Агата Кристи - Убийство на поле для гольфа

Агата Кристи

УБИЙСТВО НА ПОЛЕ ДЛЯ ГОЛЬФА

Глава 1

Попутчица

Есть один старый анекдот о молодом писателе, который, желая привлечь внимание редакторов, начал свой рассказ оригинальной фразой: «Черт побери!» — вскричала герцогиня».

Как ни странно, мой рассказ начинается так же. Только дама, произнесшая эту фразу, не была герцогиней!

Шли первые дни июля. Я закончил дела в Париже и возвращался утренним поездом в Лондон, где проживал в одной квартире с моим старым другом, бывшим бельгийским детективом, Эркюлем Пуаро.

«Кале-экспресс» был необычно пуст — фактически со мной в купе находился еще только один пассажир. Мой отъезд из отеля был несколько поспешным, и я занимался проверкой вещей, когда поезд тронулся. До этого момента я лишь мельком заметил свою попутчицу, но она внезапно напомнила о своем существовании самым неожиданным образом. Вскочив с места, она опустила оконную раму и высунула голову наружу, но тут же убрала, громко воскликнув: «Черт побери!»

Ну, мои взгляды старомодны. Я считаю, что женщина должна быть женственной. У меня не хватает терпения смотреть на современных неврастеничных девиц, которые танцуют с утра до вечера, курят, как паровозные трубы, и употребляют слова, которые заставили бы покраснеть торговку рыбой из Биллингсгейта!

Слегка нахмурясь, я поднял глаза на хорошенькое, задорное личико, над которым красовалась щегольская красная шляпка, выбивались длинные черные локоны. Я подумал, что ей немногим больше семнадцати лет.

Она встретила мой взгляд нисколько не смутившись и сделала выразительную гримасу.

— Боже мой, добрый господин возмущен нашим поведением! — произнесла она, обращаясь как бы к публике. — Я прошу извинения за свои выражения! Это, конечно, неженственно, но, честное слово, у меня есть достаточно причин для этого! Знаете ли вы, что я разминулась со своей единственной сестрой?

— Неужели? — ответил я вежливо. — Какое несчастье!

— Он осуждает! — воскликнула девица. — Он осуждает и мою сестру, что совершенно несправедливо, так как он даже не видел ее!

Я открыл было рот, но она опередила меня.

— Ничего больше не говорите! Меня никто не любит! Я удаляюсь в леса и буду питаться червями! Я убита!

Она спряталась за большим журналом французских комиксов. Через минуту-две я заметил ее глаза, которые потихоньку рассматривали меня поверх журнала. Я невольно улыбнулся. Она тут же отбросила журнал и весело рассмеялась.

— Я знала, что вы не такой уж болван, каким кажетесь, — произнесла она.

Ее смех был таким заразительным, что я не мог не рассмеяться сам, хотя мне едва ли могло понравиться слово «болван». Поведение девушки безусловно было как раз таким, которого я терпеть не мог, но это не значило, что я должен был представлять себя в смешном свете. Я решил проявлять снисходительность. В конце концов, она действительно была хорошенькой!

— Ну вот! Теперь мы друзья! — объявила шалунья. — Признайтесь, что вы сожалеете об отсутствии моей сестры.

— Я в отчаянии…

— Вот какой вы паинька! — перебила попутчица.

— Дайте мне договорить. Я хотел добавить, что, несмотря на отчаяние, я вполне могу примириться с ее отсутствием, — и я слегка поклонился.

Самая непостижимая из всех девиц нахмурилась.

— Прекратите. Я предпочитаю открытое неодобрение. Ведь ваше лицо говорит: «Она не нашего круга». И тут-то вы правы, хотя, учтите, в наши дни это довольно трудно определить. Не всякий сможет отличить сейчас даму полусвета от герцогини. Ну вот, мне кажется, я опять вас шокирую! Вас, наверное, раскопали в какой-нибудь глуши? Мне-то все равно, но обществу еще могут пригодиться несколько таких, как вы. Я просто ненавижу нахалов. Они меня выводят из себя. Она выразительно потрясла головой.

— Как же вы выглядите, когда сердитесь? — спросил я, улыбаясь.

— Нормальным чертенком! Мне становится все равно, что я говорю или делаю! Я однажды чуть не убила парня! Ей-богу. Но он заслужил, между прочим. Во мне итальянская кровь. Я когда-нибудь попаду в беду из-за этого.

— Ну, тогда уж не сердитесь хоть на меня, — произнес я умоляюще.

— Не буду. Вы мне нравитесь, понравились сразу, как я увидела вас. Но вы смотрели так осуждающе, что я никак не могла предположить, что мы подружимся.

— Считайте, что мы подружились. Расскажите о себе.

