Циклон с востока - Александр Александрович Тамоников

Александр Тамоников

Циклон с востока

Глава 1

Маньчжурия. Сухие степи, предгорья Хингана. Летом здесь жара, которая раскаляет камни и высушивает хилую кустарниковую растительность. Зимой пронизывающие ветра, которые гонят поземки, выстуживают и без того ледяные камни. Чтобы полк занял позиции на границе, сменив пограничные части, встал заслоном на пути 700-тысячной Квантунской армии, пришлось привозить буквально все: воду, строительные материалы, дрова для отопления казарм и блиндажей. Вся вновь созданная Дальневосточная армия зарывалась в пески, вгрызалась в камни, расчищала дальневосточную тайгу. Но в тайге была древесина, была вода. Здесь же, в предгорьях Хингана, было тяжелее всего.

Нападения Японии на Советский Союз ждали каждый день. На западе вовсю уже грохотала Великая Отечественная война, фашистские орды рвались на восток: на Украину, к Москве, к Ленинграду. Там, на западных границах, геройски гибли пограничники, не отходя со своих позиций, там умирали защитники Брестской крепости, в карельских скалах насмерть бились части Красной армии. А Дальневосточная армия сидела в окопах, воины напряженно смотрели на линию границы, сжимали винтовки, рукоятки пулеметов, ждали атаки. Каждый час, каждый день. Изо дня в день, из месяца в месяц. Выматывающее ожидание, когда сдают нервы, когда лопается терпение, когда хочется биться головой о камни, стрелять, лишь бы не сидеть и не ждать. Почти все: и рядовые бойцы, и командиры — писали рапорты с просьбой отправить на фронт. Бойцы с завистью смотрели на эшелоны, увозившие целые дивизии с Дальнего Востока на запад, на фронт.

И тогда враг решил устраивать провокации, он хотел заставить советское командование поверить в то, что война может начаться в любую минуту. То на одном участке границы, то на другом вдруг появлялись японцы с танками. Они разворачивались на виду советских позиций в атакующие порядки и шли в сторону границы. Молча, не стреляя, они приближались к линии государственной границы: к контрольно-следовой полосе, к заграждениям из колючей проволоки… и уходили назад, вглубь оккупированной китайской территории. Это происходило то на одном участке обороны, то на другом.

Сегодня ранним январским утром дозорные доложили о гуле моторов, раздававшемся с сопредельной стороны. Полк подняли по тревоге, и батальон Ивашова, как и другие подразделения полка, занял свои позиции. Около часа бойцы напряженно прислушивались к гулу моторов, не видя японцев. С командного пункта полка уже трижды приходили сообщения держать себя в руках и не поддаваться на провокации японских милитаристов. А потом все увидели танки. Они шли колонной, поднимая гусеницами снежную пургу. Расчеты «сорокапяток» в боевых позициях батальонов открыли ящики со снарядами. Наводчики приникли к прицелам.

Танки все ближе, вот они развернулись в цепь и встали. Ивашов вздохнул. А если это не все? А если сегодня как раз все и начнется? Комбат стиснул пальцами бинокль. Он увидел японских пехотинцев. Они выбегали откуда-то из-за танков и тоже разворачивались в цепи. Еще несколько минут, и вся армада двинулась вперед, к границе. Минута, две, три! Японцы не стреляли. Капитан Ивашов опустил бинокль — теперь он видел противника уже невооруженным глазом. Подбежавший с сообщением ординарец упал рядом и, набрав в горсть снега, вытер лицо.

— Товарищ капитан! С КП полка передают не поддаваться на провокацию, не стрелять.

— Да знаю, знаю, — проворчал Ивашов и, не поворачивая головы, приказал: — Передать по цепи. Не стрелять! Без приказа не стрелять!

— А если они первыми, а если перейдут границу? — нервно спросил командир первой роты.

— Не будут они стрелять! — отрезал Ивашов. — Не дураки же они. У нас полковая артиллерия на прямой наводке стоит. А они без артподготовки идут. На укрепленные позиции, между прочим. Они, думаешь, не знают, что мы три года здесь в камень зарывались!

Капитан снова приложил бинокль к глазам, но опомнился, опустил его, поскольку и так японцев было видно, и нервно сплюнул. Все, что он говорил ротному командиру, было правильно и логично. Убедительно. Только вот на войне часто происходят вещи и нелогичные. И люди гибнут вне всякой логики, и войны начинаются, мать их… А японская пехота уже близко, первые ряды почти дошли до колючей проволоки. Ивашов стиснул кулаки. «Еще пять минут, и мне придется отдать приказ открывать огонь. — Эта мысль была простая и привносила в душу даже какое-то успокоение. — Сейчас японцы пересекут государственную границу, и мы начнем стрелять. И все будет понятно и предельно просто. Вот враг, он посягнул на нашу землю. И наш долг, долг воинов своего Отечества, этого врага отогнать или истребить. И никаких уже сомнений и терзаний! Ну же, гады!»

Японцы остановились по ту сторону колючей проволоки всего в паре десятков метров от нее. Взревели моторы танков, выбросив в воздух струи темного дыма. Танки рванули вперед и тут же развернулись на месте, зацепив гусеницами ограждение из колючей проволоки. Развернулись и… пошли назад. Повернулась пехота и быстрым шагом стала удаляться. Все… Спектакль на сегодня окончен… Ивашов опустил голову на руки. Только сейчас он почувствовал, что под полушубком у него мокрая от пота спина.

Штаб Квантунской армии располагался в большом трехэтажном здании, занимавшем целый квартал в городе Синьцзин, столице марионеточного государства Маньчжоу-Го, образованного Японией в Маньчжурии.

Полковник Икэда вошел в кабинет командующего и замер, в вежливом приветствии склонив голову. Жесткий накрахмаленный воротник впивался ему в шею, но разведчик терпел. Принятые при дворе императора манеры должны соблюдаться и за пределами империи. Командующий Квантунской армией, смотрел на визитера строго, недовольно и высокомерно.

— Это недостойно, — холодно заметил генерал. — Офицер императорской армии расхаживает в гражданском сюртуке, в то время как вся Маньчжурия трепещет, преклонив колени перед величайшей армией. Вы боитесь, что грязные китайские крестьяне, узнав в вас полковника японской армии, сразу нападут на вас. Не заставляйте меня усомниться в вас, полковник Икэда.

Возражать и что-то объяснять было нельзя. Икэда обязан был почтительно молчать и внимать. Не стоило объяснять армейскому генералу, что работа разведчика заставляет избегать появления в общественных местах в военной форме. Ни к чему привлекать к себе внимание на оккупированной территории, тем более полковничьими погонами японской императорской армии. Увы, так часто бывает и в других армиях, когда армейское руководство выражает недовольство и даже презрение к рыцарям «плаща и кинжала», как в Европе иногда называют офицеров разведки, поскольку считают их методы ведения войны недостойными в борьбе с противником. Увы, им не понять, каковы были бы их победы, если