Александр Золотько - Рождество по-новорусски Страница 11

– Вот, пожалуй, и все, – сказал Зеленый и добавил веско. – На сегодня.

– Я могу взять отчет? – тихо спросил Владимир Родионыч.

– Не весь, – ответил Гринчук. – Мне тут кое с чем еще нужно поработать.

Подполковник извлек из папки несколько листов, остальные отдал Владимиру Родионычу.

– Отчего-то я так и предполагал, – улыбнулся тот и обернулся к залу.

– Я искренне извиняюсь перед Юрием Ивановичем, что не представил его всем вам раньше, но он исправил мою ошибку. Теперь все мы, – Владимир Родионыч обвел взгляд залом и улыбнулся снова, – я так совершенно определенно, почувствуем себя в гораздо большей безопасности, чем раньше. Юрий Иванович будет исполнять в нашем обществе функции, если хотите, участкового инспектора. И я прошу вас всех…

Владимир Родионыч произнес это твердо, как приказ.

– Прошу вас всех выполнять требования господина подполковника. И помогать ему в его работе.

– Да чтобы я… – громогласно начал один из гостей.

– Господин Самойлович? – спросил Гринчук.

– Да, – опешил Самойлович.

– Вы не могли бы, Яков Абрамович, послезавтра связаться со мной по поводу вашей фирмы… Одной из ваших фирм, – очень вежливо улыбнулся Гринчук, и Самойлович осел.

– Если в действиях оперативно-контрольного отдела вам что-то покажется неправильным, – произнес Владимир Родионыч, – можете обратиться ко мне, или в Совет. Но перед этим требование выполните.

– Попробуй тут не выполнить, – прогудел из-за своего столика известный весельчак Ашот Ованесович Месропян.

И все засмеялись. Или почти все.

– С наступающим Новым годом, – сказал Юрий Иванович Гринчук. – Извините за беспокойство.

На сцену вышел немного успокоившийся конферансье. Погас верхний свет, и снова подал голос оркестр, играя что-то возвышенное и утонченное.

– Нет, какой мужчина, – сказала соседка Полковнику.

– Ого-го! – согласился Полковник и встал из-за стола.

У выхода из зала он нагнал Гринчука и Владимира Родионыча.

Владимир Родионыч подозвал официанта с подносом, взял два бокала вина, один протянул подполковнику:

– За взаимопонимание.

– Извините, – спокойно ответил Гринчук, – до Рождества – не пью. Всего хорошего.

– И с кем попало не пью, – грустно сказал Владимир Родионыч, глядя на закрывшуюся дверь.

Заметив подошедшего Полковника, он протянул ему бокал:

– А вы пьете с кем попало?

– И что попало в том числе, – Полковник взял бокал, – за что выпьем?

– За оперативно-контрольный отдел, – сказал Владимир Родионыч.

Выпили.

– И дай бог, – сказал Владимир Родионыч, – чтобы не попасть этому отделу под горячую руку.

– И под холодную, не дай бог, – добавил Полковник.

– Как вы полагаете, он на меня сильно обиделся?

– Я полагаю, что он сейчас полностью удовлетворен. Как автор сценария и режиссер. А вы как чувствуете себя в роли актера, Владимир Родионыч?

– А я себя чувствую деревянной марионеткой. В ловких и натруженных руках.

– Это пройдет, – сказал Полковник.

– Он перестанет нас просчитывать на восемь ходов вперед?

– Вы просто привыкнете. И я привыкну, и даже начну находить в этом удовольствие.

– Все-таки вы умеете, Полковник, подбирать людей!

– У меня вообще бездна талантов, – ответил Полковник. – Эту вашу фразу следует воспринимать как отмену приказа об увольнении Гринчука?

На середину зала вышли несколько бальных пар, заиграл вальс. Луч света упал на зеркальный шар под потолком, и по залу побежали мелкие зайчики. Некоторые утверждают, что они похожи на падающий снег.

Владимир Родионыч вернулся на свое место. Полковник двинулся к своему столику, когда в голову пришла мысль. Интересно, подумал Полковник, а что сейчас Гринчук делает с этим охранником, с Громовым?

А Гринчук, собственно, с охранником не делал ничего.

Браток остановил «джип» в метрах двухстах от дома отдыха и вышел из машины. Вместе с ним вышел Михаил, достал из багажника веревку. Подошел к заснеженному дереву. Следом подошел Браток. Взял веревку и, поколдовав над ней, попытался забросить на крепкий сук метрах в четырех над землей.

Веревка не зацепилась, а на головы Братка и Михаила посыпался снег.

– Чего это они делают? – спросил Громов у Гринчука.

– Веревку на дерево цепляют, – лениво ответил тот.

– Какого хрена?

– Да так, – пожала Гринчук плечами, – не в тюрьму же тебя вести.

Михаил отобрал у Братка веревку, и метнул ее вверх. Веревка перелетела через ветку, и Громов явственно увидел петлю, качающуюся в трех метрах над дорогой.

