«Планы сражающихся царств» (исследование и переводы) - Ким Васильевич Васильев Страница 28

На следующий день пошел сильный дождь. Горные потоки разлились. Вода снесла в лагере все вешки. [Чуским] военачальникам пришлось тогда подчиниться [обстоятельствам]. Поэтому вместо того чтобы помогать Янь, [чусцы] напали на вэйский [город] Юнцю. Они захватили его и передали [царству] Сун. Три царства испугались и прекратили военные действия [против Янь]. Армия [царства] Вэй подступила к [лагерю Цзин Яна] с запада. Армия [царства] Ци подступила к нему с востока. Когда же чуская армия вознамерилась вернуться, то не смогла сделать этого. Тогда Цзин Ян отворил западные ворота [своего лагеря], называвшиеся "Согласие", и стал открыто посылать в сторону Вэй гонцов, которых днем сопровождали колесницы и всадники, а ночью — факельщики. Циские военачальники пришли в замешательство, решив, что Янь и Чу вошли в сговор с Вэй. Тогда они собрали войска и отступили. После отступления циских войск Вэй, потерявшее своего союзника, лишившееся того, с кем могло бы совместно атаковать Чу, покинуло ночью [свои позиции]. Тогда чусцы вернулись [на родину]»[316].

Приведенные выше примеры показывают, что концепция Крампа вступает в противоречие с содержанием «Планов Сражающихся царств». Абсолютизируя тот факт, что в тексте этого сочинения встречаются исторически недостоверные материалы, Крамп выказывает скептическое отношение к любым попыткам восстановить его реальную историческую основу. Его концепция совершенно игнорирует богатство и интенсивность древнекитайского исторического предания, игравшего столь заметную роль в общественной и литературной жизни Сражающихся царств. Анализ этого предания, осуществленный современными исследователями, весьма нередко обнаруживает рядом с наслоениями тенденциозного вымысла следы подлинно исторических фактов. Так, известно, что в западной синологии особым недоверием пользуются речи Су Циня, часть которых действительно содержит очевидные искажения исторической истины. Однако Сюй Чжун-шу открывает перед историками возможность обнаружить достоверные данные даже в тех рассказах «Планов Сражающихся царств», героем которых является Су Цинь. По словам Сюй Чжун-шу, Су Циню «принадлежат деяния, которых не коснулось людское забвение, они были совершены в канун поглощения шести царств царством Цинь и к тому же [по своей сути] соответствовали потребностям действовавших в те годы сторонников антициньского объединения царств. Тогда сторонники антициньского объединения царств, взяв за основу вышеупомянутые деяния, вылепили в соответствии со своими представлениями образ [Су Циня]... По этой причине предания о Су Цине хотя и не принадлежат целиком достоверной истории, но и не относятся целиком к области вымысла»[317]. В других случаях мы сталкиваемся в рассматриваемом сочинении с текстами, в ткань которых введены материалы, целиком принадлежащие достоверной истории. Итак, приведенные нами факты и наблюдения ученых свидетельствуют, что при составлении ряда речей, представленных сейчас в «Планах Сражающихся царств», во главу угла был поставлен интерес к самим событиям, разбираемым в этих речах, что авторы последних в своем творчестве опирались на реально-исторические данные. Это заставляет нас возвратиться к высказанному еще древними библиографами взгляду, что «Планы Сражающихся царств» представляют в основе своей историческое сочинение. Препятствием на пути к утверждению этого взгляда служит необычайность его формы. Однако историографическое назначение этой формы станет понятным, если связать ее с определенной традицией объяснения исторических событий. Действительно, в том случае, когда под влиянием актуальных политических потребностей люди пытались представить себе, что в той или иной конкретно-исторической ситуации прошлого было бы разумно предпринять, имея в виду такие-то и такие-то цели, наиболее подходящим оказалось объяснение человеческих действий в терминах намерений и планов.

С первых же шагов анализа содержания «Планов Сражающихся царств» как исторического сочинения становится очевидным, что в понимании исторической реальности и в объяснении хода исторических событий между этим сочинением и таким выдающимся памятником позднечжоуской исторической литературы, как «Цзо чжуань», имеются разительные расхождения. В самом деле, в «Цзо чжуане» дано последовательное описание жизни древнекитайских царств на протяжении периода Чуньцю, освещенное верой в непреклонный закон небесного воздаяния. Каждый из фактов истории этих царств, взятый в отдельности, обычно раскрывается как проявление доброй или злой воли человека. Этический принцип в данном памятнике выступает в качестве важнейшего элемента исторического рассказа. По словам Уотсона, история в «Цзо чжуане» помещена в «сферу моральной ответственности людей»[318]. Иное в «Планах Сражающихся царств». В обычных для этого сочинения фрагментарных рассказах об отдельных моментах взаимоотношений между Сражающимися царствами место этического постулата занимает практическая мудрость. Вот, к примеру, приведенная в «Планах царства Вэй» история того, как позор, обрушившийся на вэйского вана после гибели вэйской армии под Малином[319](341 г. до н. э.), стал источником посрамления его врагов: «[Царства] Ци и Вэй сражались под Малином. Ци одержало большую победу над Вэй, убило наследника престола Шэня, нанесло поражение стотысячной армии. Вэйский ван призвал Хуй Ши и, поведав ему об этом, сказал: "Ведь Ци — мой враг, ненависть к которому не ослабнет до конца дней моих. Хотя моя страна невелика, но у меня часто возникает желание собрать все войска и ударить по нему. Каково будет, [если сделаю так]?". Тот ответил: "Нельзя этого делать. Я слыхал, что у ванов была мера, а тем, кто стоял во главе правителей, был знаком расчет. В том, о чем ты, ван, поведал мне, нет ни меры, ни расчета. Тобой некогда владела ненависть к Чжао, а потом ты стал воевать с [царством] Ци. Война не принесла тебе победы, страна не подготовлена к обороне, а ты еще хочешь собрать все войска и кинуть их на Ци. Это расходится с тем, что я тебе сообщил [о мере и расчете]. Если ты ван, хочешь отомстить Ци, то лучше всего, сменив одеяние и приняв униженный вид, отправиться ко двору в Ци. У чуского вана это вызовет гнев. Если посланные тобою люди натравят их друг на друга, то Чу пойдет войной на Ци. А если отдохнувшее Чу нападет на измотанное Ци, то последнее непременно станет добычей Чу. Так ты, ван, с помощью Чу повергнешь Ци". Вэйский ван согласился с ним и послал гонца сообщить в Ци о своем желании стать подданным [циского вана] и прибыть к его двору. Тянь Ин дал согласие на это. Чжан Чоу сказал: "Не следует [соглашаться]. Если бы [Ци] совершило церемонию обмена визитами и заключило союз с Вэй, не выиграв у него войны, если бы [затем] оно выступило против Чу, — вот тогда можно было бы [рассчитывать] на большую удачу. Теперь же [Ци] одержало победу над Вэй, нанесло поражение стотысячной армии, захватило наследника Шэня, покорило [царство] Вэй, обладающее десятью тысячами колесниц, стало впереди [царств] Цинь и Чу, доведя таким образом до предела свои притеснения. К тому же чуский ван из