Кодзима-хоси - ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ Страница 33

Из дома вышла сельская служанка.

— Думаю, что это — провидение будд и богов. Супруга здешнего хозяина болеет, одержимая злым духом. Пожалуйста, удостойте её молением! — произнесла она. Тогда Гэнсон сказал ей:

— Мы простые ямабуси, нам это вряд ли по силам. Самые действенные молитвы у нашего предводителя, который отдыхает вон в той пагоде. Если ему рассказать о вашем деле, он непременно вознесёт моления.

Женщина очень обрадовалась:

— Тогда, проводите, пожалуйста, сюда того господина, главного священнослужителя! — и радости её не было предела.

Когда Гэнсон бегом вернулся к своим и сообщил об этом, все, начиная с принца и кончая его спутниками, явились в особняк. Принц вошёл в помещение, где лежала больная, и произнёс заклинания, сопровождая их магическими жестами.

После того, как он два или три раза громко возгласил дхарани Тысячерукой[450] и потёр свои чётки, больная сама забормотала, произнося разные слова. Заклинания действительно достигли слуха Пресветлого короля[451]. Руки-ноги у больной съёжились и задрожали, по всему телу заструился пот, больная сразу выпрямилась и внезапно выздоровела. Хозяин, её муж, обрадовался безмерно и сказал:

— У меня нет особых накоплений, так что я, может быть, не выполню ваших пожеланий. Но пусть это не так важно, только, пожалуйста, оставайтесь здесь дней на десять с лишним, дайте отдых вашим ногам. В последнее время ямабуси не могут срочно бежать отсюда незаметно, а потому нужно осторожно разузнать об этом.

С этими словами он велел собрать вместе дорожные корзины и все их разместил внутри усадьбы.

Хотя сопровождавшие принца люди внешне себя не проявили никак, в душе все испытали радость.

Так прошло больше десяти дней. Однажды вечером хозяин этого дома Хэйбэй вошёл в комнату для гостей, разжёг в печи дрова, стал вести разные разговоры и сказал так:

— Господа! Думаю, что вы наверняка об этом слышали. Правда ли это, не знаю, но говорят, что принц из Великой пагоды оставил Киото и направился в сторону Кумано. Но Дзёбэн-содзу, управитель района Трёх гор Кумано, — бесспорный приверженец воинских домов, поэтому я считаю, что укрываться в районе Кумано его высочеству трудно. Ах, если бы он приехал в наше селение! Хотя изнутри местность здесь узка, со всех четырёх сторон по краям долины размером в десять на двадцать ри высятся крутые обрывы, — это местность, через которую даже птице перелететь трудно. Сердце этого высокомудрого не лживо, он превосходно владеет луком и стрелами. Человек по имени Корэмори, потомок Хэйкэ[452], доверился нашим предкам и прятался в этих местах. Я слышал, что, когда мир был подчинён Гэндзи, он пребывал здесь в безопасности.

Тогда принц, действительно обрадованный, с довольным видом обратился к нему с вопросом:

— Если бы его высочество принц из Великой пагоды решил кому-то довериться и прибыл в эти места, мог бы он вам довериться?

Тоно-но Хэйбэй почтительно молвил:

— Нечего даже и говорить. Хоть я существо недостойное, но если я один так считаю, то вряд ли кто-нибудь станет возражать против этого от Сисигасэ, Кабурасака, Юаса, Адзэгава, Обара, Имосэ и Накацугава до восемнадцати уездов Есино.

— Тут принц встретился глазами с Кодэра-но Сагами, и Сагами придвинулся к Хэйбэй и проговорил:

— Вы и сейчас что-то прячете. Тот священнослужитель, который находится напротив, и есть принц из Великой пагоды.

Хэйбэй стал недоверчиво всматриваться в лица монахов, и тогда Катаока Хатиро и Яда Хикосити, произнеся: «Уф, как жарко!» — сняли капюшоны и положили рядом. Из-за того, что они не были настоящими ямабуси, стали явственно видны следы выбритых полумесяцем волос. Увидев это, Хэйбэй весьма удивился:

— И правда, вы не изволите быть ямабуси. А я так самоуверенно об этом говорил! Как совестно! Такое моё поведение непростительно.

Он прижал голову к земле, сложил руки и сел на корточки, опустившись с татами вниз.

Тотчас же провели срочные приготовления: построили для принца бревенчатый дворец и стали его охранять, в горах с четырёх сторон устроили заставы, перегородили дороги. Однако считая, что и этого ещё мало для того, чтобы осуществить такой важный план, о нём рассказали дяде хозяина, Вступившему на Путь Такэхара Хатиро. Тот сразу же стал сторонником Тоно.