– Вы че, совсем охренели? – недоверчиво спросил Громов.

– Не совсем.

– Вас же за это посадят…

– Ну, это еще надо будет доказать… – протянул Гринчук. – А гостей ты завтра утром – развлечешь. Они не любят торговцев наркотиками.

Громов дернулся.

– Не было же у меня никаких наркотиков, не было! – закричал он. – Это же вы подсунули, суки! Вон летеха твой и подсунул.

В то, что его будут вешать, Громов поверил сразу. И в то, что эти странные отмороженные менты могут это сделать, он тоже поверил. Страх и обида. Обида и страх.

– Не мои это наркотики! Не мои!

– Знаю, – сказал спокойно Гринчук.

От такой наглости охранник задохнулся.

К машине подошел Браток, открыл багажник и достал табуретку. Обычную деревянную табуретку. Потом отнес ее к петле и поставил под ней.

– Не делай этого, подполковник, – простонал Громов. – Слышь, не делай. Ты же знаешь, что это не мои наркотики.

– Знаю, – ответил Гринчук. – а чего же ты тогда побежал?

– Я? Это…

– В туалет захотел, – подсказал Гринчук.

Громов снова дернулся и застонал.

– Молчишь, – констатировал Зеленый и вышел из машины. Подошли Браток и Михаил, молча вытащили Громова, подтащили к табурету. Водрузили охранника на него. Только почувствовав на шее петлю, Громов преодолел ступор, рванулся и захрипел, когда веревка пережала горло.

– Плохо? – спросил Гринчук.

Громов закашлялся.

– Плохо. А теперь представь, что бы с тобой сделал Чайкин, если бы узнал, что ты трахаешь его тринадцатилетнюю дочь?

– Так это из-за нее? – изумился Громов. – Да она сама… Я ведь не первый у нее… она знаешь, как ко мне…

– И это продолжается уже почти год, – сказал Гринчук.

– Ну и что? Что здесь такого? Я ведь не сильничал, мы…

– По любви, – сказал Гринчук.

– По любви, ага, по любви, – зачастил охранник. – Я бы…

– Женился бы, если бы папа разрешил?

– Женился бы, святой истинный крест – женился бы… – слезы потекли по лицу Громова.

Он уже и сам искренне верил, что любил эту Милу, что мечтал жениться на ней. И теперь ему нужно было только уговорить этого мента.

– Поверь… те, правда…

– Как в польском кино «Сара», – сказал Гринчук. – Благородный телохранитель и настойчивая влюбленная дочь мафиози. А деньги ты из нее тянул тоже по любви?

Откуда он это знает? Откуда? Громов почувствовал, что задыхается, и не мог понять, от веревки или от страха.

– Ты тянул из нее деньги. Девчонке было приятно, что ее любит такой сильный и взрослый мужик. Смелый. А мужик этот тянул из нее бабки, как последний альфонс. И если бы только это…

– Я… не хотел… она сама…

– Набросилась, изнасиловала и силой всучила деньги. А когда ее родители заметили пропажу, ты помог найти виновных. Тогда ведь уволили твоего напарника и горничную… – Гринчук расправил плечи, с хрустом потянулся. – Ты же их допрашивал! С пристрастием. У парня оказалась сломана рука, а девчонка продала квартиру, чтобы расплатиться.

Громов заскулил.

– Как оно, выбью табуретку с одного удара? – задумчиво сам у себя спросил Зеленый.

– Не надо, пожалуйста, не надо… – Громов стал бы на колени, но веревка не пускала.

– Жить хочется? – спросил Зеленый.

– Да.

– А жизнь стоит денег. Сколько ты денег вытащил у девчонки? Тысяч двадцать баксов?

– Ага… да.

– Придется вернуть. Мне.

– Да, конечно! – Громов уже просто рыдал, не обращая внимания на то, что слезы замерзают на щеках.

– Завтра к полудню. Ко мне домой, – сказал Гринчук.

– Да, конечно…

– И не шути. Я не достану, обиженный папа найдет.

Гринчук вернулся в машину. Михаил сел за руль. Браток снял с Громова наручники и сел на переднее сидение.

«Джип» осторожно объехал стоящего на табурете Громова. Прибавил скорости.

– Помните, Юрий Иванович, я вас когда-то назвал заподлистым человеком? – спросил Браток.

– Помню.

– Это я тогда еще мягко сказал.

– Тебе не нравиться? – спросил Гринчук. – А что ты предлагал сделать? Все сказать папе? То, что он грохнул бы подонка, тут и к гадалке ходить не нужно. А о девчонке та подумал? Каково ей было бы с таким клеймом? Или оставить все как есть?

– А деньги зачем из него тянуть? Вам зарплаты мало?

– А деньги, мил человек, нужно отдать той горничной уволенной, чтобы она хату себе купила, – Гринчук щелкнул пальцами.