Дон Пендлтон - Встреча в Кливленде

Дон Пендлтон

Встреча в Кливленде

О знанье, знанье! Тяжкая обуза,

Когда во вред ты знающим дано!

Зачастую истина бывает неудобна. Но я здесь не ради собственного удобства. И окончательная Истина — это Смерть.

Пролог

Мак Болан, как никто другой, знал, что это такое — война без конца. Рожденный в то время, когда мир корчился в объятиях страшной войны; ощутивший себя личностью, когда человечество распалось на два враждующих блока — Запад и Восток; проведший юность в атмосфере всеобщих козней и интриг, когда во главу угла встала идея мирового господства, молодой Болан просто не мог не заметить пьедестал, приготовленный для него самой жизнью, пьедестал, на котором было место лишь для победителя среди живых — мертвые в расчет не брались. И пока другие молодые люди сжигали призывные повестки и участвовали в разных мирных демонстрациях, старший сын Сэма Болана обратил свой блестящий ум к метафизике насилия и пережиткам человеческой морали.

У Ницше он прочитал: «Ты говоришь, что хорошая причина всегда освящает войну. Я говорю тебе: это хорошая война освящает любую причину».

Молодой Болан не считал себя любителем войны, но ему был близок принцип, изложенный Уильямом Джеймсом: «Если эта жизнь не является подлинной борьбой за нечто, в случае успеха навсегда приобретаемое для вселенной, она не лучше игры актеров в частном спектакле, откуда их можно при желании удалить».

Болан не спорил с теми, кто утверждал, будто их «настоящая борьба» особенно эффективна на ниве пацифизма, при том условии, конечно, что это и вправду было делом их личной совести, а не способом уйти от ответственности. Для самого же Болана предметом спора были не мир или война как таковые, а факт долженствования в любой, отдельно взятой ситуации. Он не нашел для себя оправданий, которые позволили бы уклониться от участия во вьетнамской войне. Его правительство торжественно пообещало пресечь коммунистическую агрессию в Юго-Восточной Азии. И Мак Болан, являясь орудием своего правительства, храбро сражался во вьетнамской «хорошей войне», ибо чувство справедливости однозначно говорило: он должен, и все тут.

Впрочем, существовал еще один, более глубокий моральный принцип. Болан был не настолько идеалистом, чтобы полагать, будто добрый и порядочный человек способен честно прожить свою жизнь, устраняясь от проблем, которые волнуют весь мир. Но в его понимании, по-настоящему культурный человек не стал бы и пугать или терроризировать простой народ ради какой-то политической выгоды. Разумеется, акт военного нападения не был культурным поступком, и его последствия — даже в случае успеха — едва ли можно было рассматривать как нечто «навеки приобретаемое для вселенной».

Доброта никогда не поселится на жестокой земле.

У Болана нашлись личные причины сражаться в «хорошей войне» во Вьетнаме. И он стал в полном смысле слова превосходным солдатом, отменным стратегом и тактиком войны. Полностью контролируя себя, он был способен вдохновлять других; с холодным сердцем убивая налево и направо, он мог искренне плакать, глядя, как бессмысленно и жестоко убивают вокруг. На театре военных действий он стал известен под двумя эффектными и внешне парадоксальными прозвищами: «Палач» — из-за своего невероятного дара возглавлять команды смерти, и «Сержант Милосердие» — благодаря сочувственному вниманию к невинным жертвам войны «там, в Азии».

Но однажды война «там, в Азии» для сержанта Болана внезапно прервалась. Пришло сообщение с другого фронта и касалось оно жертв другой войны. Сержант был отослан домой похоронить своих близких. Отец Сэм, мать Эльза, сестричка Синди, братик Джонни — простые люди, намеревавшиеся тихо и спокойно прожить свои жизни, — пали жертвами агрессии, куда более свирепой и опасной, нежели та, с какой он сталкивался в джунглях Юго-Восточной Азии.

Да, Мак Болан знал, что такое война без конца. Он понял это, увидев глаза юного Джонни, единственного, кто уцелел в страшной семейной трагедии. Не личное мщение и не мораль участника общественной кампании изменили жизненный путь Мака Болана и послали его, одиночку, на тропу кровавой войны без конца.

«Характер человека — это его судьба», — сказал Гераклит.

«Я не судья им, — сказал Мак Болан. — Я их приговор. Я их палач».

Так началась его война против мафии.

Выйдя из джунглей, Мак Болан взялся за самых свирепых хищников.

