Эрл Гарднер - Дело тайны падчерицы

Эрл Стенли Гарднер

«Дело тайны падчерицы»

Глава 1

В десять сорок пять утра Делла Стрит с беспокойством взглянула на часы. Перри Мейсон перестал диктовать и с улыбкой спросил:

— Ты что-то сильно нервничаешь, Делла.

— Никак не могу успокоиться, — призналась она. — Подумать только, звонил сам мистер Бэнкрофт и просил принять его как можно скорее! А его голос?! Как он звучал по телефону!

— Ты ему сказала, что он будет принят в одиннадцать часов?

— Да, — ответила она, утвердительно кивнув головой. — Он сказал, что будет выжимать из машины все, чтобы добраться вовремя.

— Что ж. Значит, Харлоу Биссинджер Бэнкрофт будет здесь ровно в одиннадцать. Он не кидает слов на ветер и умеет ценить время. Каждая минута у него на счету. Только так он и ведет свои дела.

— Не понимаю, — в задумчивости произнесла Делла, — что ему нужно от адвоката по уголовным делам? Говорят, у него больше корпораций, чем у собаки блох. Целая армия адвокатов занимается только его делами. Лишь в одном отделе налогов — семь юристов.

Мейсон взглянул на часы.

— Потерпи еще немного, и мы все узнаем. Только я…

Резкий телефонный звонок прервал его.

Делла Стрит схватила трубку и ответила:

— Да, Герти… минутку… — Затем, прикрыв микрофон рукой, обратилась к Мейсону:

— Мистер Бэнкрофт уже здесь. Говорит, что смог добраться раньше и подождет до одиннадцати, если вы сейчас заняты, но он очень спешит.

— Видимо, — заметил Мейсон, — дело куда более срочное, чем я предполагал. Хорошо, пригласи его, Делла.

Делла Стрит взяла блокнот для записей, вскочила и вышла в приемную.

Вскоре она возвратилась с человеком лет пятидесяти. У него были коротко подстриженные пепельные усы, подчеркивавшие решительность рта, серо-стального цвета глаза и манеры человека, сознающего свое положение в обществе.

— Добрый день, мистер Мейсон, — сказал Бэнкрофт. — Благодарю вас за то, что так быстро приняли меня.

Он повернулся и недоверчиво взглянул на Деллу.

— Мисс Стрит — моя доверенная секретарша, — пояснил Мейсон. — Она присутствует при всех моих разговорах и делает пометки.

— Но это чрезвычайно конфиденциальное дело, — возразил Бэнкрофт.

— Она умеет хранить секреты. Ей известны все дела, которые я вел.

Бэнкрофт сел. Неожиданно чувство решительности и уверенности в нем исчезло. Он как-то сник.

— Мистер Мейсон, — наконец сказал посетитель, — я на краю пропасти.

Все, ради чего я работал всю свою жизнь, все, что построил, рушится как карточный домик.

— Успокойтесь, — прервал его Мейсон. — Наверняка, все не так уж серьезно. Расскажите мне, что вас беспокоит, а там посмотрим, что можно сделать.

Бэнкрофт протянул вперед свои руки.

— Вы видите их? — спросил он трагическим голосом.

Мейсон утвердительно кивнул головой.

— Все в своей жизни я построил вот этими руками, — продолжал Бэнкрофт. — Они были моей единственной поддержкой. Я работал как вол.

Боролся, чтобы идти вперед. Влезал в долги, пока не чувствовал, что больше не могу их выплачивать, что не в состоянии достичь финансового благополучия. Я сидел затаившись, когда казалось, что империя моя вот-вот рухнет. Я пробивался сквозь ряды неприятелей, вставал лицом к лицу с ними, не имея ни единого козыря в руках, одну лишь способность хитростью обойти их. Я играл, и ставкой было мое состояние. Я все покупал, в то время как все в панике все продавали. И вот теперь эти самые руки несут мне гибель.

— Почему?

— Все дело в отпечатках пальцев.

— Продолжайте, — проговорил Мейсон, сощурив глаза.

— Если можно так сказать, я создал себя сам. Я сбежал из дома, когда меня там почти ничто не удерживало. Я попал в довольно дурную компанию и узнал много такого, чего не следовало бы знать. Я узнал, как обрезать провод зажигания в машинах, как зарабатывать на жизнь в темных аллеях.

