Лев Корнешов - Пуля для бизнес-леди Страница 33

— Алкоголик, — со злостью сказал Леонид. — И ведь всем известно, что алкоголик, а выдвинули в вожди, придурки.

— Он и меня угощал коньяком с шоколадом и лимончиками, когда брала у него интервью. Посчитала за честь выпить с вице-президентом.

— Больше ничего не предлагал? — насмешливо спросил Леонид.

— Не решился. Все-таки в его служебном кабинете были, а там все, сам знаешь, насквозь слушается.

— Ну, на таком уровне трахнуть журналистку большим грехом не считается, — со знанием дела сказал Леонид. — Но ты права, компромат в сейфе хранился бы до поры до времени. И обернулся бы или против него, или ударил бы по тебе — наперед никогда не известно.

Диктор сбивчиво комментировал события, в целом в благожелательной для ГКЧП тональности. Выходило, что чуть ли не вся страна поддерживает «решительные меры» ГКЧП.

— Старается Ленечка, — язвительно сказала Настя.

— Кто, кто?

— Не волнуйся, не ты. Есть такой телевизионный босс одного имени с тобой, в огне не горит и в воде не тонет. У нас его жена работает в корректуре. Последнее время на работу приезжала с двумя охранниками. Сидит за столиком, гранки почитывает, а два лба у двери торчат. Да не про таких, как ты, говорю, — заметила чуть мимолетную гримаску на лице Леонида, — доподлинные лбы… — Она весело рассмеялась:

— В корректуре одни барышни работают… Они в туалет, а те следят, когда побежали и когда вернулись, чуть ли не по часам засекают.

Леонид тоже улыбнулся, но совсем невесело: не позавидуешь тем парням, которых приставили к высокопоставленной супруге.

Настя выключила телевизор и спросила:

— Можно врубить телефон на минутку? В редакцию надо все-таки позвонить.

Леонид засомневался, но Настя его успокоила:

— Не беспокойся, лишнего не скажу. Но если не обозначусь — ещё подумают, что сбежала, затаилась. А что язык малость заплетается, так это даже нормально — события чрезвычайные и состояние должно им соответствовать.

И вновь Леонид подумал, что не такая уж простушка его дамочка, ой, не простушка.

Настя позвонила в приемную Главного, трубку снял дежурный помощник. Он сообщил, что Главный как уехал с утра, так и не возвращался, дома у него телефон молчит, на даче тоже. Насте стало немного жаль Главного, все-таки неплохой он старик, измотанный, изношенный. И время его прошло…

— Кто распоряжается в редакции? — поинтересовалась.

— Фофанов. Он объявил себя «и.о.» и назначил назавтра редколлегию на 17.00…

Хитер бобер Фофанов, автоматически отметила Настя. Завтра к семнадцати ноль-ноль точно уже будет ясно, чья возьмет.

— Хорошо, что ты позвонила, — вспомнил помощник. — Фофанов тобою интересовался. Он ещё у себя, позвони по прямому.

— Мне сложно, я из автомата, — на ходу придумала Настя. — Скажи ему, завтра позвоню.

— Ты сейчас где?

— Как это где? Конечно, у Белого Дома… Сейчас пойду к зданию СЭВ, потом пройдусь по Арбату…

Настя сочиняла вдохновенно. Помощник Главного все-таки засек её прерывистую речь.

— С тобой все в порядке?

— В полном… А, догадываюсь, о чем ты… Это я с защитничками тяпнула.

С какими и чего «защитничками» тяпнула, она не стала уточнять, бросила коротко «На связь выйду завтра» и повесила трубку.

…На следующий день окончательно определившийся в развитии событий Фофанов сообщил редколлегии, что Настя Соболева всю ночь провела у Белого Дома, рисковала жизнью, в неё стреляли «эти презренные гэкачеписты», но ей повезло — пуля даже не зацепила. Настю произвели в редакционные героини и, когда подошло время, наградили медалью «Защитнику Белого Дома». Настя приняла медаль, не колеблясь, потому что такой же награды были удостоены и Фофанов, и Ленка Ирченко («за половую доблесть» — ржали девки), и ещё какие-то деятели, которые за редакционный порог не выходили. А она все-таки действительно была у Белого Дома, где писалась новая история её страны…

Часть вторая

ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

Расколотый мир

Суматошное лето перекатилось через зенит и настала осень — тревожная, наполненная ожиданием. Уже пошли дождички, по прогнозам обещали ранние заморозки. Но Москва и без них стыла в холодном безвоздушном пространстве. Похоронили трех пацанов, легших под танки у Белого Дома, утащили-увезли трупы погибших на дальних и ближних подступах к нему, главарей ГКЧП отправили в Лефортово. Сноровистые деятели наспех сколачивали партии, рвущиеся в фюреры проводили запись в «национальную гвардию».