Глава 1

Старая посудина «Кристина» располагалась в центре участка акватории, ограниченного ориентирными огнями. Силуэт судна четко рисовался на фоне ночного сияния Кливленда, этой жемчужины озера Эри. Для неискушенного глаза старый грузовоз ничем не отличался от других кораблей, сновавших на подходе к внешнему порту. Но благодаря превосходной аппаратуре Болан после долгих наблюдений составил собственное мнение об этом невзрачном суденышке. Неподалеку от «Кристины» на тускло освещенном пирсе высились ряды товарных складов, похожих на одинаковые железные коробки. На экране монитора можно было также разглядеть и то, что творилось на самом корабле. Прибавив увеличение, Болан различил на мостике моряка в униформе, еще одного — возле сходней; увидел он и несколько амбразур вдоль палубы, и огоньки сигарет, вспыхивавшие на главной палубе там и тут. Можно было подсмотреть и другие, казалось бы, вовсе несущественные детали. Да, этот корабль Болан изучил неплохо. Впрочем, дело стоило того.

Старая посудина «Кристина» принадлежала некоему Тони Морелло, главному людоеду кливлендской банды. Интуиция подсказывала Болану, что со времен схватки в Нью-Йорке Кливленд сделался новой магистралью честолюбивых устремлений мафии.

Разумеется, Тони Морелло не терял времени зря. Сам он контролировал весь городской припортовый район, а его «амичи» имели в своем распоряжении целую флотилию из Либерии, в составе которой помимо «Кристины» числилось множество крупных кораблей, и все они проходили через кливлендский порт.

Но Тони Морелло был всего лишь мелкой рыбешкой, резвящейся в мутной воде. Быстрое уничтожение Грязного Тони, по сути, ничего бы не решило. Болан стремился добраться до главных заправил, этих «уважаемых» бизнесменов, в действительности определявших правила мафиозной игры.

Для самого Болана игра сводилась к терпеливому выжиданию и тщательному выслеживанию врага. Рано или поздно кто-то из противников, потеряв чувство бдительности, раскроется, попробует пробежать по тонкой проволоке под носом Палача — и тогда полетят искры, грянет взрыв.

Настойчивость вознаграждается.

Так случилось и теперь. В углу обзорного экрана внезапно появился сверкающий лимузин, медленно кативший в направлении «Кристины». Болан прибавил увеличение и нацелил на лимузин оснащенный лазером инфракрасный окуляр. Автомобиль остановился в нескольких ярдах от сходней «Кристины», и на пирс из него выскочили двое громил.

Один из бандитов зорко огляделся по сторонам, другой же его спутник, распахнув заднюю дверцу, помог выбраться третьему пассажиру. Едва тот вступил в зону видения, Болан тотчас включил видеозапись. Это был человек лет шестидесяти, одетый в безупречный полуофициальный вечерний костюм. Но вот что любопытно: на его интеллигентном лице застыл неподдельный страх.

Сопровождаемый гангстерами, пассажир начал медленно подниматься по сходням. Смятенный взгляд его был устремлен на палубу, почти скрытую в темноте. И тут произошло то, что Болан предчувствовал и ожидал с самого начала: посреди сходней человек внезапно вывернулся и бросился бежать обратно. На секунду бандиты в растерянности застыли. Затем один из них выхватил револьвер, но другой грубо отпихнул его и, размахивая руками, устремился за беглецом.

Мгновенно среагировав, Болан тоже бросился вперед. Он выскочил из кабины своего боевого фургона и тотчас занял место за рулем спортивного «ягуара», стоявшего наготове.

Бандиты, разумеется, действовали умело, но человек спасал свою жизнь, и это придавало ему ловкости и силы.

Сорвавшись с места, «ягуар» помчался вдоль пирса. Неожиданно на столбах складской зоны вспыхнули фонари, словно облегчая охотникам погоню за дичью, и тогда в нескольких сотнях футов от старой «Кристины» Болану открылась трагическая развязка происходящего: двое злодеев настигли свою жертву и теперь тащили ее обратно к кораблю. Не снижая скорости, Болан направил автомобиль прямо на них. Громилы моментально выпустили несчастного и брызнули в разные стороны, предоставив тому самолично выпутываться из ситуации. Подобные трюки Болан знал очень хорошо.

Он едва не налетел на упавшего пленника, но вовремя успел свернуть и тотчас же направил «ягуар» в сторону парня, который пустился бежать вдоль дока. Никелированный бампер автомобиля с глухим стуком врезался в бандита и, протащив его на крутом вираже, сбросил в воду. Другой малый, сообразив, что дело нешуточное, отскочил к складам и приготовился стрелять. «Ягуар» с визгом затормозил у него под самым носом и одновременно в открытом окне показался ствол «отомага». Бандит начал стрелять первым, зато Болан целился точнее — из дула вылетел кусок ревущей смерти и разом снес громиле половину черепа.