал шах вопрос.

А тот сошел с коня, чтоб наземь лечь,И, прах поцеловав, повел он речь.

Он в жемчуга свои слова облек,Всех изумил его отменный слог,

Бахрама так восславил чародей,Что в восхищение привел людей,

Не только в восхищение — в восторг,Из их груди он похвалу исторг:

«Не подобает страннику стоять,Он должен подле шаха восседать!»

И вот вино пришельцу подаютИ предлагают сто различных блюд;

Когда поел он вдоволь и попил,В беседу с чужестранцем шах вступил.

Поправился Бахраму разговор.Был собеседник тонок и остер,

На все вопросы находил ответ…Подумал шах: «Он обошел весь свет,

Он сведущ в жизни, он знаток наук!»Сказал Бахрам: «О мой чудесный друг,

Отрадно мне беседовать с тобой!Но всей вселенной ты прошел стопой;

Твои движенья быстры; твой языкВкус ясности и плавности постиг;

Ты земли дальних пересек держав,Пустынь и городов; скажи, я прав?

Из слов твоих сужденье извлеку:Ты много видел на своем веку.

Диковинки встречал ты на пути, —Нас в тайну приключений посвяти.

Встречался с чудесами ты порой, —Хотя б одно из них ты нам открой!»

Воскликнул путник: «Добрый господин!В степи я путешествую один.

Язык мой беден, дар мой слишком слаб,Не произнес бы слова я, когда б

Тебя в степи не встретил я сейчас.Я знаю удивительный рассказ.

Живу я, тайну от людей храня:Так это чудо потрясло меня!

Свой путь я начал далеко отсель,И шах Бахрам — моих скитаний цель.

Он царь царей, он шахов гордый шах,А небо — у его порога прах.

Когда к его чертогу я приду,Когда к его порогу припаду,

Лицо и очи к праху приложуИ цель прихода шаху изложу,

Ему открою чудо в тот же миг.Бахрама я покуда не достиг,

А ты уже вопрос мне задаешь,Невольно на моем пути встаешь.

Как быть! Сказать? Нарушу я обет.Но и молчать не смею я в ответ!

Радушием тебе обязан я.Смотри же, господин, как связан я!

В тебе я вижу гордые черты;Твой сан высок; являешь облик ты,

Который свойственен одним царям.Мне кажется: пусть ты — не шах Бахрам,

Царем ты предо мною предстаешь,Мне кажется: ты на него похож,

Хотя невероятно сходство с ним:Бахрам ни с кем на свете не сравним!

Сюда пришел я из чужих сторон.Твоим великодушьем я пленен.

Но все же у меня другая цель:С Бахрамом говорить — благая цель.

Ты лаской сердце мне развеселил,Но две заботы в сердце поселил:

Смолчу — беда и расскажу — беда…Как на тебя смотреть мне без стыда?»

Тогда расцвел властитель, как цветник.Светильником он сделал свой язык:

«О ты, кто странником в пустыне стал!Знай: ищущий — нашедшим ныне стал.

Ты сам не ведаешь, что в этот миг,Искатель, ты искомого достиг.

Не жаждай, друг мой, около реки,Не страждай, друг мой, счастью вопреки!

К Бахраму ты спешил степной тропой?Начни рассказ: Бахрам перед тобой!»

Тут странник, небеса благодаря,Целуя землю, пал к ногам царя:

Узрел он цель, хоть много перенес!Он благопожеланье произнес,

Учтиво сел и начал: «Мудрый шах!О разных ты спросил меня вещах.

Вот первая: кто я? Мой шах, внемли.Зовусь я среди жителей земли —

Мани; художник — звание мое,Известно рисование мое».

Восторг Бахрама взвился до небес,Как будто был он мертвым и воскрес:

Бахрам давно художника искал!Он крепко обнял гостя, приласкал,

Остались все придворные в тени:Увидел шах великого Мани!

Однако вскоре благосклонный шахЕму напомнил о других словах.

Рассказчик молвил: «Слушай мой ответ.Скитаясь, обошел я семь планет,

Под сводами блуждал я всех небес,И очевидцем был я всех чудес.

Затмило все в моих глазах одно:В Китае обретается оно.

Там с неким повстречался я купцом.Не ошибемся, коль его сочтем

Богаче многих шахов и царей.Сокровищами копей и морей

Владеет он: у этого купцаТоварам нет ни края, ни конца.

Число их даже передать нельзя,А денег столько, что сказать нельзя,

Ему туманов никогда не счесть:Одних наличных сотня тысяч есть!

Хотя богаче прочих он купцов,Хотя забыл число своих ларцов,

Хотя не знает счета сундукам,Рубинам, серебру и жемчугам, —

Владеет он жемчужиной одной.Жемчужиной? Зови ее луной,

Любовникам сияющей с небес,Игрушкой, дивом, чудом из чудес!

