Георгий Миронов - Анаконда

Миронов Георгий Ефимович

АНАКОНДА

Вы не хотите убивать, вы, судьи и жертвоприносители, пока животное не наклонит головы? Взгляните, бледный преступник склонил голову, из его глаз говорит великое презрение.

Что такое этот человек? Клубок диких змей, которые редко вместе бывают спокойны, — и вот они расползаются и ищут добычи в мире.

Взгляните на это бедное тело! Что оно выстрадало и чего страстно желало, это пыталась объяснить себе эта бедная душа, — она объясняла это как радость убийства и зависть к счастью ножа.

Я — перила моста на стремительном потоке: держись за меня, кто может за меня держаться. Но вашим костылем не служу я.

© ЗАО «Издательство «ЭКСМО», 1997 г.

Пролог

КРОВАВАЯ ЗВЕЗДА ФЕЛИТА.

ПАРАД ПЛАНЕТ

Иван Рыков, «приближенный чародей» Государя Ивана Васильевича, стоял в Успенском соборе на коленях перед иконой святого Георгия. Митрополит уж службу заканчивал.

Тут в собор и ворвался Государь. Сам в монашеской одежде, приближенные опричники в кафтанах узорных, при оружии. Филипп царя сразу не увидел. Кто-то из опричников нахальных закричал на высокой ноте:

— Владыко! Оглянись! Али Государя не признал? Царь пред тобой во храме! Благослови его!

Скорбно, поджав сухие губы, глянул Филипп на царя в монашеском одеянии. Медленно повернулся к нему темным ликом. Легкое движение. А дуновение прошло по свечам горящим, причудливые сполохи метнулись по иконам и фрескам.

— Государь, говоришь? А где он? Не вижу я Государя. Ах, то не монах смиренный, то наш правитель просвещенный в Храм

Божий пожаловал! Божья власть выше царской! Пришел, склони выю. Кому подражаешь, Государь, одевшись в чужую одежу?

Иван Васильевич растерялся, склонил голову перед владыкой. Да не надолго. Последующие слова митрополита жгли его сердце раскаленным железом. Видно было, как порывисто дыхание Грозного царя.

Знал Иван, вот-вот взорвется он криком и угрозами. Всегда вот так мелко и жадно дышал перед тем, как начинался очередной припадок злобы и ненависти. А потом... Потом следовали приказы о казнях да ссылках. А мог, вот так сипло подышав, вздернуть кадыкастую голову к небу и, тряся бородой, обведя безумными желтыми глазами горницу или зал трапезной, поднять свой острый посох да и вонзить в грудь тому, в ком врага увидит.

А митрополит словно и не заметил назревающего гнева царя, продолжал:

— Ни в одеже, ни в делах, ни в словах не вижу царского величия! Где он, великий Государь? Даже у татар, поганых язычников, есть свои законы, своя правда. А в России нет правды... Мы здесь приносим бескровную жертву, а за алтарем льется невинная кровь христианская.

Иван Рыков видел, как напрягалась спина Государя, как приподняла его сухая, но сильная рука посох с острым наконечником. Быть греху!

— Побойся Бога, Государь! — прошептал тихо из-за спины Иван. — Вспомни о звезде Фелите. Прольешь кровь в храме, изменишь расположение светил, быть беде: на всей земле наступит матриархат, бабы странами управлять станут, войсками командовать, дела вершить. Сдержись!

Расслабилась спина Государя, оперлось мучаемое болезнью застарелой тело на посох, снова голова поникла на грудь.

Удержался. Надолго ли?

...Вышло, что не надолго. Низверг царь Иван Филиппа Колычева с митрополичьего престола. Не убил, в Тверь отправил, в Отроч монастырь. Но казнил десятерых Колычевых и... поднес в подарок Филиппу голову любимого племянника.

И потом, как ни пугал его Иван Рыков движениями планет, как ни старался сдержать кровожадность опричников, совсем озверел великий государь. Страшно покарал Новгород. А ведь и перед походом на Новгород планета Фелита ясно видна была на небе, что предвещало неудачу в походах и делах мужских. Не послушал. Жестокостью судьбу переборол. Смерти избежал, когда монахи Великого Новгорода в пустыни воду ему отравленную дали. Выплюнул, словно почуял опасность по глазам инока. Новгородского митрополита за это приказал на кобыле женить. Детей к матерям привязывали и бросали в воду с башен. По тысяче человек каждый день убивал.

Да и до Филиппа очередь дошла. Побоялся звезды Фелиты Государь. Сам Колычева не тронул. Послал Малюту Скуратова в Отроч монастырь. Благословения для Государя просить. А не даст...

Не дал. Мал юта старца и задушил в келье монастыря. Подушкой.

