Татьяна Полякова - Чумовая дамочка Страница 5

— Ты хоть не зуди, — подхватив его под руку, попросила я.

— А я что, я как скажешь…Хочешь споем?

— Давай.

Мы направились к подъезду, затянув негромко «Раскинулось море широко».

— Дед твой, царство ему небесное, очень эту песню уважал, — поднимаясь по лестнице, заметил сосед, — Бывало, как выпьет…

— Похоронили по-людски?

— А то как же. Дед твой Нинку хорошо знал, оттого кончину свою препоручил соседке. Варваре Васильевне. И деньги оставил, трюмо продал, то, что в углу стояло… А остальное все Нинка. Я ей говорил, мол, вернется Виталька, за душой у девки ни гроша…

— Бог с ней, с Нинкой… На кладбище завтра съезжу. Поедешь со мной?

— Конечно. Возьмем бутылочку, помянем моего дорогого усопшего друга Игната Мартыновича… Вот уж кто выпить любил, но и дело знал. Знал дело, скажу я тебе.

Палыч вошел в квартиру, запер дверь на засов, посмотрел на меня заговорщицки и, взяв за руку, повел в кухню

— Нинка-то твоя жаднющая, да, слава богу, без царя в голове, а Игнат Мартыныч мужик обстоятельный, любимую внучку без копейки не оставил. Бери табуретку, полезай наверх.

— Куда? — удивилась я.

— В темнушке, на верхней полке, за ящиком тайник. Полезай, да пошарь там, ручку нащупаешь. Со старых времен тайник, не знаешь, так ни в жизнь не найдешь.

Я влезла на табурет, принялась впотьмах шарить рукой и в самом деле обнаружила в стене металлическую скобу, потянула ее и сунула руку в тайник.

— Ну что? — спросил Палыч удовлетворенно, — Нашла?

— Нашла, — кивнула я, передавая ему два свертка в старых наволочках. В одном были бронзовые часы, в другом статуэтка из мрамора.

— Там и адрес есть, куда отнести, за большие деньги у деда эти вещи просили, для тебя берег.

— Спасибо тебе, — глядя на багровую физиономию своего соседа, сказала я.

Если бы могла, то непременно заревела бы в ту минуту. Мы обнялись. Палыч похлопал меня по спине и сказал со вздохом:

— Ждал я тебя. И барахло это душу-то тянуло, а ну как свистнет кто, я ведь пьяный — дурной… Теперь все, слава богу, волю покойного исполнил и тебя увидел. Ты. Виталька, хочешь смейся, хочешь дураком зови, а ведь кроме тебя… Ладно, сама знаешь…

— Знаю, — кивнула я. — Пойдем, выпьем за дедово наследство. Больших денег не жду, но на жизнь нам с тобой хватит.

Палыч шмыгнул носом и торопливо отвернулся.

Мы еще выпили, доели картошку, я убрала наследство в тайник и вымыла посуду. К этому моменту сосед задремал, облокотившись на стол, я проводила его в комнату на видавший виды диван, достав из шифоньера подушку и одеяло. Пять лет назад у Палыча был телевизор и холодильник, теперь же из мебели только необходимый минимум, а шифоньер вообще пустой. Я вздохнула, открыла в комнате окно и задернула ситцевую штору, чтобы солнце не било спящему в глаза, а потом прошлась по квартире, насвистывая. Извлекла из кармана кубики и бросила на кухонный стол. Два и один. Не густо. Я покосилась на телефон Аппарат был древний, под стать квартире, укреплен на стене в коридоре. Сделав очередной круг по прихожей, я подошла к нему и, сняв трубку, набрала номер.

— Да, — голос звучал хрипло и недовольно.

— Чижик, — позвала я.

— Кто это? — помедлив, спросил он, вроде бы растерявшись

— Я, не узнал?

— Лийка… вот ведь… конечно… вернулась, значит? Когда приехала?

— Три часа назад.

— В гости или насовсем?

— Пока не знаю. Поговорить надо. Найдешь время?

— Само собой. Ты где?

— В дедовой квартире.

— Отлично. У меня тут дельце небольшое. Через час освобожусь, заскочу…

— Спасибо. Буду ждать. — Я повесила трубку, а Палыч позвал из своей комнаты.

— Виталька.

Я вошла, привалилась к стене и спросила:

— Тебе чего не спится?

— Своему звонила, да? Рад он, что ты вернулась, или как?

— Рад. Сказал, в гости жди…

— Ага… Тут несколько раз заходил один, видать, из этих… крутых. Машина у него импортная, блестит вся. Интересовался, пишешь ли деду, как вообще дела… твой, что ли?

— Откуда ж мне знать? — усмехнулась я, — Хотя моему ходить незачем.

— Он тебя правда бросил? — нахмурился Палыч.

