Рекс Стаут - Пожалуйста, избавьте от греха

Рекс Стаут

«Пожалуйста, избавьте от греха»

Глава 1

Вулф хрюкнул, негромко и не рассчитывая на мое внимание, метнул на меня быстрый взгляд, затем снова посмотрел на доктора Волмера, сидевшего в красном кожаном кресле напротив дальнего торца вулфовского стола.

Причиной послужила вовсе не просьба об одолжении. В мире еще не родился человек, способный отказать в любой подобной просьбе с большей легкостью, чем Ниро Вулф. Беда была в том, что на сей раз в роли просителя выступал доктор Волмер, дом и приемная которого располагались буквально в нескольких шагах от нашего старенького особняка и который оказывал нам одолжения не реже, чем мы ему. Так что деваться Вулфу было некуда, отчего он и хрюкнул.

Волмер скрестил длинные худые ноги и задумчиво потер пальцем костлявый подбородок.

— На самом деле это нужно моему другу, — пояснил он, — и мне бы очень хотелось помочь ему. Его зовут Ирвин Остроу; он психотерапевт — правда, вовсе не приверженец фрейдовских взглядов. Он использует новый подход к психотерапии, который получил название «вмешательство в кризис». Мне придется пояснить, на чем он основан. Главный принцип — это…

— Экстренная помощь, — подсказал Вулф. — Эмоциональный турникет.

— Как?… Откуда вы знаете?

— Я читаю. Я читаю по разным причинам, одна из которых состоит в том, чтобы знать, что еще выдумали мои собратья по разуму. Сейчас в нашей стране действуют уже несколько тысяч центров экстренного вмешательства. Например, при Детройтском психиатрическом институте открыт новый Центр профилактики самоубийств. Центр по кризисам Мемориальной клиники Грейди в Атланте укомплектован психиатрами, сиделками, социологами, профессиональными терапевтами и священниками. Об этом много писал и говорил директор отделения клинической психиатрии городской больницы Сан-Франциско. По фамилии Декер.

— А по имени?

— Барри.

Волмер встряхнул головой.

— Пожалуй, во всем мире, — сказал он, — не сыскать столь поразительного сочетания всезнайки и невежи. Вы же наверняка даже понятия не имеете о том, что входит в обязанности трехчетвертного игрока. Не представляете, что такое фуга.

— Я стараюсь знать лишь то, что мне необходимо. Зато это я уже знаю наверняка.

— А если это нельзя познать?

— Только философы и дураки тратят время, пытаясь познать непознаваемое. Я ни к тем ни к другим не отношусь. Итак, что хочет знать доктор Остроу?

Волмер заерзал в глубоком кресле, устраиваясь поудобнее.

— Что ж. Я не хочу докучать вам, повторяя то, что вам уже известно. Если так все же случится, прервите меня. Клиника по борьбе с кризисами «Вашингтон-Хаите» расположена на Сто семьдесят восьмой улице, рядом с Бродвеем. Лечат в ней амбулаторно — люди могут приходить прямо с улицы; часто именно так и случается. Женщина, которая беспричинно колотит свою двухлетнюю дочь. Мужчина, который просыпается посреди ночи и отправляется гулять по улицам в одной пижаме. Если этим людям не оказать своевременную помощь, они все — верные кандидаты в пациенты психушек, и клиника… Но это вы сами знаете. Восемь дней назад, ровно за неделю до вчерашнего дня, в клинику обратился молодой человек, которого медсестра направила к Ирвину — к доктору Остроу. Молодой человек сказал медсестре, что его зовут Рональд Сивер.

Волмер вопросительно посмотрел на меня.

— Надеюсь, уж им-то ни к чему посещать психиатрические клиники, — сказал я и повернулся к Вулфу. — Речь идет об одной из областей, в которых вы полный профан. О бейсболе. Рон Свобода — аутфилдер[1], а Том Сивер — питчер[2]. Рон Сивер — имя, безусловно, вымышленное, но вам, возможно, небесполезно будет знать, что он болеет за «Метс».

— Спасибо, — сказал Волмер. — Разумеется, Ирвин сразу догадался, что имя вымышленное, но больные часто не называют своих настоящих имен при первом посещении. Однако пять дней спустя, утром в субботу он пришел снова. И потом еще раз, в воскресенье. Но он не только не признался, как его зовут на самом деле, но и не пожелал ни о чем рассказывать, кроме того, что его мучило. Ему все время казалось, что у него руки в крови. Невидимая для окружающих кровь время от времени выступает у него на руках, и ему приходится отмываться. В первый раз это случилось десять — нет, двенадцать дней назад, посреди ночи, и он встал и пошел в ванную. С тех пор это повторялось довольно часто, как днем, так и ночью, но, как правило, когда он был один. По словам медсестры из клиники, это синдром леди Макбет. Пациент утверждает, что даже не подозревает о возможной причине, послужившей толчком для заболевания, но Ирвин убежден, что он врет.

