Сергей Белан - Ресурс Антихриста Страница 45

Хозяин слушал всю эту бредовую болтовню, не проронив ни слова, и Олег по его озадаченной физиономии понял, что тот уже замучился в своей черепной коробке отделять зерна от плевел. Между тем, Гриф наполнил всем рюмки за успех творческой группы в будущем году на кинофестивале в Каннах.

— А почему бы и нет?! — подхватил Аркаша, после того как выпили. — Вот только сценарий немного меня смущает, сыроват…

— Нормальный сценарий, — промычал Гриф, энергично перемалывая шмат сала. — А если где и сыро, на режиссуре прорвемся! Натура здесь великолепная, главное, дюны подходящие найти. Эх, жаль, что все в деньги упирается, в конъюнктуру, а то б я снял что-нибудь по Гюго, или по Бунину. Душа, ей не прикажешь, рвется к высокому, светлому…

— Да, Юра, знал бы ты, как ты прав, — Аркаша лирически-грустным взором оглядел всех женщин и многозначительно почесал под столом свое мужское хозяйство. — И старик Феллини был прав, художник не должен думать о деньгах, о душе думать надо.

— Да, старик большого достиг, такие высоты покорил! — перехватил у него эстафету словоблудия Гриф. Он важно выпятил нижнюю губу и взглядом мыслителя уставился в потолок. — Монолит! Глыба! Исполин! Все задворки человеческой сути обследовал, стал классиком онанизма в мировом кинематографе…

Девчонки слушали его, раскрыв рты.

— А что, Феллини занимался онанизмом? — спросила «малолетка», видимо, не поняв образности сентенции, и воспринимавшая все буквально.

Все повернулись в сторону Грифа.

— Да, в конце творческого пути старик подрачивал, — невозмутимо сообщил тот, — а что еще делать на восьмом десятке лет. И, вообще, старикам свойственно впадать в детство…

— Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — закончил за него Аркаша и, как бы невзначай, положил руку на коленку рядом сидящей дамы.

«Ну, Джексон, удружил, подобрал мне тандэмчик, — слушая эту бесконечную трепотню, думал Верховцев. — Правду говорят: языком молоть не мешки ворочать. Мне одного такого напарничка с головой хватило бы, а два — явный перебор…»

Хозяин словно прочитал его мысли. Ему тоже до чертиков надоела эта псевдонаучная дискуссия и он, потянувшись к магнитофону, врубил музычку. Зазвучала классика… «Пинк-флойд»… «Стена»… Верховцев принялся затыкать уши и попросил сделать потише. Но Костя был неумолим:

— Не-а, щас будя любимый кусок моих суседей, няхай балдеють, заслужили!

И точно — стена отозвалась, в нее отчаянно и истерично застучали. Костя выдержал по часам минутный интервал времени и только после этого сжалился над несчастными:

— Вы б с ними пожили, не такой бы хэви-мэтал учиняли, уверяю…

Уже изрядно навеселе мужчины в полном составе вышли на лоджию, увитую декоративным виноградом, покурить и освежиться.

— Мужики, если не секрет, — Костя первым нарушил благодушное молчание, — что за столь важное дело пригнало вас в наши края? Джексон, когда звонил, сказал, что не телефонный разговор.

Все посмотрели на Верховцева. Тот помедлил, подбирая нужные слова:

— Да знаешь, ничего особенного. Просто мы считаем, что один человек должен нам энную сумму, правда, он этого пока и сам не знает. Наше дело найти его и получить свое.

Костя оживился:

— Тогда для вас у меня тоже есть интересное предложение…

Теперь все смотрели на Костю.

— Работы на один день, — продолжал хозяин, — я давно готовлюсь и все просчитал, нужны были только люди со стороны, надежные люди. Короче, надо умыкнуть и спрятать одну козочку в укромное местечко, а ее папашка за то, что мы же ее и отыщем, отвалит нам немножко тысяч баксов…

Верховцев не дал ему закончить:

— Константин, извини. Мы не сможем заняться твоим делом, сами не знаем, чем наше закончится. Все стремно, придти можем к любому знаменателю.

— Как знаете, — равнодушно бросил Костя, — неволить не стану…

После перекура все снова вернулись в комнату, выпили по рюмочке, потом, после небольшого перерыва еще по одной уже из нового бутыля — казалось, что источник «Степной» в этом доме никогда не иссякает. Потом хозяин включил музыку, хотя уже не так громко, и началось что-то наподобие танцев.

Верховцев чувствовал себя очень неважно — тело ватное, в голове африканский там-там, и проклинал себя за то, что «подписался» на участие в этой тусовке «талантов и поклонников» мира кино. Судя по внешнему виду, не легче было и «малолетке» — бледно-зеленый цвет ее лица говорил о том, что ей явно не до проблем высокого искусства, равно, как и до томных объятий танго. Верховцев шепнул на ухо Косте, что он уходит «в аут» и отправился в другую комнату. Дама, что выглядела постарше остальных, увязалась за ним:

— Не помешаю?