Волшебница в Китае рождена,Любовью к ней страдает вся страна.

Красы подобной не было вовек:С тех пор, как существует человек!

Кто взглянет на нее, тот будет радОтдать ей душу за единый взгляд.

Когда же в руки чанг она возьмет,От счастья только мертвый не умрет.

Когда же струны чанга зазвенятИ стройным, животворным звукам в лад

Протяжно запоет она сама, —Вселенную сведет она с ума!

Когда б я прожил тысячу веков,Когда б я знал сто тысяч языков,

Я не сумел бы рассказать о той,Чей голос нежный спорит с красотой!

Хозяин украшает красоту,Богато наряжает красоту.

Он ей носилки для прогулок дал,На них пошли алоэ и сандал,

Пленителен красавицы покров —Крученый шелк изысканных цветов,

Он жемчугом искусно окаймлен.Доносится до нас певучий звон:

То чанг звенит, и легче ветеркаБежит по струнам тонкая рука.

Красавица играет, как Зухра,Сияя, как рассветная пора.

Она игрой приводит всех в восторг.Купец хотел продать ее, но торг

Не состоялся до сих пор. Смотри:Зухра — одна, а сколько Муштари!

Все богачи, юнцы и старики,Опустошив мешки и сундуки,

Отвесили купцу свое добро,Но золото, рубины, серебро

Отверг хозяин и сказал: «КазнаВсего Китая — вот ее цена!»

Неутолимой страстью обуян,Уже хотел ее купить хакан,

Весь годовой доход купцу отдать.Узнав об этом, возроптала знать,

Советники сказали: «Светоч наш!Когда казну ты за нее отдашь,

Не сможешь больше денег ты собрать,Тебя покинув, разбежится рать.

Ты должен дань обычную внестиИли восстать: иного нет пути.

Но, потеряв и войско и казну,Как против шаха ты начнешь войну?

Страсть утолишь ты, царство погубя.О, пожалей державу и себя!»

Хакана мудрый охладил совет,А у других влюбленных — денег нет.

Хотя страдают тысячи сердец,С продажей не торопится купец.

Но я, желая стать твоим слугой,Подарок приготовил дорогой,

Когда решил отправиться к тебе,Быть может, он понравится тебе.

В живой воде я краску растворилИ образ дивной пери сотворил,

Хотя рисунок — не она сама,Подобие найдешь в чертах письма:

Посильную красе принес я дань…»Сказав, он вынул шелковую ткань.

Шуршала ткань, упруга и нежна, —На ней певица изображена!

Художник жизнь в китайский шелк вдохнул,Ресницами с картины пыль смахнул,

Расправив складки, разложил он шелк…Бахрам взглянул, и вскрикнул, и замолк.

Казалось, разум у него погас!До вечера не отрывал он глаз

От шелка, в думы погружен свои.Казалось, он исчез в небытии.

До вечера ни с кем не говорил,Он образ пери в сердце затаил,

Запали в душу дивные глаза,Сжигали душу пламя и гроза.

Мани, почуяв боль его души,Сказал: «Опомнись, шах, и поспеши,

Не упускай красавицу из рук,Не то смертельным будет твой недуг!»

«Увы! — Бахрам воскликнул, — я в огне!В целебном счастье жизни — горе мне.

Я обезумел: ты меня сразил,Когда ее глаза изобразил.

Художник, сделал ты меня больным,Как врач, недугом ты займись моим.

Скажи скорей, подай благой совет:Что делать мне?» — Мани сказал в ответ:

«Ее цена — китайская казна.Когда тебе краса ее нужна,

Когда из-за любви ты изнемог,Да будет жертвой годовой налог!

Дирхемы — наилучшие врачи.Всю дань Китая за нее вручи,

От денег в полной мере откажисьИль от китайской пери откажись!»

«За близость с ней, — сказал ему Бахрам, —Не только дань хакана я отдам,

А подати со всех моих державОтдам я, ничего не удержав,

И цену эту низкою сочту,Когда осуществлю свою мечту!»

Воскликнув так, письмо составил он,Немедленно в Китай отправил он

Сто мудрецов, ревнителей святынь,А с ними — верных евнухов, рабынь,

Чтоб оказать красавице почет,Чтоб на пути не ведала забот.

Хакану приказал он в точный срокКупцу вручить весь годовой налог,

А людям он сказал: «Наказ таков:Луну освободите от оков».

Стремясь исполнить шахский сей наказ,Послы в Китай отправились тотчас,

С измученной душой остался шах,Художник — рядом, а портрет — в руках.

2