Дон Пендлтон - Возвращение к истокам

Дон Пендлтон

Возвращение к истокам

Цивилизованный человек — это поднаторевший в знаниях дикарь.

Может ли человек достичь внутренней гармонии, размышляя над чужим опытом? Вероятно, да, но только начинать ему придется не от сотворения мира. Иначе всю гармонию пожрет огонь!

Дикари по своей воле никогда не сунутся в пламя. Поэтому я сам разожгу перед ними огонь, и тогда мы посмотрим, уцелеют они или сгорят.

Пролог

Лил нескончаемый дождь, и за косыми тяжелыми струями темное кладбище казалось призрачным и каким-то пугающе чужим.

И лишь одно надгробие, словно воздвигнутое на стыке времен — времен ласковых и добрых, но безвозвратно ушедших, и времен нынешних, обагренных кровью и цинично-жестких, — лишь одно надгробие напоминало Маку Болану о доме, вернее, о том, что было когда-то с ним связано и что навсегда сохранялось в душе, вызывая и нежность, и тоску, и почти непереносимое чувство нелепой утраты. Кутаясь в непромокаемый плащ, он неотрывно глядел на ровные ряды букв, высеченных на гладкой поверхности камня. И это было все, что осталось от тех, кого он знал и безмерно любил.

Это надгробие всей своей массой как бы вздымалось из Прошлого. Но, боже мой, сколько же подобных надгробий воздвиг Палач в Настоящем, чтобы хоть как-то отомстить своим врагам, которые, будто насмехаясь, поломали жизнь Болана надвое, на две эпохи — когда у него были дом и семья и когда он сделался безжалостным, неукротимым Палачом.

Только Прошлое и Настоящее. Само упоминание о Будущем воспринималось им как злая и неумная шутка.

Каждый на этом свете выполняет свой долг. Так в чем же заключался долг Палача? Вечно посылать проклятия на головы убийц, разрушивших его дом, и вызывать проклятия на собственную голову?

Что ж, по крайней мере, это сделалось необходимостью, которая придавала смысл его существованию и определяла многие поступки.

Начав как обыкновенный мститель, Болан очень скоро обнаружил, что тропа его войны не имеет конца: за конкретными врагами, подлежащими уничтожению, стояла, как выяснилось, огромная и чётко отлаженная организация, целая империя, чье имя — мафия. И тогда Болан понял: кроме личных обид есть еще и некие высшие нравственные принципы, каковым необходимо следовать, уж коли ты решил на этом свете оставаться Человеком. Гибель близких — лишь частный результат действия сил зла, орудующих на земле. Дернув за конец нити, нужно разматывать целый клубок, иначе борьба теряет всякий смысл. И Болан объявил беспощадную войну мафии как таковой. Из мстителя он превратился в Палача.

Сколько трупов оставил он на своем пути? Наверное, не меньше тысячи. Он не вел точных подсчетов: в, войне на истощение никто не считает мертвых. Пока сам Болан оставался жив, количество жертв не играло для него никакой роли. Если на ночном небе вдруг погаснет тысяча звезд — кто это заметит? Так обстояло дело и с мафией — ряды ее приверженцев казались бесконечными.

Но в подобном случае не утрачивала ли смысл его война? Судя по тому дружному хору проклятий, которые раздавались в адрес Палача, — конечно же, нет! И это придавало Болану новые силы.

Словно высеченное из камня, его лицо не выражало никаких эмоций. Поливаемый холодным дождем, он молча смотрел на надгробие, навеки скрывшее самых дорогих для него людей. Внезапно Палач насторожился: в темноте кладбища, совсем близко, он ощутил чье-то постороннее присутствие. Почти неуловимым движением он выхватил из-под плаща «беретту» и мигом направил дуло в ту сторону, где между деревьями возникло легкое, едва уловимое движение.

Настоящее, как всегда, не вовремя вторгалось в прошлое...

Но тихий голос, раздавшийся в темноте, принадлежал именно прошлому, будто наваждение...

— Это я, сержант.

Они медленно шагнули навстречу друг другу, и тотчас у Болана вырвался невольный вздох облегчения. На губах у обоих заиграли радостные улыбки.

— Я уже начал волноваться за тебя, Лео, — негромко проговорил Палач.

— Извини, но тропки в лесу слишком быстро зарастают. Мне пришлось искать обходной путь, — губы мафиозного босса презрительно скривились. — Я не люблю, когда за мной идут по пятам.

— Кто именно? — поинтересовался Болан.

— Скорее всего, Оджи.

Болан чуть слышно присвистнул:

— Шустрый малый.

— Не везет нам с этими козырями. Лезут везде. Такое впечатление, что безопасных зон просто не осталось.