Он развел руками.

— Вот такой у него кризис. Ирвин считает, что случай тяжелый; если не принять меры, то возможен самый плачевный исход. Однако им никак не удается пробиться сквозь его защитный барьер. Одна из коллег Ирвина, замечательный врач-психоаналитик, которой удавалось выводить больных даже из полного ступора, проведя с ним позавчера, в воскресенье, два часа, заявила этому Сиверу, что он только зря тратит свое и ее время. Она добавила, что может предложить ему на выбор одно из двух: либо он отправляется к хирургу, который ампутирует ему обе руки, либо обращается к сыщику, например, к Ниро Вулфу, и попробует поговорить с ним. И знаете, что он ответил? Он сказал: «Да, я так и сделаю. Я пойду к Ниро Вулфу».

Я взметнул брови.

— А ведь он уже пытался, — сказал я. — Значит, это и был Рон Сивер. Он звонил вчера днем, около полудня, и сказал, что хотел бы прийти и уплатить сотню долларов в час за то, чтобы задавать Ниро Вулфу вопросы. Имя свое он назвать отказался, но и про кровавые руки не упоминал. Ясное дело, я решил, что он чокнутый, и отказал ему.

Волмер кивнул.

— Потом он позвонил Ирвину, а Ирвин перезвонил мне. — Он обратился к Вулфу: — Конечно, сотня долларов в час для вас ничто, но я пришел, чтобы просить помочь своему другу. Вы сказали: то, что хотите знать сами, вы знаете наверняка. Так вот, доктор Остроу считает, что у этого человека руки и впрямь могли быть в крови. Он хотел бы знать, можно ли ему помочь. И я, признаться, тоже. Мне тоже, как и большинству врачей, приходилось иметь дело с душевнобольными, но такое для меня в новинку.

Вулф посмотрел на стенные часы. Было без двадцати семь.

— Вы поужинаете вместе с нами? Икра алозы по-креольски. Только вместо репчатого лука Фриц добавляет лук-шалот и обходится без кайенского перца. Запивать будем шабли, а не шерри.

Волмер улыбнулся во весь рот.

— Зная, как редко вы оказываете кому-либо подобную честь, я весьма признателен. Но, поскольку вы делаете это только в знак сочувствия…

— Я никогда не сочувствую.

— Ха. Вы считаете, что я ем то, что Джонсон описывал Босуэллу[3]: «Неправильно убито, ужасно приготовлено, кошмарно заправлено и чудовищно подано», и жалеете меня. Спасибо, но у меня еще остались дела до ужина. Если бы я мог зайти завтра и привести этого человека…

Вулф скорчил гримасу.

— Только не к ужину. Надеюсь, он завтра обратится к доктору Остроу или хотя бы позвонит ему. Если это случится, скажите, чтобы зашел ко мне завтра вечером, в девять. Денег я не возьму. Сочувствовать тоже не стану.

Глава 2

Это было во вторник, 3 июня. На следующее утро возникло маленькое осложнение. Обычно, когда у нас нет текущего дела, я отправляюсь после завтрака на прогулку, порой даже не удосуживаясь привести Вулфу благовидный предлог, вроде посещения банка; так вот, в эту среду я остался без прогулки.

Не уверен, упоминал ли я когда-нибудь, что все трое сотрудников корпорации службы на дому, которые приходят к нам раз в неделю, бывают непременно мужчины — так уж потребовал Вулф. Так вот, в среду Энди и Сэм, как всегда, пришли в девять утра, но с ними пожаловала женщина, черная как смоль негритянка с хриплым голосом и плечами, шириной не уступающими моим. Энди — белый и рубаха-парень — простодушно объяснил, что мужиков, мол, не хватает. Назвав темнокожую подругу Люсиль, он для начала поручил ей столовую, которая размещается напротив кабинета на первом этаже нашего старого особняка. Разумеется, Вулф, который с девяти до одиннадцати утра неизменно торчит в оранжерее, ее не видел. Я вернулся на кухню, уселся за свой маленький столик, налил себе вторую чашку кофе и обратился к Фрицу:

— Скажем ему, что это переодетый мужчина. И что он в парике, потому что его разыскивает полиция.

— Хочешь еще кекс, Арчи? У меня осталось тесто.

— Нет, спасибо, старина. Твои кексы замечательные, как всегда, но я уже слопал пять штук. А полиция за ним гонится потому, что он торгует марихуаной. Или лучше — ЛСД.

— Да, но вид спереди… У нее такие громадные груди.

— Накладные, сразу видно. Лифчик набит ватой. Это бразильский кофе?

— Нет, колумбийский. Я понимаю, ты шутишь. Если он ее увидит… — Фриц воздел руки к небесам и молитвенно посмотрел вверх.