Короче говоря, я научился воровать: шляпы, одежду и автомобили. В конце концов меня поймали и отправили в исправительный дом. Это, возможно, лучшее, что было в моей жизни. Оказавшись там, я затаил злобу против общества. Я полагал, что попался по неосторожности, поэтому на будущее решил быть хитрее и продолжать свои сомнительные дела с учетом прежних промахов. В этой тюрьме был капеллан, который заинтересовался мною. Я не скажу, что он приобщил меня к религии, пожалуй, даже нет. Он просто дал мне чувство веры в себя и своих товарищей, в божественное строение Вселенной. Он разъяснил мне, что жизнь настолько сложна, что человеку, как известно, понадобилось немало усилий, чтобы объяснить ее появление; что стремление птенцов вылупиться из яйца и, едва оперившись, вскарабкаться на край гнезда с желанием взлететь — не просто инстинкт, как мы его называем, а отражение божественного плана, средство связи творца с живыми существами. Он советовал мне прислушиваться к собственным инстинктам, не к эгоистическим желаниям, а к чувствах пробуждавшимся во мне, когда, умышленно не замечая ничего вокруг, я был в полной гармонии со всем миром.

Он призывал меня в одиночестве ночи преклоняться перед великим сердцем Вселенной.

— И вы это делали? — спросил Мейсон.

— Да, потому что он уверял, что я боюсь этого, а я хотел доказать обратное, показать его не правоту.

— И что же, он был не прав?

— Не знаю, как сказать. На меня что-то нашло, не знаю, что именно.

Чувство созидания, желания что-то сделать самому. Я стал читать, учиться и думать.

Мейсон с любопытством взглянул на него.

— Ну хорошо. Мне известно, что вы много путешествовали, мистер Бэнкрофт. Что вы делали с паспортами?

— К счастью, — ответил Бэнкрофт, — я начал жизнь, сохранив достаточно семейной гордости, и поэтому не раскрыл своего настоящего имени. В тюрьме, и вообще в течение всего периода сумасбродства, я пользовался вымышленным именем. Мне удалось сохранить свое инкогнито.

— А отпечатки пальцев?

— Вот тут-то собака и зарыта. Если когда-нибудь отпечатки моих пальцев попадут в ФБР, то через несколько минут станет известно, что Харлоу Биссинджер Бэнкрофт, крупный финансист и филантроп, — на самом деле преступник, пробывший четырнадцать месяцев в заключении.

— Теперь я понял, — сказал Мейсон. — Видимо, кто-то раскрыл секрет вашего прошлого.

Бэнкрофт утвердительно кивнул головой.

— И угрожает сделать его достоянием общественности? — спросил Мейсон.

— Вас шантажируют и требуют денег?

Вместо ответа Бэнкрофт вынул из кармана лист бумаги и протянул его адвокату.

На нем было напечатано следующее:

«Вложите в красную банку из-под кофе полторы тысячи долларов в десяти и двадцатидолларовых банкнотах, положите туда еще десять серебряных долларов. Плотно закройте банку крышкой и ждите телефонных указаний относительно времени и места передачи. Вложите эту записку в банку, чтобы мы были уверены, что полиция не будет разыскивать нас но машинописному тексту письма. Если вы будете следовать нашим указаниям, вам нечего бояться, в противном случае вашей семье придется пережить немало неприятных минут, связанных с отпечатками пальцев».

Мейсон внимательно прочитал письмо.

— Оно было послано вам по почте?

— Не мне, а моей падчерице, Розене Эндрюс, — сказал Бэнкрофт.

Адвокат вопросительно взглянул на него.

— Семь лет назад, — стал объяснять Бэнкрофт, — я женился на вдове. У нее есть дочь, Розена. Ей тогда было шестнадцать лет, сейчас — двадцать три года. Это очень красивая, энергичная девушка. Она помолвлена с Джетсоном Блэром. Семья Блэров занимает видное положение в обществе.

Мейсон задумайся.

— А почему они решили ударить по ней, а не по вам?

— Они, видимо, хотели подчеркнуть то обстоятельство, что в период помолвки она наиболее уязвима.

— Дата свадьбы назначена?

— Нет, но предполагается, что она состоится месяца через три.

— А как вы обнаружили это письмо?

— Мне показалось, что моя падчерица чем-то расстроена. Когда она вошла в дом с конвертом в руке, лицо у нее было бледным как полотно. Она собиралась днем пойти искупаться, но вдруг позвонила Джетсону Блэру и отменила встречу, заявив, что нездорова. Я понял, что тут что-то не так Затем Розена под каким-то предлогом уехала в город. Я подумал, что она решила навестить мать, бывшую в то время на нашей городской квартире.

Розена уехала сегодня утром. Сразу же после ее отъезда, я заглянул к ней в комнату и на столе под промокательной бумагой обнаружил вот это письмо.

— Секундочку, — прервал его Мейсон, — давайте уточним. Вы говорите, что она, по-видимому, поехала в город навестить свою мать?

— Думаю, да. Ее мать в городе готовится к благотворительному балу.

Минувшим вечером и ночью она была на нашей городской квартире, а мы с Розеной — на вилле у озера. Мать Розены обещала вернуться на виллу сегодня вечером. Вот почему я так хотел увидеть вас как можно скорее. Мне нужно вернуться на виллу и положить письмо на место до возвращения Розены.