— Нет, они еще существуют, — угрюмо возразил Болан и после короткой паузы добавил: — В этом мире... — Он вздохнул. — И какие же новости у тебя, Лео?

Маленький человек безнадежно развел руками.

— Кажется, я зашел в тупик, — пробормотал он. — И Гарольд прав. Без спонсора дальше играть невозможно.

— Найди себе нового, — пожал плечами Болан.

— Минуя Оджи? — Лео Таррин покачал головой. — Не получится, сержант. По крайней мере, не в этой части света. Для того-то и затеяна чистка рядов. Надежды никакой. Но все равно спасибо, что пришел. — Он мрачно глянул на надгробие. — Понимаю, ты хотел здесь побыть со своими... Да только лучшего места для встречи я не придумал, извини. И мой тебе совет: проваливал бы ты отсюда. К рассвету территория закроется. Зачем рисковать?

— Ну, предположим, я уеду. Чем займешься ты?

— Вероятно, еще какое-то время поиграю в игры Гарольда. Обидно, конечно. Я ожидал, что через несколько месяцев организацией займутся всерьез. Увы!

— А что у Гарольда?

Гарольд Броньола был очень крупным чиновником в Министерстве юстиции США и тайным начальником Лео Таррина.

— Ему осталось завершить одно дельце, — тихо произнес секретный агент. — Может, об этом еще и рановато говорить, но... Это последняя игра.

Болан прервал его взмахом руки.

— Тогда уж лучше помолчи, Лео. Как только Оджи узнает, что ты раскрыл рот, он снимет с тебя голову. И тебе, и Гарольду об этом известно.

— Но ведь сперва Оджи нужно что-то пронюхать? — Слабая улыбка тронула губы Лео Таррина.

— Не болтай ерунды, Лео. Уж тебе ли не знать! Оджи Маринелло поставит на уши всю страну и, если ему приспичит, превратит в своих боевиков и высших полицейских офицеров, и сенаторов, и конгрессменов — всех вместе и каждого по отдельности. Думаешь, Гарольд знает, кому из своих людей может доверять на сто процентов? В том-то и беда, Лео. Даю голову на отсечение, что Оджи и минуты не будет сидеть сложа руки, наблюдая, как его Империю разносят по кирпичикам в здании суда.

— Если бы дошло дело до суда! — тоскливо отозвался Таррин. — Боюсь, начни мы действовать по закону, вся эта канитель затянется как минимум на десять лет, а к тому времени...

— Но ты ведь не можешь войти в игру всего на десять минут, — возразил Болан.

— Ты прав, — вздохнул Таррин. — И потому придется рисковать. У нас осталась только одна игра. Последняя.

— Риск — мягко сказано. Это прямая дорога на тот свет. Надеюсь, ты понимаешь?

— Еще бы! — согласно пробормотал тайный федеральный агент.

— Где Ангелина с детьми?

— Они прикрыты.

— До тех пор, пока тебе самому ничто не угрожает, — заметил Болан.

— Они в безопасности! — настойчиво повторил Таррин.

— Сейчас никто не может быть в безопасности. И тебе это прекрасно известно.

— Если по правде, сержант, я уже перестал что-либо понимать. Так, какие-то судорожные движения...

— Выломай дверь и беги, Лео. Я найду тебе другого спонсора.

Таррин нервно усмехнулся.

— Мне ли говорить, как я верю тебе! Но всему есть пределы. И, похоже, пора заканчивать игру — мою игру, а не твою. Что толку, если мы оба погибнем?

Из всех людей, каких доводилось встречать Болану, Лео Таррин, возможно, был самым храбрым, надежным и преданным другом, в шкуре которого Палач никому бы не пожелал оказаться. Уже много лет Таррин ходил по лезвию ножа, являясь крупным мафиози и одновременно тайным агентом ФБР. Он ежеминутно рисковал собой, решая головоломные задачи, которые ему в изобилии подбрасывала жизнь. И, как знать, теперь он, может, даже радовался тому, что его изнурительная двойная игра подходит к концу.

— Ты, безусловно прав, Лео, — Болан пристально посмотрел на друга. — Но, сдается мне, ты все же непрочь был бы и продолжить. Ради святого дела. А?

— Ну, если честно... — замялся Таррин.

— Ладно, — устало подытожил Болан. — Тогда ты у меня в долгу, дружище.

— Я и так многим обязан тебе...

— Ты мне нужен живой, Лео. Хватит с меня мертвецов.

Некоторое время они стояли молча, не глядя друг на друга, и каждый думал о своем. Наконец Таррин тряхнул головой, словно отметая всякие сомнения, и твердо произнес:

— Ну, хорошо, будь по-твоему. Согласен.

И, как бы подтверждая сказанное, вдали прогрохотал мощный раскат грома.

— Сколько ты еще можешь оставаться здесь? — осведомился Болан.