Владимир Угрюмов - Боец. Частный детектив по-русски

Владимир Угрюмов

Боец. Частный детектив по-русски

Роман-боевик

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Впереди нашей группы, ловко орудуя тесаками-мачете, продвигаются сквозь непроходимые заросли колумбийской сельвы четверо нанятых нами индейцев. За ними движется проводник-латинос Мендос, а уж после топаем мы. Мы — это я и пятеро моих парней. Вернее, не моих, а выделенных напрокат в джунгли «заботливым» моим новым шефом Полынским Геннадием Борисовичем, чтоб он так жил, как я хотел, как говорят в Одессе. Я и мои орлы увешаны килограммами всевозможного железа, которое способно стрелять, летать, взрываться, разносить к чертовой матери различные цели как на земле, так и в воздухе. Если будет нужно, можем раздербанить что-нибудь или кого-нибудь даже под землей. Вот такая, значит, тут у нас «мирная» экскурсия в экзотику Нового Света. Тропим мы эту малярийную местность вторые сутки.

Проводник, он же заинтересованное лицо от друзей моего шефа, выполняет также роль переводчика и надсмотрщика за индейцами. Мендос подобрал рабочих, исходя из каких-то своих, одному ему известных соображений. Мне он пояснил, что двое работяг будут из коренного племени уитото, а двое из чуахибов, а значит, в этом варианте они станут работать лучше и быстрее, так как никто из них ни в коем случае не захочет показать свою слабость перед представителем чужого племени. В общем, своего рода социалистическое соревнование теперь у товарищей индейцев, но, как я подозреваю, закончится оно отнюдь не вручением победителям переходящего вымпела, а длинной очередью из короткого автомата Мендоса.

Но вот это меня не касается. Это местные дела. И если Мендос решит, что индейцев в его стране стало слишком много, а их тут действительно порядком: племена чибчи, карибы, ара-ваки, уитото, тукано, гуахибо, да плюс негры и креолы, значит, так и будет. Подавляющее большинство аборигенов работают на плантациях коки — пашут ребята задарма на местных воротил наркобизнеса, к одному из них у моего шефа возникли небольшие претензии. Вот поэтому, собственно, я и шагаю, увешанный неимоверным количеством оружия, шагаю вместе с пятью бойцами сквозь малярийные дебри в постоянном ожидании автоматной очереди откуда-нибудь из зарослей. Также не исключается возможность нарваться на заботливо установленную добрыми руками «растяжку» и взлететь выше застилающих свет многоярусных растительных крон. Действительно, и какого только говна здесь не растет. Помню, когда в спецчастях на государевой службе изучал теорию работы в джунглях, в башке отложилось утверждение некоего исследователя, что в джунглях на три квадратные мили топорщатся около четырехсот видов растений. В общем, мама не горюй! А чертовы пальмы здесь в вышину достигают шестидесяти метров. Здесь это все и без Варминга видно. Кстати, пальмы пальмами, а вот это что такое?.. Вскидываю винтовку.

Американская М-16/78 армейского длинноствольного образца хищно вякает у меня в руках, одновременно в густую листву древесного папоротника отлетает пара потемневших горячих гильз.

Сквозь прорехи в листве вижу, как подстреленный мной тип в тропическом камуфляже, изображавший до этого времени обезьяну на пальме, мешком валится вниз, догоняя падающий автомат. Вот вроде мы и прибыли. Мендос быстро отгоняет окриком рабочих в тыл нашего маленького отряда.

Без слов, жестами, показываю своим парням, что нужно делать. Ребята у меня понятливые. В пампасах уже побывали в свое время, поэтому без лишних слов быстро рассредоточиваются. В этом месте, где мы теперь торчим, джунгли не так и густы. Впрочем, может, мне это кажется? Или я уже успел привыкнуть к труднопроходимым зарослям и теперь лучше ориентируюсь в них, используя для наблюдения каждую прореху, каждое не заполненное проклятыми растениями пространство? Все может быть. Может, сейчас более прозорливые и завалят нас. Нужно немного подождать в укрытиях. Как раз подходящее время, чтобы вспомнить, каким образом я вообще попал сюда, в эти проклятые джунгли. Началась вся эта история в городе Питере, наверное, тысячу лет тому назад…

Узким переулком по большим лужам в выбоинах асфальта выпуливаюсь на проспект, нагло распихивая плотный поток направляющегося к центру города транспорта. Настроение у меня сегодня хреновенькое, и если люди во встречных лайбах не самоубийцы, то лучше им меня все-таки пропустить. Таких злобных водителей, как я, на проспекте больше не видать, поэтому с некоторым даже сожалением паркуюсь у тротуара перед зданием постройки тысяча восемьсот затертого года, в котором теперь весь первый этаж занимает новый и из дорогих ресторан. Кабак этот успел, по слухам, завоевать некоторую популярность у питерских гурманов. Мне лично гурманы по фую — я хочу жрать.

