Дело Черных дервишей - АНОНИМYС

Анонимус. Дело Черных дервишей

Пролог. Старший следователь Волин

Покойник выглядел необыкновенно презентабельно.

Он лежал посреди комнаты на кровати, накрытый двумя покрывалами, белым и черным, руки его были сложены на груди, глаза закрыты, челюсть подвязана, чтобы не отпала и не испортила ощущения общего благолепия. Желтоватое лицо умершего, впрочем, составляло ощутимый контраст с внешним благообразием: оно было перекошено болью и страхом – очевидно, смерть его оказалась мучительной. Да и какой еще могла быть смерть человека, которого задушили тонким шнурком, о чем ясно говорила красно-коричневая странгуляционная борозда.

– Ассасины какие-то, – пробурчал старший следователь Орест Волин, отходя от кровати к двери и окидывая комнату быстрым взглядом. – Тебе не кажется, что во всем этом есть что-то странное?

– Не то слово, – с охотою отвечал судмедэксперт Загонов, чьи розовые младенческие щечки плохо сочетались с окладистой черной бородой. – В первый раз вижу, чтобы убийца так заботился о жертве. Он же явно приготовил покойника к погребению.

Волин недовольно поморщился: речь не о том, хотя и это, конечно, весьма своеобразно. Но еще более странным казалось ему, что покойник лежит на кровати, а кровать…

– …стоит на полу, – догадливо подхватил Загонов.

Кровать стоит на полу, согласился следователь, потому что ни на потолке, ни на стене стоять она не может – об этом позаботился Исаак Ньютон, открывший в свое время закон всемирного тяготения. С тех пор все, что не стоит на земле или на полу, рано или поздно на них падает. И да, в их случае кровать стоит на полу, но вопрос не в этом. Вопрос в том, как именно она стоит?

Загонов посмотрел на кровать с покойником и по свойственной всем судмедэкспертам привычке сразу проницать суть вещей, отвечал:

– Криво стоит кроватушка.

Волин поднял палец вверх: совершенно верно, господа присяжные заседатели. Кроватушка стоит криво, но почему, дамы и господа, она так стоит?

– Так поставили, – не смутился великолепный Загонов. – У хозяина был плохой глазомер.

Однако эту блистательную версию Волин опроверг. Во-первых, сказал он, даже с очень плохим глазомером можно ошибиться градусов на десять, не больше, а тут кровать стоит под углом в сорок пять градусов по отношению к стене. Во-вторых, раньше она стояла прямо – на полу остались следы от того, что ее передвигали.

– Наверное, в ходе борьбы сдвинулась, – предположил Загонов. – Жертва сопротивлялась удушению и сдвинула кровать.

Следователя, впрочем, не устроила и эта версия. Жертва не могла сопротивляться, потому что, судя по всему, на кровать ее укладывали уже мертвой. Из этого можно сделать вывод, что кровать, скорее всего, криво поставил убийца. И, если подумать, в этом, вероятно, есть какой-то символический смысл. Вот только думать Волину что-то мешало. Что-то назойливое и прилипчивое. Пару секунд он пытался понять, в чем же проблема, и наконец догадался – все дело в непривычных звуках. Мелодичные, но несколько заунывные напевы наполняли комнату, отвлекали его и сбивали с мысли.

– Выруби ты свой смартфон, – попросил он Загонова. – Музыка мешает.

Загонов удивился – его смартфон тут вообще не при чем, а музыка вон откуда идет. И судмедэксперт ткнул пальцем в небольшой цифровой проигрыватель, который стоял на тумбочке рядом с кроватью.

– Кто его включил? – сурово осведомился Волин.

Выяснилось, что никто не включал – проигрыватель уже работал, когда они прибыли на место преступдения. И это было любопытно.

– Любопытно – не то слово, – согласился старший следователь, прислушиваясь к напевам. – Как думаешь, какой это язык?

– Турецкий, наверное. Или арабский, – пожал плечами судмедэксперт. – Короче, что-то сильно восточное.

