Максим Ююкин - Белый лебедь на черной реке. Мифы финно-угорских народов

Белый лебедь на черной реке

Мифы финно-угорских народов

Максим Ююкин

© Максим Ююкин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Предлагаемая вниманию читателя книга является первым на русском языке опытом литературно-художественного изложения мифов финно-угорских народов.

На обширных пространствах северной части Евразии от побережья Балтийского моря и среднего течения Дуная до Западно-Сибирской равнины проживают народы, говорящие на языках, которые относятся к финно-угорской группе. Выделившись примерно в 3‒2 тыс. до н. э. из уральской общности (к которой относятся также самодийские народы: ненцы, энцы, селькупы и ряд других), финно-угорский мир в процессе своего исторического развития разделился на ряд ветвей, характеризующихся особой этноязыковой и культурной близостью образующих их языков и народов. В северной и восточной Прибалтике проживают народы, говорящие на языках прибалтийско-финской группы: финны, карелы, эстонцы, а также ряд малых народов, находящихся под угрозой исчезновения, – вепсы, ижора, водь и ливы. К прибалтийско-финским близок саамский язык, носители которого живут на севере Скандинавии в пределах трех государств – России (на Кольском полуострове), Финляндии и Норвегии. Верхнее и Среднее Поволжье – территория, занимаемая волжскими народами (мордвой, которая делится на две этнические группы – эрзю и мокшу, и марийцами), а Прикамье и Приуралье – родина пермских народов (коми, подразделяющихся на коми-зырян, коми-пермяков и коми-ижемцев, и удмуртов). На среднем Дунае живет самый многочисленный финно-угорский народ – венгры, переселившийся туда в конце IX в. с Урала, близ которого, на Западно-Сибирской равнине, находится зона проживания их ближайших родственников – хантов и манси, носящих общее название обских угров. Эти три народа образуют угорскую ветвь финно-угров. Канули в историю такие известные из древнерусских летописей и других письменных источников финно-угорские народы, как меря, мещера и мурома, которые были близки к современным волжским финнам, а также югра и печора.

Мифологии отдельных финно-угорских народов, при всех их различиях, имеют ряд общих черт, свидетельствующих о том, что они имеют общую основу. Так, общими для финно-угорских народов являются мифы о сотворении мира и о героическом сватовстве в далекой земле, имя верховного бога, восходящее к слову со значениями «небо» и «воздух» (кар.-фин. Ильмаринен, саам. Ильмарис, удм. Инмар, коми Ен, хант. и манс. Нум-Торум; вепс. Юмоу, саам. Юбмел, мар. Юмо (Йымы), коми Йомаль и др.), а также ряд представлений, свойственных и мифологиям многих других народов мира (трехчастное деление мира, образ мирового древа и др.). Еще многочисленнее более частные соответствия (ср., например, сюжет о войне бога грома против злых духов в саамской и мордовской мифологиях, тринадцать кереметей у марийцев и тринадцать охотников (отец и двенадцать сыновей) в эпосе коми и др.).

Как известно, мифологические представления возникают в результате одушевления древним человеком окружающего его мира. Мифы финно-угорских народов являются яркой иллюстрацией этого тезиса. Финно-угорские боги – это почти всегда персонификации природных явлений (воздуха, воды, ветра, грома, молнии и под.). Среди них мы почти не найдем богов, воплощающих отвлеченные понятия (любовь, красоту, мир и под.), свойственных мифологиям наиболее развитых народов (прежде всего античной). Только у венгров мы встречаем специального бога войны. Номенклатура божеств отличается удивительным разнообразием: как уже указывалось, только имя верховного бога является общим почти для всех языков; несколько совпадений можно обнаружить в отдельных ближайше родственных языках. Уже одно это обстоятельство показывает, каким богатством и национальным своеобразием отличается мифология финно-угорских народов. Погрузимся же в увлекательный мир финно-угорских мифов и начнем свое знакомство с ним с краткого обзора произведений устного народного творчества, послуживших источником нашего изложения.

Эпос «Калевала» был составлен замечательным финским энтузиастом, собирателем фольклора Элиасом Лёнротом (1802‒1884) из собранных им карельских, ижорских и финских рун (народных песен) и впервые издан (в неполном виде) в 1835 г. Великое творение народного гения, в котором подлинно эпические мощь и размах сочетаются с тонким лиризмом, картины повседневной жизни – с самой причудливой фантазией, а точность и конкретность в изображении природы и быта – с глубиной философского и нравственного содержания, сразу покорило сердца читателей во всем мире.