— Я актриса. Нет, не такая, как вы думаете — завтраки в отеле «Савой», усыпана драгоценностями, фото в каждой газете с указанием, какой крем предпочитаю для лица. Я кувыркаюсь на подмостках с шести лет.

— Простите, как это? — спросил я удивленно.

— Разве вы не видели детей-акробатов?

— О, теперь понимаю.

— Я родилась в Америке, но большую часть жизни провела в Англии. У нас сейчас новый номер.

— У кого?

— У моей сестры и у меня. Номер состоит из пения, танцев и акробатики. Он производит впечатление. Мы надеемся подзаработать.

Моя новая знакомая наклонилась вперед и принялась пространно объяснять свой номер. При этом большинство употребляемых ею терминов было для меня совершенно непонятно. И все же я почувствовал, что она мне интересна. Она казалась и ребенком, и женщиной. Хотя, по ее словам, она была стреляный воробей и могла постоять за себя, все же было что-то наивно-бесхитростное в ее одностороннем подходе к жизни и чистосердечном намерении «выбиться в люди». Ее вожделенный взгляд в будущее не был лишен очарования, и мне приятно было видеть ее миловидное личико, разгоряченное рассказом.

Мы проехали Амьен. Это название невольно пробудило во мне воспоминания. Моя попутчица, казалось, интуитивно поняла, о чем я задумался.

— Вы думаете о войне?

Я кивнул.

— Я полагаю, вы воевали?

— Да. Был ранен и получил инвалидность, потом кое-что делал для армии, А сейчас я нечто вроде личного секретаря у одного члена парламента.

— Ой! Это, наверное, очень ответственная работа?

— Совсем нет. Фактически делать почти нечего. Обычно я управляюсь со всеми делами за пару часов. Работа эта даже скучная. Честно говоря, я не знаю, что бы стал делать, если бы у меня не было хобби.

— Не признавайтесь, если вы собираете жуков!

— Нет. У меня очень интересный товарищ, с которым я живу в одной квартире. Он бельгиец, работает в Лондоне как частный детектив, и дела его идут необыкновенно успешно. Он на самом деле замечательный человек. Вновь и вновь он одерживает победу там, где официальные чины полиции терпят неудачу.

Моя попутчица слушала, широко раскрыв глаза.

— Как же это интересно, правда? Я обожаю преступления. Я смотрю все детективные фильмы. А когда бывает сообщение об убийстве, я просто проглатываю газеты.

— Вы помните дело об убийстве в поместье Стайлз? — спросил я.

— Дайте мне подумать… Это про старую даму, которую отравили? Где-то в Эссексе?

Я кивнул.

— Это было первое крупное дело Пуаро, Несомненно, если бы не он, убийца остался бы безнаказанным. Это была замечательная работа по расследованию.

Я коротко обрисован дело, закончив его описанием победной и неожиданной развязки. Девушка слушала, как зачарованная. Фактически мы были так поглощены разговором, что не заметили, как поезд прибыл в Кале.

— Боже мой! — воскликнула спутница. — Где моя пудреница?

Девица принялась щедро пудриться, потом намазала губы помадой, обозревая полученный эффект в маленькое зеркальце. Она одобрительно улыбнулась и убрала его вместе с карманным несессером в сумочку.

— Теперь лучше! Следить за своей наружностью — такая волынка! Но если девушка себя уважает, она не должна распускаться.

Я подозвал двоих носильщиков, и мы вышли на перрон. Спутница протянула мне руку.

— Прощайте, я обещаю, что буду следить за своими выражениями в будущем.

— Но разве вы не позволите мне помочь вам сесть на пароход?

— Может быть, мне не надо будет садиться на пароход. Я должна сначала найти свою сестру. Но я благодарна вам все равно.

— И все же мы должны снова встретиться, не правда ли? Я… — я заколебался. — Я хочу познакомиться с вашей сестрой.

Мы оба рассмеялись.

— Мило с вашей стороны. Я передам ей это. Но, мне кажется, нам не стоит встречаться, хоть вы и хорошо отнеслись ко мне во время нашей поездки, несмотря на то, что я нагрубила вам. Но то, что было написано на вашем лице в самом начале, абсолютно верно. Я не вашего поля ягода. А это приводит к беде, я-то достаточно хорошо это знаю.

Ее лицо изменилось. На мгновение вся беспечная веселость исчезла с него. Оно стало взрослым.

— Итак, прощайте, — заключила она более мягким тоном.

— Неужели вы даже не скажете мне свое имя? — вскричал я, когда она повернулась, чтобы уйти.

Девушка оглянулась через плечо. На ее щеке играла ямочка. Она была словно прелестная картина Грёза.

— Синдерелла[1], — произнесла она и весело засмеялась.