Торговая игра. Исповедь - Гэри Стивенсон Страница 3

олигарх, ни один командующий ВВС Пакистана, ни один член китайского политбюро не упустил возможности отправить амбициозного сына, дочь, племянника или племянницу в этот ничем не примечательный уголок центрального Лондона, чтобы несколько лет изучать уравнения одновременности, а затем улететь домой, чтобы возглавить родную страну, возможно, с несколькими годами работы в Goldman Sachs или Deloitte в промежутке.

В 2005 году, когда я поступил в университет на факультет математики и экономики, я не был типичным студентом LSE. За три года до этого меня исключили из средней школы за продажу каннабиса на сумму ровно 3 фунта стерлингов. До этого я пытался основать музыкальный коллектив в стиле grime; на заказ мне сшили толстовку с надписью "MC Gaz" на лицевой стороне и "Cadaverous Crew" большими стилизованными буквами на спине. На первый день лекций я пришел в спортивном костюме от Ecko, состоящем из сине-белой толстовки и спортивных штанов. На белой толстовке спереди был изображен большой темно-синий носорог. До поступления я не имел ни малейшего представления об университете. Но один парень в школе сказал мне, что диплом LSE - это билет в один конец на работу в Сити с большими деньгами, и мне этого было достаточно.

Неудивительно, что я не очень-то вписался. Русские олигархи не ели в магазинах халяльных жареных цыплят. Сингапурцы не понимали моего акцента. Чтобы сэкономить деньги, я жил с родителями в Илфорде, в десяти милях к востоку от университета. У меня только что появилась первая настоящая девушка, тоже из Илфорда, и большую часть первого года я провел, выпивая с ней на скамейках в парке, тайком пронося ее из окна своей спальни через железнодорожные пути, когда мама возвращалась с работы, а в университет ходил только на лекции и занятия.

Несмотря на это, я был настроен на успешное поступление в LSE. У меня не было ни семейных связей, ни каких-либо знаний о Сити. Я не был высоким или красивым, у меня не было красивого костюма или навыков налаживания контактов. Самыми впечатляющими внеклассными занятиями в моем резюме были крайне неинтересная карьера в качестве быстро срывающегося на крик MC и два года распушивания подушек в магазине диванов DFS в Бектоне. Но математика всегда давалась мне естественно, поэтому, как мне казалось, у меня был только один путь в Сити - обойти всех арабских миллиардеров и китайских промышленников, получить высшую степень первого класса и просто молить Бога, чтобы Goldman Sachs заметил это.

Мой план по достижению этой цели был довольно прост: сидеть на переднем плане каждой лекции и занятия и следить за тем, чтобы понимать все, что говорит каждый профессор и классный руководитель.

Стратегия сработала довольно эффективно, и я закончил первый год обучения с довольно высоким первым баллом. Если быть до конца честным, мне было довольно легко. Я уехал на лето с ощущением, что мой план может сработать.

Но когда я вернулся в LSE на второй курс, кое-что заметно изменилось.

Во-первых, внезапно, беспрецедентно и, казалось бы, ни к чему не обязывая, почти каждый студент из всей группы стал интенсивно изучать младших банкиров. Я не хочу сказать, что все действительно получили работу в сверкающих небоскребах Кэнэри-Уорф или Сити, но все, совершенно неожиданно, по крайней мере для меня, стали вести себя так, как будто так и было. Люди стали посещать мероприятия Финансового общества по средам и пятницам, а также сетевые мероприятия Инвестиционного общества по понедельникам. Они стали использовать предложения, почти полностью состоящие из трехбуквенных аббревиатур -BS, IBD, CDS, CDO, M&A - и говорили о "продажах и торговле" и "секьюритизации". По какой-то необъяснимой причине большое количество людей стало посещать лекции в деловых костюмах. Стали распространяться слухи о том, что различные студенты, неизбежно высокие, широкогрудые, ухоженные, одетые в костюмы, явно богатого национального происхождения, уже обеспечили себе блестящие стажировки в Goldman Sachs, Deutsche Bank, JPMorgan или Lehman Brothers. Некоторые, по слухам, даже получили постоянную работу.

Все студенты начали подавать заявки на стажировки. Не одна-две, а пятнадцать-двадцать, а иногда и больше. В студенческой среде начали циркулировать теоретические вопросы для собеседования, якобы заданные мифическому студенту с факультета статистики или международных отношений. Стало общепризнанным, что кандидата на собеседование, скорее всего, спросят, сколько лысых людей проживает в штате Вирджиния. Одному студенту якобы дали пять секунд, чтобы дать ответ 49 раз по 49. Все студенты старательно записали, что это, конечно же, 2 401. Необъяснимо длинные очереди начали спонтанно образовываться в непредсказуемых местах кампуса. Как правило, большинство стоящих в очереди студентов, отвечая на вопрос, для чего, собственно, они стоят, не могли точно сказать, что это за очередь. Но, возможно, в конце ее кто-то получит стажировку. Может быть, появится возможность наладить контакты. Около компьютеров в библиотеке стали появляться большие группы из двадцати или около того студентов с калькуляторами, которые выводили цифры и буквы, общими усилиями решая онлайновые числовые тесты Morgan Stanley.

Я не знал, как реагировать на эту полную перемену в отношении, подходе и приоритетах студентов, окружавших меня. Многие из них вообще перестали посещать лекции, чтобы посвятить свое время и энергию искусству налаживания контактов, поиску работы, изучению языка и аббревиатур мира финансов. Моя до сих пор успешная стратегия, заключавшаяся в том, чтобы просто приходить на лекции и занятия и полностью понимать материал курса, стала казаться до боли недостаточной и наивной.

В недоумении я обратился к одному из немногих хороших друзей, которые появились у меня на первом курсе университета: высокому, красивому словенцу британского происхождения по имени Матич, который учился вместе со мной на математическом факультете. Хотя Матич не ходил в "полном деловом костюме", как многие другие студенты, его манера одеваться заметно отточилась. Он состоял в финансовых обществах. Он использовал аббревиатуры. Он подавал заявления. Он ходил на собеседования. Он посещал мероприятия.

Я спросил Матича, что же такого могло произойти за лето, что привело к таким крутым переменам в студенческом сообществе.

"Что ты имеешь в виду, Гэри? Разве ты не знаешь? Второй год - это год практики!"

Вот как это работает. Или, по крайней мере, я расскажу вам сейчас то, что Матик рассказал мне тогда.

Все в LSE хотят работать в Goldman Sachs. Или в Deutsche Bank. Или Morgan Stanley. Или в JPMorgan. Или в UBS.

Не только все в LSE, но и все в Imperial. А также все в Уорике. Конечно, все в Ноттингеме, Дареме и Бате. А еще люди из Манчестера и Бирмингема хотят