Детектив посмотрел на нее сквозь пелену тумана, стоящего перед глазами, и заплетающимся языком пробормотал:

— Не могу запретить… Я з… Я з-здесь такой же гость, как и вы… И ва-аще, я по-пошел спать…

Дама игриво заглянула в его покрасневшие глаза и нежно потрепала волосы:

— Это хорошо, я тебя убаюкаю.

Верховцев, не раздеваясь, тут же завалился в свой угол, перед глазами у него все кружилось и расплывалось. Дама прилегла рядом и, немного погладив ему шею, принялась расстегивать пуговицы на рубашке, приговаривая:

— Ну что ж ты, продюсер, сломался до первых петухов? Ничего, ничего, милый, мы тебя быстро приведем в товарный вид…

Верховцев с огромным трудом и нежеланием повернул голову:

— М-мадам, я, пьяный, к женщинам не пристаю… У-у… у м-меня такой принцип.

— Я не мадам, — коротко ответила она, — меня зовут Галя Кузнецова…

Верховцев поводил рукой перед своим лицом, словно желая отвадить какое-то непонятное привидение:

— Н-не видишь, я в отрубе? Утром разберемся, кто ты, кто я, и кто кому Рабинович. Я не Штир… Штирлиц спать по двадцать минут и потом идти на задание… Извини засранца…

Голова его откинулась на подушку, и он полетел в огромную темную бездну…

Когда Олег среди ночи разлепил глаза, то не мог сообразить, где он находится, кто лежит рядом с ним и сколько времени продолжалась «отключка». В голове по-прежнему продолжал молотить там-там, а сердце, как загнанный зверь, металось в грудной клетке, словно искало какой-то выход и не могло найти его. Внутри все жгло, чудовищная жажда была мучительна, организм требовал влаги…

Он встал на ноги и нетвердой походкой направился на кухню, но, войдя в смежную комнату, поневоле приостановился — там вовсю шли пробы. На столе посреди комнаты враскорячку сидел «главный режиссер», он же Гриф, а перед ним, согнувшись в три погибели, стояли две подружки и покусывали, поглаживали, полизывали его тщедушные, нетронутые загаром телеса. Гриф закатывал глаза и натужно рычал: «Ну, не верю, не верю! Больше чувства! Человеческого тепла больше…» Аркаша и Костя, видать по всему, тоже «не верили», только сзади; сопя и кряхтя, они ритмично покачивали эту «высокохудожественную» композицию. «Вот… вот… уже лучше, — перешел с рыка на вой „главреж“, судорожно мочаля скрюченными пальцами волосы старательных кандидаток в кинозвезды. — А теперь быстрее… так… так… о-о-оу-у-у!» Гриф затрясся, как в лихорадке, Аркаша и Константин тоже бешено задергались, будто через них пропустили электрический разряд, и мгновение спустя их лица озарились блаженным кайфом — по всему было видно: творческая группа «поверила» полным составом, «поверила» единогласно…

Пройдя до туалета, Верховцев снова остановился. Дверь была нараспашку; на коленях в обнимку с унитазом стояла «малолетка» и отчаянно блевала. «А эта по конкурсу не прошла, — подумал детектив, — не вписалась по техническим причинам».

На кухне он неспеша и с наслаждением выпил с полчайника кипяченой воды и, почувствовав некоторое облегчение, отправился досыпать. «Малолетка» по-прежнему торчала в туалете. Она, казалось, срослась с унитазом, а может быть над ним и уснула. В комнате неугомонный жеребец Аркаша уже затевал новый «дубль», с увлечением объясняя своим подопечным, что и как надо будет исполнять в следующем эпизоде. Костя о чем-то замечтался над рюмкой самогона. Гриф, развалившись в кресле, с пьяной ухмылкой вносил какие-то коррективы. «Творческие поиски» грозились затянуться до самого утра…

3

Тяжелое, похмельное утро началось для ночных кутил с команды Кости «Подъем!», которая была сурова и неумолима, как приговор военного трибунала, и обжалованию не подлежала. Со вздохами и стенаниями все кое-как поднялись на ноги и стали приводить себя в порядок. Дамы выглядели слегка помятыми, но все же сносно, зато мужская половина вместе с «малолеткой» оставляла желать лучшего. Гриф, в безнадежной попытке похмелиться, тряс пустой бутылкой над стаканом. Аркаша был убежденным реалистом и в чудеса не верил, а потому смотрел на тщетные старания Грифа с нескрываемой иронией. Верховцева, к счастью, головная боль не донимала, но он поймал себя на мысли, что хорошо высыпаться в Крыму ему, видимо, не светит. Костя был по-военному собран и подтянут, и только по бледности, проступившей сквозь загар его лица, можно было предположить, что начало трудового дня будет для него нелегким.