Ельцин ликвидировал своим указом КПСС, и парткомы разного ранга турнули из занимаемых ими зданий. Соболевой вспомнилось пророчество Селюнина: «Мы отнимем у партии её имущество»… Напророчил.

Анастасии не было жаль ни партии, ни её имущества. Неприятно было видеть и слышать, как вертится Горбачев, в одночасье потерявший все — власть, авторитет, положение в стране. Но это, решила сама для себя Настя — его проблемы. Однако она не поддалась и обаянию Ельцина, также в одночасье ставшего национальным героем. Слишком много странных побасенок ходило о Борисе Николаевиче в журналистских кругах, чтобы всерьез восхищаться им. И перед её глазами время от времени возникали сцены, которые она видела у подъездов зданий ЦК на Старой площади.

В день, когда Ельцин объявил о конце КПСС Настя побежала на Старую площадь. Из зданий ЦК вышвыривали аппаратчиков. Высокие партийные чины сбежали заранее, многочисленная охрана растерялась, у неё не было указаний, как действовать, если власть меняется, и новые правители приказывают очистить здание. На Старой площади собрались тысячи возбужденных людей, иные уже изрядно поддали, другие явно впадали в истерику. По кабинетам ходили люди из наспех сформированных по указанию Ельцина сил безопасности России и предлагали всем покинуть помещения, захватив только личные вещи.

Было душно, и явственно попахивало погромом.

Анастасия повесила на грудь свою корреспондентскую карту на шнурке и ей удалось пробиться почти к самым массивным дубовым дверям — огромным, мощным, сложенным из толстых плах, окантованных медью. Они были распахнуты настежь, за ними толпились испуганные, аккуратно одетые в деловую «униформу» — темные строгие юбки, белые блузки — женщины с пакетами и сумочками, не решаясь переступить высокий порог. Массивные двери были рассчитаны на осаду, а сейчас их просто распахнули, и толпа вопила, улюлюкала, визжала, требуя, чтобы женщины вышли к ней. Анастасия понимала, что ещё немного и женщин начнут силой вырывать, вылущивать из дверей как вылущивают зерна из кукурузного початка: одно, второе, третье, а остальные высыпаются сами.

Настя впервые в жизни поняла истинное значение так часто встречавшихся в учебниках истории слов «пропустить сквозь строй». Эти женщины, ещё вчера чувствовавшие себя уверенно, знавшие себе цену в том немногочисленном мирке, который существовал как бы отдельно от остального многомиллионного мира, не понимали, что произошло, за что их так ненавидят и почему хотят растоптать, размазать по Старой площади.

— Вы где работаете?

— В ЦК.

Или:

— На Старой площади.

Эти коротких слов было достаточно, чтобы к ним относились с уважением и маленьким чиновничьим подобострастием, к кому бы они ни обратились. У них были уютные кабинеты, «закрытые» пропускной системой хорошо снабжавшиеся столовые и буфеты, продовольственные заказы, «бронь» на самолеты и поезда, свои поликлиники и больницы, куда их «прикрепляли», путевки в лучшие санатории 4-го Управления Минздрава СССР с большой скидкой. Взамен они должны были хорошо работать и молчать, ибо в этих зданиях буквально все было пропитано секретностью.

По меркам любого западноевропейского обывателя всего того, что они получали, было совсем немного, точнее там, на Западе, все это и не считалось благами, «льготами», потому что ни в «закрытых» столовых, ни в льготных поликлиниках там просто не было необходимости. Но в России система мелких «льгот» действовала безотказно, самых лучших служащих держала в узде и в то же время возвышала над серой массой, у которой не было возможности хорошо питаться в чистых столовых, не стоять в очередях за продуктами и ездить ежегодно в санатории «Сочи» или «Айданиль».

Но женщины, которые под напором изнутри выскакивали из огромного дверного проема, сейчас уже не думали о «льготах», они мечтали уцелеть в вихре ненависти и хулиганства.

Два здоровенных мужика пытались оторвать от жиденькой цепочки выходящих худенькую девчушку, азартно вопили:

— А мы её — в подворотню… В подворотню! Попробуем партийной любви!

— Вжарьте ей, чтобы завизжала, сучка партийная! — подначивала мужиков потная растрепанная баба.

Мужикам уже почти удалось вырвать девушку, когда Настя достала из сумочки пистолет, подаренный Леонидом, и сунула им под нос: