Чингиз Абдуллаев - Разорванная связь Страница 39

Эрнандес забрал деньги и вышел из номера. Он взял и карточку, которая лежала на столе, чтобы подозрение пало на кого-то из нас. И здесь он допускает несколько мелких ошибок, которые в итоге оказались для него роковыми. Во-первых, он протирает на всякий случай кнопку звонка, что сразу вызовет мое подозрение. Ведь там должны были остаться отпечатки пальцев Инны Солицыной. Значит, их кто-то намеренно стер. Возможно, даже не так. Чтобы гарантировать свою безопасность, он сначала позвонил в дверь, но Золотарев его не услышал. И только тогда, протерев кнопку звонка, Эрнандес открывает дверь своим ключом.

После того как он наносит этот удар, Эрнандес вешает пиджак на вешалку в стенном шкафу, предварительно достав почти все деньги, но оставив бумажник с кредитными картами, по которым его легко могли бы вычислить. И, наконец, забирает карточку-ключ, чтобы выбросить ее и убедить полицию в том, что убийцей был кто-то из приехавших, кто сумел воспользоваться этой карточкой. Но именно здесь он допускает свою главную и роковую ошибку.

Все посмотрели на молодого портье. Он покраснел, закашлял. Затем с силой выкрикнул:

– Кто это докажет? Я ничего не делал. Пусть они сначала докажут, что это я убил нашего гостя. Пусть докажут…

Теперь все взгляды были прикованы к Дронго. Он улыбнулся, доставая карточку.

– Вот доказательство, – громко произнес Дронго. – Дело в том, что эта закатившаяся запонка невольно помогла мне изобличить убийцу. Когда упала запонка, я машинально положил карточку к себе в карман, включил свет и начал искать. А когда ничего не нашел, поднялся и оставил карточку на столике. Но у меня в этот момент в кармане были две карточки. От номера Золотарева и от собственного номера. Так вот, я случайно перепутал. Я оставил не карточку номера Золотарева, а свою собственную. И потом я не мог попасть к себе в номер с карточкой от чужого номера, которая осталась у меня в кармане. Я пытался попасть в свой номер, но безрезультатно. Тогда я спустился вниз, к стойке портье. Эрнандес в это время разговаривал с каким-то гостем. Он не обращал на меня внимания. Его мысли были заняты дверью в номер, где находился Золотарев. В тот момент его интересовали только деньги, которые он видел на своей стойке. Он даже не заметил, что его напарница выдала мне новую карточку. Я вернулся к себе в номер под впечатлением от своего разговора с Золотаревым и меньше всего думал о ключе, который я получил.

Но на следующий день комиссар Морено невольно заставил меня вспомнить об этом, когда приказал блокировать мою новую карточку-ключ и я не смог попасть в номер. У меня возникло ощущение дежа вю, и я вспомнил, как не смог попасть к себе в номер сразу после того, как оставил Золотарева в его новом номере. Нужно было проверить мою версию. Я взял оставшуюся у меня карточку и пошел проверять, подходит ли она к дверям номера, где был убит Золотарев. Там как раз в это время работали обе горничные. И она подошла. А это могло означать только одно. Безусловное и абсолютное алиби двоих гостей, которые были в номере Золотарева до убийства – мое и госпожи Солицыной. Той карточкой, которую я, случайно перепутав, оставил на столике, невозможно было открыть дверь в номер Золотарева. Это была карточка от моего номера. Но Эрнандес об этом не знал. Он открыл дверь своим универсальным ключом, уверенный, что компьютеры зафиксируют внешнее воздействие на замок. Но настоящей карточки-ключа, которую он мне выдал, у него уже не могло быть. Он ее забрал только для того, чтобы обеспечить себе алиби, выбросив где-нибудь эту старую карточку. Однако он здорово ошибся, не проверив выброшенную карточку. А я проверил оставшуюся у меня. Вот она. Это и есть та самая карточка от номера Золотарева, которую я, перепутав, оставил у себя в кармане.

Эрнандес поднялся. На него было жалко смотреть. По лицу пошли красные пятна. Он как-то нервно дергался.

– Сеньор комиссар, – торжественно закончил Дронго, – позвольте вам представить. Убийца вашего гостя Петра Золотарева сеньор Алваро Эрнандес. Я думаю, что если вы проведете тщательный обыск у него дома, то наверняка найдете украденные деньги. Большая пачка бордовых купюр по пятьсот евро. Очевидно, когда мы с Золотаревым случайно показали этот бумажник портье, он просто не выдержал. И решил любым способом завладеть этими деньгами. Сама ситуация идеально работала на него. Я снял номер на свою кредитку, к Золотареву зашла Инна Солицына, можно было легко свалить всю вину либо на меня, либо на гостью, либо на остальных участников этой группы. И только закатившаяся запонка, из-за которой я перепутал ключи и оставил другую карточку, полностью и абсолютно разоблачила этого убийцу. Вы можете его арестовать, сеньор комиссар.

– Я не хотел его убивать, – заплакал Эрнандес, падая на колени, – честное слово, не хотел. Я думал только его оглушить и забрать деньги. У этих русских миллионеров всегда так много наличных. Они их даже не считают. Никто бы и никогда не узнал. Даже он сам. А кредитные карточки я не трогал. Понимал, что меня могут вычислить. Богом клянусь, я не хотел его убивать.

– Идем, Алваро, – поднялся комиссар, – ты уже сделал все, что мог. И опозорил наш город в глазах гостей. Оставайся хотя бы мужчиной, если ты не смог быть порядочным человеком. Идем за мной.

Помощник комиссара ловко и быстро надел наручники на плачущего портье. Алиса с каким-то непонятным любопытством рассматривала этого человека, который сделал ее вдовой. Она брезгливо отвернулась. Он был ей противен. Но неожиданно Лиза вскочила и бросилась к стоявшему на коленях портье. Она ударила его по лицу, раз, другой, третий. Ираклий и его брат бросились к ней, оттащили ее от стонущего от страха портье.

– Он может подать на вас в суд, – быстро сказал переводчик по-русски, – нельзя бить человека по лицу.

– А убивать человека можно? – спросил Георгий Луарсабович. – Этот мерзавец убил ее отца. Она правильно сделала, что дала ему по морде. Это моя невестка, и если кто-нибудь подаст на нее в суд, то пусть имеют дело со мной. Это я разрешил ей ударить такого мерзавца.

Переводчик развел руками. Он не знал, что ему говорить. Перед тем как выйти, комиссар повернулся к Дронго.

– Я знаю, что должен извиниться перед вами, – нехотя произнес он, – но думаю, что вы тоже понимаете мое положение. В номере были только ваши отпечатки пальцев. Что я должен был думать? И как мне следовало поступать?

Он немного помолчал. Гарригес, затаив дыхание, слушал его.

– Но я вам благодарен, сеньор Дронго, – наконец произнес комиссар, – вы действительно смогли найти убийцу. Вот вам моя рука. Спасибо за вашу работу.

Дронго пожал протянутую руку.

– Ничего, – смущенно пробормотал он, – на самом деле нужно было только немного подумать.

– Какой молодец, – прошептал Георгий Луарсабович, – все правильно понял. Я же ему сразу подсказал, что это не психология, а убийство с ограблением. Самое примитивное убийство, чтобы украсть деньги у нашего родственника.

Алиса взглянула на Дронго и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты. Дочь и зять поспешили за ней. Инна Солицына подошла к нему. И хотя муж все время тянул ее в сторону, она протянула руку Дронго.

– Спасибо, – сказала она, пожимая ему руку, – вы не только нашли убийцу, но и сохранили нашу честь. И мою, и Алисы. Спасибо вам за все.

Павел Солицын недовольно кивнул на прощание, уходя вслед за женой. Георгий Луарсабович поднялся и подошел к Дронго.

– Ты все-таки хороший следователь. А почему ты не сказал о пяти процентах, которые купил Ираклий? Хочешь сделать сюрприз этому компаньону? Или ты чего-то нам недосказал? Разные туманные намеки об отношениях компаньонов. Не буду тебя спрашивать. Я привез с собой бутылку хорошего вина. Знаешь, как трудно сейчас возить в багаже это вино. В ручную кладь никакие жидкости не пускают, террористов боятся. А я свою бутылку привез. Вечером выпьем с тобой. Ты умный человек. И справедливый. Это так редко бывает. Не забудь, что сегодня вечером мы встречаемся.

В сопровождении своего старшего сына он покинул комнату менеджера. Дронго увидел, как поднявшийся со своего стула Гарригес подошел к нему, что-то пряча за спиной.

– Что это? – не понял Дронго, когда Гарригес протянул ему блокнот и ручку.

– Автограф, – умоляюще сказал следователь, – я же говорил вам, что моя супруга ваша поклонница. Она работала в Интерполе…

Дронго улыбнулся и, взяв ручку, поставил свою размашистую подпись.