Хлопаю дверцей своей замызганной, когда-то красной «восьмерки». Сейчас у нее цвет кровавого поноса. Машина — дерьмо и в дерьме грязных улиц напоминает мне всем своим видом, что и вообще-то все в жизни — дерьмо.

Скользнув хмурым взглядом по наручным часам, отмечаю: половина третьего дня, точнее, четырнадцать тридцать три по московскому времени в городе Питере. Очень хочется что-нибудь сожрать. Или кого-нибудь.

На мне мягкие кожаные черные ботинки, темные свободные брюки с идеальными, конечно, стрелками. Кожаная канадская куртка, темно-коричневая, на меху, — короткая, а потому и удобная. Прикид, в общем, не ресторанный, но меня это не колышет. Я хочу есть, и все остальное мне сейчас по фигу. Мелодично дзинькает колокольчик над входной дверью, и я оказываюсь в просторном зеркальном коридоре. Гардероб не хуже, чем в каком-нибудь солидном театре. Прохожу в зал — ноль внимания со стороны гардеробщика и охранника в пятнистом камуфляже. Вот это мне никак не понять, ну никак до меня не доходит идиотизм наших бизнесменов из охранных структур, выставляющих эти пятнистые пугала даже в элитных местах и заведениях наподобие этого. Кого, интересно, может в наше время отпугнуть вид полевой формы, кроме как бабу лек, шарахающихся от собственной тени? Брали бы уж тогда в охрану зеков с особого режима в полосатых бушлатах, с полным комплектом фикс во рту и Третьяковской галереей на теле. Идиоты долбаные эти наши коммерсанты!

Народу в ресторане нет. Оно и к лучшему. Еще не вечер, поэтому на меня внимания не обращают. Я для местной обслуги нечто вроде дневного фона с улицы. И хрен с ними! Нет у меня пока желания самоутверждаться. Я голоден. Интерьер большого зала поражает роскошью. Дураку понятно — тут даже за чашку кофе с тебя сдерут втридорога. Заваливаюсь на мягкий стул за столиком возле окна в небольшом втором зале. Здесь мне кажется немного уютней. Пока достаю пачку сигарет, зажигалку и выкладываю все это на столик, появляется официантка. Смотрю, как она подходит к моему столику. Подходит девочка красиво. Во мне даже что-то начинает шевелиться. Беру себя в руки. Спокойно, В лад, спокойно. Я сейчас другой. Вернее, тот же самый, но одновременно и другой… В общем, кому непонятно, идите на фиг, объяснять некогда. Униформа официантки вполне подошла бы уличной «бабочке», настолько все коротко и открыто. Сама же девушка слишком хороша собой, чтобы это было правдой, и я быстренько закуриваю сигарету, дабы успокоить позывы мужского естества.

— Добрый день! — обворожительно улыбается официантка.

Мне показалось, что она вот-вот сделает книксен. Но нет, такому их, видимо, еще не учат. Обворожительно хмурюсь в ответ.

— Привет, крошка, — бурчу недовольно, как будто мне президент Соединенных Штатов задолжал пару миллионов, да все никак не соберется вернуть. — Пожрать что есть в вашем сарае? — спрашиваю, не очень-то заботясь, какое произведу впечатление своим поведением.

Вижу, что малышка прилагает усилия, дабы продолжать мне улыбаться. Представляю, куда она меня сейчас мысленно посылает. Ох как далеко. К тому же на пустой желудок… Мой базар даме не по душе. Ну и плевать, что ей по душе, а что нет. Мне тоже многое не по душе, и сегодняшний мой день мне так же не нравится, как и предыдущие и, видимо, последующие.

— Извините. Один небольшой нюанс… — говорит она, пытаясь казаться милой. — Вы не могли бы расположиться в большом зале? Видите ли, в это время дня этот зал у нас обычно зарезервирован. Уверяю вас, что в другом зале будет так же удобно.

Я морщусь от ее слов, как от зубной боли.

— Нет! Не могу! И что за дела?! Я хочу наконец-то поесть, а не перемещаться по вашему кабаку туда-сюда! — рычу ей очень даже неласково и, затянувшись сигаретой, небрежно стряхиваю пепел на ковровое покрытие.

Девушка, покраснев, смотрит на серые комочки пепла под ногами.

— Вы и дома так себя ведете? — вдруг спрашивает она тихо, и мне кажется, что еще немного, и девушка заплачет. А что я могу сделать, мать твою, если мне нужно быть таким. Не объяснять же ей, почему я так себя изволю вести! Черт побери! Попадутся же чувствительные барышни на такой поганой работе. Мысленно я ей аплодирую, но только мысленно.