Главным специалистом в Следственном комитете по всему сильно восточному был подполковник Мустафа Алиев, в молодости закончивший Институт стран Азии и Африки. Послушав напевы через трубку телефона, он уверенно сказал:

– Это Коран. Сура тридцать шестая, «Йа Син». А что это вы, братцы, вдруг взялись за Священное писание?

Волин отвечал, что взялись они не сами, а исключительно волею пославшего их начальства. Узнав, что сура исполнялась рядом с телом покойного, подполковник Алиев присвистнул.

– Интересно, – сказал он. – Дело в том, что у шиитов тридцать шестая сура читается умирающему. Таким образом, покойник ваш не только мусульманин, но и, скорее всего, шиит. Или шиит тот, кто его убил.

– И что это нам дает? – спросил Волин.

– Откуда мне знать, это ж твое расследование, не мое, – отвечал Алиев и повесил трубку.

Загонов смотрел на Волина с сочувствием. Так оно всегда и бывает – обнаружится что-то необычное, а зачем и к чему оно – один Аллах знает.

– Ладно, – сказал Волин хмуро, – пора бы осмотреть квартиру.

– Осмотри сначала это, – посоветовал судмедэксперт и кивнул на большую коробку в углу. Когда следователь осторожно открыл коробку, глазам его представилось нечто невиданное – а именно небывалых размеров старинный Коран.

– В каком смысле – Коран? – не понял полковник Щербаков.

– В прямом, товарищ полковник, – молодцевато отвечал Волин. – Тот самый, который был дан пророку Мухáммеду.

– Хочешь сказать, его сам Пророк написал? – не поверил Щербаков.

– Не совсем, – покачал головой следователь. – Мухаммед, как известно, был неграмотный, писать не мог, зато мог пересказывать.

Тут пришлось пуститься в некоторые объяснения – специально для начальства. По словам Волина, которые подтверждает и подполковник Алиев, и вся современная наука, Коран диктовал Мухаммеду не кто иной, как архангел Гавриил. И уже после этого Пророк пересказывал надиктованное своим соратникам, которые и записывали божественное откровение. Зять пророка Мухаммеда, третий халиф Усмáн в VII веке собрал записи в одну книгу, выбросив те, которые казались ему сомнительными. Именно эта книга и стала считаться правильным Кораном, который чтит сейчас весь мусульманский мир. Всего при жизни халифа Усмана существовало шесть экземпляров великой книги. Пять разошлись по свету, а один остался у самого халифа. Согласно преданию, халиф был убит как раз, когда он читал свой экземпляр, и его кровь обагрила страницы священного фолианта. Именно этот окровавленный Коран и считается самым известным, это одна из великих святынь мусульманского мира.

– И ты, значит, его нашел при осмотре места преступления? – перебил полковник.

– Не так, чтоб буквально его, – скромно отвечал Волин. – Вообще-то сам Коран Усмана хранится в Узбекистане, в Ташкенте. Но в начале XX века, еще при Николае Втором, с оригинального свода были сняты пятьдесят копий. Они тоже разошлись по миру, но несколько экземпляров до сих пор хранятся в России. Есть копии в Государственном музее истории религии в Петербурге, один Коран находится в канцелярии Санкт-Петербургской Соборной мечети, один – в Центральном духовном управлении мусульман России.

– Понятно, – кивнул полковник несколько разочарованно, – выходит, ты нашел копию.

– Да, я нашел копию, – согласился Волин, – вот только не могу понять, какую именно. Я связывался с Петербургом и с Духовным управлением мусульман России – их экземпляры на месте. Очевидно, убийца украл какую-то неизвестную копию, причем копию, неизвестную даже ученым.

Отличие найденной Волиным копии, по его словам, состояло в том, что она точно повторяла оригинал, вплоть до того, что на ней были такие же следы крови, которых на копиях начала XX века не было и быть не могло.

– Так, может, это все-таки подлинник? – спросил полковник.

– Очень интересная версия, – оживился Волин. – Тем более, что подлинник сейчас как раз находится в России. В Питере проходит Второй Международный конгресс «Культурное наследие Узбекистана – путь к диалогу между народами и странами». В рамках этого конгресса узбеки как раз экспонируют Коран, обагренный кровью халифа Усмана.