Джеймс Чейз - …И вы будете редактором отдела

Джеймс Хэдли Чейз

…И вы будете редактором отдела

Глава 1

В жаркий майский день я праздно подремывал у себя в кабинете, когда меня вдруг разбудил телефон – я даже вздрогнул.

Я взял трубку.

– Да, Джина.

– На проводе господин Шервин Чалмерс, – прошептала Джина.

Я тоже затаил дыхание.

– Чалмерс?! Боже правый! Уж не в Риме ли он?

– Он звонит из Нью-Йорка.

Дыхание частично вернулось ко мне, но не до конца.

– Ладно, соединяй, – сказал я.

Четыре года я заведовал римским корпунктом «Нью-Йорк вестерн телегрэм», но с владельцем газеты беседовал впервые. Он был мультимиллионером, диктатором в своей вотчине и блестящим газетчиком. Когда Шервин Чалмерс звонил вам лично, это было равноценно приглашению на чаепитие в Белый дом к президенту.

Я поднес трубку к уху и стал ждать. Послышался обычный шум и треск, потом чопорный женский голос спросил:

– Это господин Досон?

Я сказал, что да.

– Подождите, пожалуйста, с вами будет говорить господин Чалмерс.

Я сказал, что подожду, и подумал, как бы она отреагировала, заяви я, что ждать не намерен.

Снова послышался шум и треск, затем голос:

– Досон?

– Слушаю вас, господин Чалмерс.

Последовала пауза, в продолжение которой я гадал, что за пинок мне уготован. В том, что это будет пинок, я нисколько не сомневался. Я и представить себе не мог, что этот великий человек может позвонить, будучи всем доволен.

Но меня ждал сюрприз.

– Послушайте, Досон, – начал он, – завтра моя дочь прибывает в Рим рейсом в 11.50. Я хочу, чтобы вы ее встретили и отвезли в отель «Эксельсиор». Моя секретарша забронировала для нее номер. Вы это сделаете?

Я впервые услышал, что у него есть дочь. Я знал, что он был четыре раза женат, но дочь оказалась для меня новостью.

– Она будет заниматься в университете, – продолжал он, причем слова как-то нехотя вываливались у него изо рта, будто эта тема страшно ему надоела и ему не терпится поскорее с нею покончить. – На случай, если ей что-нибудь понадобится, я велел ей обратиться к вам. Только не давайте ей денег. Она получает от меня шестьдесят долларов на неделю, а этого вполне достаточно для молодой девушки. Ей надо сделать одну работенку, и если она выполнит ее так, как я того хочу, ей не придется особенно нуждаться. Но я хотел бы знать, что всегда есть кто-то под рукой на случай, если ей что-то понадобится, или она заболеет, или что-нибудь такое.

– Значит, здесь у нее никого нет? – спросил я. Мне это очень не понравилось. Как няньку я себя ценю невысоко.

– Я дал ей несколько рекомендательных писем, и она будет учиться в университете, так что знакомые у нее появятся. – В голосе Чалмерса угадывалось нетерпение.

– Хорошо, господин Чалмерс. Я ее встречу, а если что-нибудь понадобится, я устрою.

– Вот это мне и нужно. – Наступила пауза, потом он спросил: – Как там у вас дела?

Я ответил, что дела идут несколько вяло. Наступила еще одна, долгая пауза, и я услышал его тяжелое дыхание. Я представил себе толстяка коротышку с подбородком, как у Муссолини, глазами, острыми, как пешня для льда, и ртом, похожим на медвежью пасть.

– На прошлой неделе о вас говорил Хэммерсток, – вдруг заявил он. – Похоже, он считает, что пора вернуть вас сюда.

Я медленно перевел дух: эту весть мне до боли хотелось услышать все последние десять месяцев.

– Я буду только рад, если это можно устроить.

– Я подумаю об этом.

Щелчок, раздавшийся у меня в ухе, сообщил мне, что он положил трубку. Я опустил свою на рычаг, оттолкнул стул от стола, чтобы дышать было вольготней, и уставился на противоположную стену, а сам тем временем думал, как здорово было бы вернуться домой после четырех лет в Италии. Не то чтобы мне не нравился Рим, нет, но я знал, что, пока я сижу на этой должности, у меня нет шансов пойти на повышение. Если я мог чего-то добиться, то только в Нью-Йорке.

После нескольких минут напряженных раздумий я прошел в приемную к Джине. Джина Валетти, темноволосая, веселая, симпатичная девушка двадцати трех лет, была моим доверенным секретарем с тех пор, как я начал работать в римском корпункте. Меня всегда поражало, как девушка с такой внешностью могла быть настолько умна.

Она перестала печатать и вопрошающе посмотрела на меня.

Я сообщил ей о дочери Чалмерса.

