Чжуан-цзы - Чжуан-цзы Страница 38

Янь Врата Бытия, повстречавшись с колесницей, явился [к царю] и сказал:

– Просо скоро загонит коней.

Царь промолчал.

Но вскоре [колесничий] вернулся, действительно загнав [коней].

– Как ты это узнал? – спросил царь.

– Кони уже обессилели, а [он] все их понукал, – ответил Янь. – Поэтому [я] и сказал, что загонит.

* * *

Искусный Молот чертил круги [и квадраты] точнее, чем с циркулем и наугольником. Вещи изменялись, [как в природе], вместе [с движением его] пальцев, а [его] мысль на них не задерживалась. Поэтому его разум оставался целостным и не знал пут. [Он] забывал о [своих] ногах, [лишь бы] обувь впору; забывал о пояснице, [лишь бы] удобный пояс; в знаниях забывал об истинном и ложном, [лишь бы были] по сердцу. Не изменялся внутренне, не следовал за внешним, сообразуясь с [каждым] случаем. Начал сообразовываться, и, всегда со всем сообразуясь, он забыл о сообразности [своего пристрастия] к сообразности.

Сунь Изгой[270] – подошел к воротам учителя Бяня Счастливого[271] и, смущенно вздыхая, сказал:

– [Я], Изгой, жил в селении, и не случалось, [чтобы меня] назвали ленивым; не случалось, чтобы в опасный момент [меня] назвали трусливым. Но вот на полях не было урожая, а на службе царю [я] не встретил удачи. [Меня] изгнали из селения, из области. Но в чем [мое] преступление? О Небо! За что [мне] досталась судьба Изгоя!

– Разве ты не слышал о поведении настоящего человека? – сказал Бянь Счастливый. – [Он] забывает о своей смелости, забывает о зрении и слухе, бесцельно блуждает за пределами мирской пыли, в беспредельном, не занимаясь делами. Это называется действовать, но не настаивать; [быть] старшим, но не управлять. А ты ныне приукрашиваешь [свои] познания, чтобы удивить невежд; очищаешься сам, чтобы осветить грязь [других]; сверкаешь, будто поднимаешь солнце и луну. Ведь в сравнении со многими людьми: глухими, слепыми, хромыми, безвременно погибшими – ты обрел целостным свое тело, все [его] девять отверстий. Это уже счастье! Зачем же попусту ропщешь на небо? Уходи!

Сунь Изгой удалился, а Бянь вошел [в дом], сел, но вскоре взглянул на небо и вздохнул.

– Почему [Вы], Преждерожденный, вздыхаете? – спросили ученики.

– Недавно приходил Изгой, – ответил Бянь, – и я рассказал ему о свойствах настоящего человека. Боюсь, что напугал его, и [он] впадет в сомнения.

– Нет, – ответили ученики. – В чем [Ваша] вина? [Если] то, что сказал Изгой, истинно, а то, что сказали [Вы], Преждерожденный, ложно, то ложное, конечно, не может вызвать сомнений в истинном. [Если же] то, что сказал Изгой, ложно, а то, что сказали [Вы], Преждерожденный, истинно, то он, конечно, усомнится и вернется.

– Нет, – ответил Бянь. – Ведь в старину в окрестностях [столицы] Лу опустилась птица. Обрадовавшись ей, луский царь [велел] приготовить жертвенных животных, чтобы ее угостить; исполнить девять [тактов мелодии «Великое] Цветение», чтобы усладить ее музыкой. Но птица начала грустить, [у нее] зарябило в глазах, [она] не могла ни пить, ни есть. Вот что значит кормить птицу тем, чем питаешься сам. Ведь чтобы кормить птицу так, как она кормится сама, нужно [предоставить ей] гнездиться в глухом лесу, плавать по рекам и озерам, кормиться на приволье, на отмели и только. Вот и ныне, как мог не испугаться Изгой, человек мало видевший, мало слышавший? Ведь рассказывать [ему] о свойствах настоящего человека то же самое, что мышей катать в повозке или перепелку веселить барабанной трелью и звоном колоколов.

Глава 20

Дерево на горе

Бродя по [склону] горы, Чжуан-цзы увидел огромное дерево с пышными ветвями и листвой. Лесоруб остановился около дерева, но [его] не выбрал.

– Почему [его не рубишь]? – спросил Чжуан-цзы.

– Ни на что не годно, – ответил Лесоруб.

– Дерево негодное, а поэтому может дожить до своего естественного конца, – заметил Чжуан-цзы, спустился с горы и остановился в доме старого друга.

От радости друг велел мальчишке-рабу зарезать гуся и сварить.

– Разрешите узнать, – спросил мальчишка, – какого из гусей резать: того, который может петь, или того, который не может?

– Режь того, который не может петь, – ответил хозяин. На другой день ученики спросили Чжуан-цзы:

– Дерево на горе, [которое вы видели] вчера, может дожить до своего естественного конца, так как [ни на что] не годно. А сегодня смерть грозит гусю хозяина, который [ни на что] негоден. Как бы [Вы], Преждерожденный эту [годность] определили [для себя]?

– [Я], Чжоу, поместился бы между годным и негодным. [Сказав] между годным и негодным, как будто определил, а [на самом деле] нет. Поэтому неизбежны и затруднения. Но [все] иначе, если парить и странствовать, оседлав природные свойства. [Подобно] то дракону, то змее, без славы и хулы, развиваться вместе со временем, не соглашаясь предаться [чему-либо] одному. То вверху, то внизу, с мерой [лишь] в гармонии парить и странствовать у предка [всей] тьмы вещей, как вещь [рядом] с вещью, а не как вещь для вещи. Откуда же тогда возьмутся затруднения? Таковы были Желтый Предок и Священный Земледелец. Иначе обстоит [дело с теми, кто] говорит о [всей] тьме вещей, об отношениях между людьми: единое разделяют, созданное разрушают, честных унижают, почитаемых низвергают, деятельным [несут] неудачи, добродетельных [стремятся] перехитрить, бесполезных – обмануть. Разве тогда не обязательны [затруднения]? Увы! Запомните это, ученики! Вам [остается] лишь одно – область природных свойств!

[Удалец] с Юга от Рынка, Обязанный к Черной Работе,[272] увиделся с лусским царем. Царь Лу выглядел печальным и [Удалец] с Юга от Рынка спросил:

– Почему [Вы], государь, выглядите печальным?

– Я изучал путь прежних царей, – ответил царь Лу, – совершенствовался в делах предков-правителей, я почитал души предков, уважал добродетельных. Осуществлял это с любовью, беспрерывно и все же не [сумел] избежать беды. Вот и печалюсь.

– Плохие у [Вас], государь, средства, избавляющие от беды, – сказал [Удалец] с Юга от Рынка. – Ведь вот пушистая лисица и пятнистый барс живут на горах, в лесах, залегают в пещерах на отвесных скалах – [таков их] покой. Ночью охотятся, днем не выходят – [таков их] запрет. [Они] сдерживаются и прячутся; несмотря на голод и жажду, все же должны добывать себе пищу вдали [от людей] на реках и озерах, – [таков их] закон. И все же не [умеют] избежать беды – сетей и ловушек. В чем их вина? [В том, что] беду им приносит собственная шкура. Не представляет ли ныне царство Лу шкуру царя[273]? Мне хочется, чтобы