— Ты, дед, с Нинкиных слов не пой. У меня был выбор, на него показать или самой в тюрьму шлепать. Он меня ни о чем не просил, я сама все решила. Вот и весь сказ…

— Не правильно это, — разозлился Палыч. — И глазами на меня не зыркай, я тебя вот с эдаких пор знаю и имею право высказаться. Он мужик, а ты баба. И если он за твоей спиной спрятался…

— Надоели мне эти разговоры. Что ты, точно прокурор, душу-то тянешь? Ну сваляла дурака, хлебнула дерьма, поумнела, теперь жить хочу, долго и счастливо. Мне б на работу устроиться, а остальное приложится.

— Если как ты говоришь, если ты все ему простила и камня за пазухой не держишь…

— Хочешь, еще за водкой сбегаю? — предложила я, — Только дурацкие разговоры оставь и спой что-нибудь морское…

— Иди за водкой, — махнул рукой Палыч, и я пошла. До приезда Вальки время еще было, а торчать в душной квартире не хотелось.

Когда я вернулась. Палыч крепко спал, храпел так, что было на лестнице слышно.

— Вот чертяка, — подивилась я, открыла на кухне окно и закурила, устроившись на подоконнике. Минут через пятнадцать во дворе появился серебристый «Лексус», притормозил под нашими окнами, и из него вышел Валька Чиж. Правда, теперь называть его так было неловко, он раздобрел, выглядел заметно старше, а главное — очень респектабельно. От замашек дворовой шпаны и следа не осталось. Чижик поднял голову к кухонному окну, заметил меня и улыбнулся, а я, помахав рукой, пошла открывать дверь.

Валька вошел в прихожую, притормозил у порога и оглядел меня с ног до головы, на лице читалось удовлетворение.

— Надо же, — сказал он, качая головой. — Еще красивей стала… На юг завернула?

— Ага. Кости погреть

— Классный загар. Выглядишь на тыщу баксов.

— Половину давали, — хмыкнула я.

— Что? — не понял Валька.

— Ерунда, один придурок в поезде… долго объяснять.

— Ну что? Обнимемся со свиданьицем? — засмеялся Валька, и мы обнялись. — Рад тебя видеть.

— И я тебя. Идем на кухню. выпьем. Разговор есть.

— Да, — согласился он. — Поговорить есть о чем.

— За посылки и деньги спасибо.

— Ерунда.

— Значит, ты…

— И он… интересовался. Переживал очень. Особенно в первый год. Ему, знаешь ли, нелегко пришлось. Каждая собака глаза колола. Говоря между нами, есть за что. Власть он, может, забрал немалую, а вот уважение…

— Из-за того, что я вместо него в тюрьму отправилась?

— Само собой. Конечно, в глаза ему такое никто не скажет, даже я. Кишка, знаешь ли, тонка, сказать как думаю… подставил ты бабу, а сам… В глаза не говорят, а за спиной шепчутся. Влад не совсем дурак, понимает…

— Влад? — удивилась я.

— Ага. Он у нас теперь так зовется. Шибко навороченный стал парень, и свое имя ему разонравилось, так что он не Славка, а Владислав. Влад для краткости.

— Здорово, — кивнула я, — Так что там про его ум и все такое? То есть чего мне ждать следует?

— А это от тебя зависит. Кто-то из мудрецов сказал: меньше всего мы склонны прощать людям собственную подлость. Улавливаешь? Ты постоянное напоминание об этой самой подлости И он знает, и ты знаешь, и все знают…

— Может, зря я домой вернулась?

— Если ты Славку убедишь в своей большой дружбе, так и проживешь спокойно, и даже очень может быть, что хорошо устроишься. А не убедишь, тогда ноги в руки — и отсюда подальше.

— Занятно, — кивнула я. — Ноги в руки, говоришь…

— Ты как сама настроена, с претензиями или…

— У меня к Славке претензий нет и быть не может. Меня в оборот круто взяли, деваться некуда, либо на себя брать, либо валить на Славку. Мне такое не по силам, да и соучастие все равно бы припаяли, пошли бы вместе…

— Это ты все сама придумала или подсказал кто? — спросил Валька презрительно, — Чушь все это. Передо мной спектакль не разыгрывай. Он Китайца завалил, потому как тот костью в горле стоял. Дело сделал в горячке и по-глупому… Если б ты на себя не взяла, париться бы ему в тюряге.

— И многие так решили? — спросила я, начиная думать, что Нинка, пожалуй, права и возвращаться мне не следовало. В конце концов. Россия большая, и где-нибудь мне место нашлось бы.

— Главное. Влад сам так думает, — хмыкнул Валька.

— Это он тебе сказал?

— Он со мной разговоров по душам давно не ведет, как из детских штанов выросли, так и завязали с разговорами. Но глаза у меня, слава богу, есть. Последние две недели он сам не свой, видно, к встрече готовится…

— Тогда жду от тебя совета. как поступить, чтоб в этом городе остаться и голову уберечь.

— Поезжай к нему, прямо сейчас. И попробуй убедить в своей большой дружбе. Заметь. Дружбе. О любви лучше помалкивай, он вроде жениться собрался. Вряд ли тебе чего светит, в общем, сами разберетесь.

— Не кроись, поняла, не дура. Значит, жать на то, что в одном дворе росли?