– Потрясающе, правда? – сказал я, присаживаясь на край ее стола. – Какая-нибудь рослая, толстая студентка, нуждающаяся в моих советах и внимании: чего только не сделаешь ради «Вестерн телегрэм»!

– А вдруг она красивая? – спокойно предположила Джина. – Многие американские девушки красивы и привлекательны. Ты можешь влюбиться в нее. Женитьба на ней принесла бы тебе немало выгод.

– У тебя на уме только супружество, – отозвался я. – Все вы, итальянские девушки, одинаковы. Ты не видела Чалмерса, зато я видел. Вряд ли она может быть красивой, раз она из его конюшни. К тому же он не захочет меня в зятья. Он наверняка планирует для дочери куда более выгодную партию.

Она посмотрела на меня долгим, неторопливым взглядом из-под загнутых черных ресниц, затем повела красивыми плечами и сказала:

– Подожди, пока увидишь ее.

На этот раз Джина ошиблась, как, впрочем, и я. Красивой Хелен Чалмерс не оказалась, но не была ни рослой, ни толстой. Она показалась мне совершенно безликой: блондинка, очки в роговой оправе, широкая, свободная одежда, туфли на низком каблуке. Волосы у нее были заплетены в косу. Словом, она была настолько пресной, насколько только может быть пресной студентка колледжа.

Я встретил ее в аэропорту и отвез в «Эксельсиор» с обычными любезностями, какие говорят незнакомому человеку. Она отвечала столь же вежливо. Пока я вез ее в отель, она успела так мне надоесть, что мне прямо не терпелось поскорее от нее избавиться. Я попросил звонить мне на службу, если ей что-нибудь понадобится, дал свой телефон и откланялся. Я был совершенно уверен, что она не позвонит. В ней чувствовалась расторопность, она явно не пропадет в любом положении и обойдется без моих советов и помощи.

Джина от моего имени послала в отель цветы. Она также отправила телеграмму Чалмерсу, что девушка благополучно прибыла. С чувством выполненного долга я напрочь выбросил мисс Чалмерс из головы и вплотную занялся двумя многообещающими газетными материалами.

Дней десять спустя Джина предложила мне навестить девушку и узнать, как она поживает. Я так и сделал, но в отеле мне сказали, что она выехала шестью днями раньше и адреса у них нет. Джина сказала, что мне следует разузнать, где она, на тот случай, если вдруг поинтересуется господин Чалмерс.

– Ладно, займись этим сама, – ответил я. – У меня дела.

Джина справилась в полицейском управлении. Оказывается, мисс Чалмерс сняла трехкомнатную квартиру на виа Кавоур. Джина узнала и телефон. Я позвонил туда.

Когда нас соединили, девушка, казалось, удивилась, и мне пришлось дважды повторить свою фамилию, прежде чем до нее дошло. Оказывается, она так же напрочь забыла обо мне, как я о ней, и, как ни странно, это меня задело. Она сказала, что все в порядке, дела у нее идут прекрасно, спасибо. В ее голосе угадывалось какое-то нетерпение, которое наводило на мысль, что она возмущена тем, что я навожу о ней справки; кроме того, она прибегла к тому вежливому тону, к которому прибегают дочери очень богатых людей, когда разговаривают со служащими отца, и это привело меня в бешенство.

Я прервал разговор, снова напомнил ей, что в случае надобности я в ее распоряжении, и положил трубку. Джина, которая все поняла по выражению моего лица, тактично заметила:

– В конце концов, она дочь миллионера.

– Знаю, – ответил я. – Отныне пусть сама о себе заботится. Она в буквальном смысле слова меня отшила.

На том и порешили.

Весь следующий месяц я ничего о ней не слышал. У меня было много работы, поскольку месяца через два я собирался в отпуск и хотел сдать дела в полном порядке Джеку Максуэллу, который должен был прилететь из Нью-Йорка сменить меня.

Я планировал провести неделю в Венеции, а потом закатиться на три недели на юг, в Искию. Это был мой первый долгий отпуск за четыре года, и я с нетерпением его ждал. Я собирался путешествовать один. Я люблю побыть в одиночестве, когда это удается, люблю сам решать, где и надолго ли остановиться: в компании же свобода передвижения всегда стеснена.

Спустя месяц и два дня после телефонного разговора с Хелен Чалмерс мне позвонил Джузеппе Френци, мой хороший друг, которой работал в редакции «Италиа дель пополо». Он пригласил меня на вечеринку, устраиваемую продюсером Гвидо Луччино в честь какой-то кинозвезды, которая произвела фурор на фестивале в Венеции.

Мне нравятся вечеринки по-итальянски. На них приятно и весело, а еда всегда отменная. Я сказал, что заеду за ним часов в восемь.

Когда мы добрались до дома Луччино, проезжая часть дороги была забита «кадиллаками», «роллс-ройсами» и «бугатти», и мой старый «бьюик» корчился от боли, пока я отыскивал, куда бы нам с ним приткнуться.