«Удивительно, — думал Иван Рыков, — сколь грехов на Государе, а все жив, не покарает его Господь».

Верит Государь Ивану Рыкову, когда тот ему по звездам гадает. Но и запрещает для хождения по Российскому государству ученые книги астрологические. Запрещены и «Книга Рафли», и «Аристотелевы врата», содержавшие руководство для гадания об исходе поединка. А нынче и вовсе запретил Грозный Государь любую астрологическую литературу. В сборнике юридических постановлений под названием «Стоглав» (в нем действительно сто глав было) особо «отреченные книги» оговорены. Да и разъяснено: употребление сиих книг не только противно Богу, но и государству.

Гадавшие по звездам и планетам отлучались от церкви и преследовались царевым законом.

Уж не последняя ли на Руси «Книга Рафли» осталась в сундуке у Ивана Рыкова?

Иван подошел к большому сундуку в углу горницы. Сундук окован черным железом, одет красной кожей. Сняв с шеи кожаный ремешок с ключом, Иван открыл массивный серебряный замочек, приподнял тяжелую крышку, небрежно вынул и бросил на пол пару косяков стамеда — шерстяной ткани да бумазеи — ткани ворсистой, пару косяков алого и синего кумача, да пять лап волчьих на рукавишное дело. Достал кафтан кастрожный, темно-серый, кошулю заячью под вишневым кумачом, шушун суконный, красный, воротовой — для подарка заботливой ключнице приготовленный. Достал ладунец с секретным замком, нажал невидимую кнопочку. Ладунец открылся, а там другой ключ. Тем ключом Иван пошуровал в черной дырочке, что сбоку, у самой стенки сундука. Потянул, дно и поддалось. Иван сунул руку в образовавшееся пространство, нащупал три книги свои любимые: «Шестокрыл», «Космографию» и «Книгу Рафли». Все современные познания об астрономических открытиях — о лунных и солнечных затмениях, о падениях метеоритов, о движениях комет.

Иван еще в юности изучил греческий, монастырским послушником начал читать книги мудрых греков, превзошедших все науки о мире, земле, небе как едином целом. Благодаря этим книгам увидел юный Иван в явлениях природы естественную связь с временами года, увидел, поразившись, и связь движения планет и судеб людей, и всего человечества, и каждого человечишки в частности, кем бы он ни был, юным послушником, владыкой, смердом или Государем.

А то, что не было ясно в юности, стало понятным, когда за крупный яхонт выкупил он у заезжего грека «Книгу Рафли».

На первый взгляд посвящена она способам гадания и не содержит ничего крамольного. Но только на первый взгляд...

Иван бережно раскрыл книгу. Первоначально такие гадания осуществлялись на земле или песке. К слову, и арабское «рафл» означает песок, а распространенное средь немчинов слово «геомантия» в корне содержит «гео» — земля.

Но фолиант, который раскрыл чародей Грозного царя мудрый дьяк Иван Рыков, представлял собой не просто гадательный текст, но целый трактат, в первой части которого имелись солидные разделы, содержащие календарные, астрономические, астрологические сведения общего характера. И был, что особенно ценно для чародея-практика, «работающего» при дворе такого непредсказуемого Государя, как Иван Грозный, набор приемов, позволяющих увязать положение планет и судьбу конкретного человека.

Честолюбив был Иван Рыков. Мало, что превзошел всю премудрость «Книги Рафли» на греческом, так, возгордившись, решил свою «Книгу Рафли» написать, создав нечто новое из старинной книги и собственных наблюдений.

Иван склонился над столом, выводя слова витиеватым красивым почерком. На глазах его рождались комментарии к «Книге Рафли», новая компиляция «Книги Рафли». Его, Ивана Рыкова, учение о связи планет с жизнью людей.

Грешен Иван в гордыне своей, превзойти древних греков вознамерился! А с другой стороны, не он ли предсказывал и успех али, напротив, победу в сражениях войск, не он ли устанавливал время для обнародования важнейших указов государевых, не он ли лечил Грозного царя, делая непременные ему кровопускания, строго ориентируясь на «святцы» (слово «календарь», как немчинское, Иван не любил). «Да и то рассудить, — успокаивал себя Иван, — может, не греки и «Книгу Рафли» придумали? Точно. Вовсе не греки! Они так же, как сейчас Иван, писали свои комментарии, описывали свой опыт, свои познания о совпадениях движения планет и событий в жизни людей, свои компиляции предлагали. А в основе-то открытия персидских мудрецов-астрологов да астрономов. От них наблюдения, записанные персами, перешли к арабам. А уж по «арапским святцам» мудрые греки прошлись. Но и ему, Ивану, работы оставили.