Он быстро перевёл принца в свой особняк, выказал несравненную преданность ему, поэтому его высочество успокоился и провёл там взаперти примерно полгода, думая, что его никто не видит.

Принц снова приобрёл вид мирянина, потому и вызвал в свою опочивальню дочь Вступившего на Путь Такэхара Хатиро, и она стала его единственной возлюбленной. Говорят, что Вступивший на Путь хозяин дома тоже мало-помалу приблизился к принцу, что жители ближайшего селения стали изъявлять покорность его особе, к воинским же домам они, напротив, относились с пренебрежением.

Тем временем, об этом услышал Дзёбэн, управитель Кумано, и приблизился к реке Тодзугава. Но ему не хватало сил даже в сто тысяч всадников. Рассчитывая выманить принца наружу, пользуясь алчностью жителей окрестных селений, на перекрёстках дорог установили таблицы с надписью: «Имеется грамота из Канто о том, что человеку, который выдаст принца из Великой пагоды, пусть даже он не имеет чина или является простолюдином, в награду будет пожаловано поместье Курума в провинции Исэ. Сверх того, сначала Дзёбэн от себя в течение трёх дней выдаст шестьдесят тысяч кан[453] деньгами. Человеку, который убьёт его слугу или приверженца, — пятьсот кан, а тем, которые выйдут сдаваться сами, — по триста кан велено неукоснительно выдавать в тот же день». В конце текста были помещены жёсткие правила со словами клятвы.

Это было то же самое, что твёрдое обещание, данное для того, чтобы верили перемещённому столбу[454], и намерение похитить кого-то в обмен на пустяковые даяния, поэтому пошёл слух, что когда чрезвычайно алчные старосты восьми поместий увидели эти таблички, сердца их как-то изменились, цвет лица поменялся, а поступки стали неприятными.

Принц изволил молвить:

— Тогда в этом месте оставаться нельзя. Как бы нам отправиться в Есино?!

Вступивший на Путь Такэхара принялся его усиленно удерживать:

— Что из этого получится?

Вселить во Вступившего на Путь уныние было нельзя, но его высочество проводил луны и дни в опасениях.

В конце концов даже дети Такэхара отвернулись от отца. Заслышав, что на принца замышляют напасть, его высочество изволил тайком покинуть Тодзугава и направиться в сторону Коя. Из-за того, что по дороге ему предстояло миновать такие препятствия, как вражеские лагеря Обара, Имосэ и Накацугава, принцу хотелось попытаться использовать силы противника, и для начала он навестил управляющего поместьем Имосэ. Управляющий Имосэ не впустил принца в здание управления, но поместил его в бывшую по соседству пагоду и через посыльного сообщил:

«Управляющий Тремя горами Дзёбэн, имеет на руках приказ воинских властей[455] передавать в Канто сообщения о группах заговорщиков, поэтому позволить по этой дороге проследовать беспрепятственно — значит не иметь в будущем оправдания своей вине. Задерживать проезжающего принца страшно, поэтому, если вы отдадите нам одного-двух знаменитых людей из числа сопровождающих принца, чтобы мы передали их воинскому дому, или пожалуете знамя с гербом принца, мы отдадим его как свидетельство сражения и сможем рассказать о нём воинскому дому. А если из этих двух способов вы не соблаговолите принять ни одного, тогда делать нечего, придётся нам сразиться», — передал он, и принц подумал: «Похоже, что с этим действительно ничего не поделаешь», — но ответ дать не решился.

Тогда вперёд двинулся Акамацу-рисси Сокую, который произнёс:

— Выполнить приказ, встретившись с опасностью, — таков удел воина. Поэтому Цзи Синь[456], выдав себя за своего государя, сдался неприятелю, а Вэй Бао[457] остался и оборонял замок. Разве они не те люди, которые оставили потомству свои имена тем, что отдали свои жизни взамен жизни своего государя?! Как бы там ни было, если мы успокоим управляющего поместьем Имосэ и проследуем до особняка его высочества, мы в точности последуем их примеру.

Услышав эти слова, Хирага Сабуро промолвил:

— Самому никудышному из всех высказывать своё мнение неучтиво, и, всё-таки, человека, в столь трудные времена стоящего под знаменем командующего, его высочеству бросить труднее, чем бёдра, локти, уши и глаза. Но здесь нельзя не считаться с управляющим поместьем Имосэ, и самое лёгкое — это передать ему знамя его высочества. Это не так болезненно. Бросить на поле сражения коней и доспехи, потерять мечи и сабли, чтобы их захватили враги, не так стыдно. Из того, что он просит, отдайте, пожалуйста, ему знамя его высочества.