Картер Браун - Объект их низменных желаний

Картер Браун

Объект их изменных желаний

Глава 1

День был слишком хорош, чтобы думать об убийстве.

Огромные тихоокеанские волны с ревом набрасывались на берег и растекались тысячами пенящихся ручейков.

Небо было лазурным, солнце — палящим, и я мечтал провести остаток дня растянувшись на песке рядом с какой-нибудь русалкой в бикини. Но мечты — весьма скоротечная штука для таких парней, как я, которые полностью зависят от ежемесячного жалованья. Поэтому я вылез из машины и зашагал к переднему крыльцу.

Маленький домик казался слегка покосившимся, как будто после продолжительной борьбы ему пришлось сдаться на милость океанским ветрам.

Сильно пахло жимолостью, что следовало бы считать романтичным, если бы от этого запаха у меня чертовски не першило в горле. Я нажал на кнопку звонка и прождал секунд пятнадцать, прежде чем распахнулась входная дверь и на меня уставилась брюнетка довольно безумного вида. Во всяком случае, мне показалось, что она уставилась, так как глаза у нее фокусировались не очень здорово.

— Алый — цвет позора благородной Элинор, — продекламировала она каким-то замогильным голосом. — Коричневый — цвет ее обагренной кровью груди.

— Я лейтенант Уилер из службы окружного шерифа. — Я вытащил свой значок и помахал им перед ее носом, словно это был магический талисман от злых чар.

— Пульс не прослушивается, ткани изуродованы, — продолжала она тем же ненатуральным голосом. — О, опустите черный гроб в сырую землю. Начните танец траурного ритуала.

— А где рифма? — попытался я прервать ее.

— Белым стихам рифмы не нужны. — Она еще раз посмотрела на меня, поморгала, затем ее глаза приняли осмысленное выражение. — Как вы себя назвали?

— Уилер, лейтенант Уилер.

— ..Из службы окружного шерифа, — закончила она за меня. — Первый из многих, надо думать?

— Что вы имеете в виду? — пробормотал я.

— Бедная Элинор! — Она печально покачала головой. — Похожие друг на друга серые полицейские офицеры будут смотреть с вожделением на твой обнаженный позор, близорукие хирурги будут копаться в твоих внутренностях, а гробовщик с потными ладонями позаботится об остальном. — Неожиданно ее темные глаза презрительно взглянули мне в лицо. — Полагаю, вы хотите ее видеть?

— И полагаете не напрасно, — осторожно ответил я.

Она провела рукой по длинным темным волосам, которые беспорядочной массой покрывали ее плечи, очевидно решая, можно ли впустить меня в дом. Это дало мне возможность очухаться от всей этой ерунды с белыми стихами и посмотреть на нее более внимательно, что явно не было излишним. Итак, лет двадцати с небольшим, не просто хорошенькая, а, можно сказать, красивая. Черный облегающий свитер обрисовывал ее полные груди со всеми деталями; на ней были вылинявшие голубые джинсы, которые неизвестно каким манером ей удалось натянуть на себя: природа наделила ее широкими бедрами и внушительных размеров задницей.

Я мог бы поспорить, что она весьма высокого мнения о собственной внешности, поскольку неосознанно поддерживала постоянный контакт со своим телом. Пока пальцы ее правой руки любовно приглаживали длинные шелковистые волосы, вторая рука скользнула вдоль крутого бедра, затем рассеянно коснулась груди. Судя по манере разговаривать, она была малость «ку-ку», но, возможно, это было результатом эмоционального шока. Не исключено, что мне удастся это узнать (я мысленно скрестил пальцы), когда она поостынет.

— Я ведь не могу помешать вам войти, не так ли? вдруг произнесла она. — Грязному, прогнившему, вонючему миру недостаточно, что она уничтожена? Она мертва, но все равно должна быть выставлена на публично обозрение. Таков ритуал, не так ли?

— Я всего лишь коп, — мягко пояснил я. — Когда кого-то убивают, мне платят за то, чтобы я установил, кто это сделал.

— Да. — Она быстро закивала, в то время как ее правая рука рассеянно поглаживала основание левой груди. — Вы абсолютно правы! Вы виноваты не больше, чем я. Не мы с вами повинны в этом мерзком злодеянии, верно? — Она шире распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская меня. — Она в спальне. Я ничего не трогала.

Я прошел мимо нее в гостиную, потому что никакой прихожей не было. Сквозь зеркальное стекло открывался великолепный вид на пляж и океан, а в очаге торча. традиционный обломок плавника. В остальном комната была обставлена в псевдоколониальном стиле и производила впечатление нежилой.