По единодушному мнению ученых, «Калевала» возникла в период разложения родового строя (который у финских племен датируется IX в.), хотя в ней можно найти как отражения древнейших первобытных реалий, так и напластования, относящиеся к более поздним эпохам.

В центре повествования находится образы страны Калевалы и населяющих ее людей. Мудрый Вяйнямёйнен, объединяющий в себе черты творца-демиурга, культурного героя, эпического богатыря и духовного вождя-законодателя типа библейского Моисея, трудолюбивый, умелый Ильмаринен, удалой гуляка Лемминкяйнен – каждый из главных героев «Калевалы» воплощает какую-то из существенных черт народного характера, создавая в совокупности целостный многогранный образ народа, подарившего нам этот великий эпос.

Особняком среди героев «Калевалы» стоит трагическая фигура Куллерво. Композиционно его печальная история, некоторые мотивы которой заставляют вспомнить греческий миф об Эдипе, слабо связана с основной линией повествования, действующие в ней персонажи (за исключением Ильмаринена и его жены) не присутствуют в остальной части текста. В отличие от других главных персонажей, он является неполноправным в социальном отношении: Куллерво – раб, оказавшийся в таком положении в результате конфликта, который – и это необычно для «Калевалы» – носит не сказочно-мистический, а чисто социальный характер и вызван нарушением права частной собственности. Таким образом, архаическая цельность мира «Калевалы» оказывается нарушенной нарождающимися классовыми отношениями. С гениальной прозорливостью, не уступающей открытиям мастеров критического реализма XIX века, коллективный автор «Калевалы» уже на начальном этапе развития этих отношений интуитивно постиг неразрывную связь частной собственности и преступления и с огромной художественной силой показал безысходный трагизм порождаемых ими социальных и нравственных коллизий.

Для понимания истоков сказания о Куллерво чрезвычайно важен хантыйский миф о сыне верховного бога Нум-Торума, вступившем в противостояние со своим отцом. Паралеллизм многих элементов сюжета (Куллерво рожден и вырос в рабстве у своего близкого родственника Унтамо – сын Торума сразу же после рождения заточен отцом в каменном доме, Куллерво убивает жену своего нового хозяина Ильмаринена – герой хантыйского мифа вступает в связь с женой слуги своего отца, к которому уходит жить после ссоры с последним; особенно похожи в обоих сказаниях описания безуспешных попыток родственников убить главного героя) не оставляет сомнений в том, что перед нами варианты одного и того же мифа, который, таким образом, существовал уже в прафинно-угорскую эпоху.

Помимо Калевалы, большое место в повествовании занимает изображение далекой от нее северной страны Похъёлы, отождествляемой с Лапландией и характеризуемой однозначно отрицательно. Это антипод и постоянный антагонист Калевалы, царство зла и смерти; ее жители (Лоухи и ее дочери, Ёукахайнен) наделены самыми отталкивающими чертами характера: злобой, завистью, мстительностью, коварством и жестокостью; ограду вокруг дома хозяйки Похъёлы «украшают» человеческие черепа и змеи. Негативность в изображении Похъёлы несколько ослабевает лишь в одном эпизоде – описании свадьбы Ильмаринена и дочери хозяйки Похъёлы, занимающем около одной пятой части текста эпоса; обитатели северной страны в нем на время предстают радушными, заботливыми хозяевами, искренне пекущимися о том, чтобы торжество прошло благополучно. Светлая поэзия, которой овеяно это событие человеческой жизни (к слову, эта часть «Калевалы» широко включает песни, причитания и произведения других поэтических жанров, являющихся неотъемлемой принадлежностью свадебного обряда), способна рассеять, пусть и на краткое время, даже мрачную ауру Похъёлы. Диалектика отношений Калевалы и Похъёлы глубоко исторична и верно отображает сложность взаимосвязей между народами-соседями, примеры которой в изобилии дает нам мировая история. Вспомним, к примеру, отношения древнерусских князей с половцами, включавшими не только постоянную военную борьбу, но и временные союзы и взаимные браки.