Я почувствовал, как моего локтя коснулась рука, и посмотрел на брюнетку, которая кивком указала на дверь слева.

— Вон там, — сказала она, ее руки при этом медленно одергивали юбку на тонкой талии.

— Думаю, вы должны все знать?

— О чем?

— Об Элинор. — Она на мгновение прикусила указательный палец, затем — возможно, он пришелся ей не по вкусу — как бы отбросила от себя. — Я имею в виду, чем она занималась и с кем этим занималась, ну и все такое?.. — Смех у нее был застенчивым, но, как мне показалось, неестественным. — Я думаю, вы захотите узнать все и обо мне?

Это было спорно. Не желая уточнять, я спросил:

— Вы Анджела Палмер?

— Верно.

— А это? — Я жестом указал на запертую дверь.

— Элинор Брукс.

— Наверное, мне лучше пойти взглянуть, — пробормотал я.

Тяжелые шторы на окнах были плотно задернуты, и комната тонула в полумраке. Я закрыл за собой дверь и включил верхний свет. И очутился в духоте — в спальне пахло табачным дымом и дорогими духами. Мои глаза, привыкнув к яркому желтому свету, увидели разбросанную по всему полу одежду. У самых моих ног валялось смятое платье. Недалеко от него — черный шелковый бюстгальтер, крошечный пояс с резинками и пара нейлоновых чулок, черная нижняя юбка и, наконец, у изножья огромной кровати — черные кружевные штанишки. Обнаженное тело девушки раскинулось по диагонали на голубом шелковом покрывале.

Я подошел и взглянул повнимательней.

Это была блондинка примерно такого же возраста, что и брюнетка, впустившая меня в дом. Глаза у нее были широко раскрыты и уставились в потолок. Рукоятка ножа торчала над ее левой грудью, повсюду была кровь. Прежде чем она запеклась, кто-то написал ею на лбу убитой большую букву «J».

Пока не прибыли эксперты, мне было нечего делать, поэтому я снова вернулся в гостиную. Анджела Палмер сидела в псевдоколониальном кресле, нежно лаская руками свои бедра. Она посмотрела на меня с почти виноватой улыбкой:

— Это ужасно, не правда ли?

Я закурил сигарету и задал ей несколько вопросов. Выяснилось, что она приехала около десяти часов, открыла дверь собственным ключом и увидела труп.

Сразу же позвонила в службу шерифа и стала ждать, когда я приеду. Элинор Брукс была ее близкой подругой, они делили этот пляжный домик на двоих. Она не рассчитывала встретить здесь Элинор среди недели.

У них было нечто вроде расписания на субботы и воскресенья. У Анджелы и Элинор есть квартиры в Пайн-Сити — в одном и том же доме и на одном и том же этаже.

К этому времени прибыли эксперты во главе с доктором Мэрфи, так что с остальными вопросами пришлось подождать. Минут пятнадцать я стоял в спальне, прислонясь к стене, и наблюдал, как они работали. Эд Сэнджер, гений из криминалистической лаборатории, следил за тем, как его помощник действовал фотоаппаратом, искал отпечатки пальцев и производил остальные трюки, потом он поднял на меня глаза и пожал плечами.

— Черт знает сколько следов, возможно, все — девушек, — угрюмо буркнул он. — А на ноже, могу поспорить, не окажется ни единого. Иногда я даже думаю: ну чего ради нас беспокоят?

— Звучит многообещающе, — усмехнулся я.

Какое-то мгновение он смотрел на кровать, пожевывая свою губу:

— Какая несправедливость. Красивая девица, а?

Доктор Мэрфи запер свой зловещий черный чемоданчик с не менее зловещим щелчком и подошел к нам.

— Полагаю, причина смерти ясна даже для такого тупицы, как вы, Уилер?

— Он вынужден постоянно оскорблять людей, потому что у него комплекс неполноценности, — пояснил я Сэнджеру. — А этот комплекс имеется у него потому, что он неполноценен. Последний раз, когда анализировали его состояние, ему рекомендовали самоубийство как наиболее гуманный акт.

Худощавая физиономия Мэрфи приобрела еще более сатанинское выражение.

— Последний раз, когда анализировали состояние Уилера, выяснилось, что его основной проблемой является широта взглядов — например, если его заставить хотя бы пару минут не думать о девицах, он, скорее всего, превратится в идиота.

Как всегда, Эд Сэнджер пропустил нашу пикировку мимо ушей и вернулся к делу:

— Что вы скажете об этой букве, нарисованной у нее на лбу?

— А что? — спросили мы с Мэрфи в один голос.

— Ну, — он подозрительно посмотрел на нас обоих, — это должно что-то означать, не так ли?