К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля Страница 60

Прошло десять минут, а Марк все не возвращался; меня охватило нетерпение. Голод напоминал о себе все настоятельнее. Тяжело поднявшись, я отправился на поиски Марка. Из-под дверей лазаретской кухни пробивался свет. Прислушавшись, я различил доносившиеся оттуда приглушенные звуки. Похоже, плакала женщина.

Я осторожно приоткрыл дверь. Элис сидела у стола, уронив голову на руки, ее пышные каштановые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она тихонько, но очень горестно всхлипывала. Услышав, как я вошел, она вскинула голову. Лицо ее покраснело и пошло пятнами, строгие правильные черты припухли. Она хотела встать, вытирая заплаканные глаза рукавом, но я протестующе замахал руками.

– Прошу вас, Элис, сидите. Расскажите мне, что вас так расстроило.

– Ничего, сэр.

Девушка притворно закашлялась, чтобы скрыть дрожь в голосе.

– Возможно, с вами грубо обошелся кто-то из монахов? Откройте мне все без утайки. Вас обидел брат Эдвиг?

– Нет, сэр, что вы. – Она недоуменно взглянула на меня. – Почему вы решили, что это он?

Я вкратце передал ей свой разговор с казначеем, не утаив, что он безошибочно определил источник моей осведомленности.

– Но вам не о чем беспокоиться, Элис. Я сказал ему, что вы находитесь под моей защитой.

– Нет, сэр, брат Эдвиг тут ни при чем, – пробормотала Элис, низко склонив голову. – Просто мне стало так одиноко, сэр. Я одна во всем мире. Вы не знаете, что это такое.

– Поверьте, Элис, ваши чувства мне более чем понятны. Я уже много лет не видел своих родных. Они живут далеко от Лондона. Кров со мной разделяет лишь господин Поэр. Бесспорно, я занимаю довольно высокое положение, но это не мешает мне чувствовать себя одиноким. Да, очень одиноким, – повторил я с грустной улыбкой. – Но разве у вас совсем не осталось родственников? Разве в Скарнси у вас нет друзей, к которым вы можете сходить в гости?

Девушка нахмурилась, теребя краешек рукава.

– Нет, сэр. Кроме матушки, у меня не было родных. И в городе нас, Фьютереров, не очень-то жаловали. Вы сами знаете, люди предпочитают держаться в стороне от женщин, которые умеют исцелять недуги. – В голосе Элис послышалась горечь. – К знахаркам вроде моей матери и бабушки люди приходят, лишь когда они больны. А избавившись от хворей, не слишком утруждают себя благодарностью. Как-то раз к моей бабушке явился судья Копингер. Он был тогда молод, и его мучили спазмы в кишках. Она вылечила его, однако после, встречаясь с ней на улицах, он ни разу не удосужился кивнуть ей. А после смерти моей матери он со спокойной совестью снес наш дом. Мне пришлось за бесценок распродать всю мебель, потому что негде было ее держать.

– Я вам очень сочувствую, Элис. Можете не сомневаться, подобному произволу землевладельцев вскоре придет конец.

– Так что мне не к кому и незачем ходить в Скарнси, – продолжала девушка. – Даже в дни отдыха я остаюсь здесь, пытаюсь читать медицинские книги брата Гая. Он помогает мне разобраться, что к чему.

– Ну, по крайней мере, один друг у вас есть.

– Да, брат Гай очень добрый человек, – кивнула Элис.

– Скажите, Элис, а вы слышали что-нибудь о девушке, которая работала в лазарете до вас? Если я не ошибаюсь, ее звали Орфан?

– Я слышала, что она сбежала, прихватив с собой церковные золотые чаши. Впрочем, я ее не обвиняю.

Я решил не сообщать Элис об опасениях госпожи Стамп; девушка и так пребывала в печальном настроении, и ни к чему было усугублять ее тревогу. Желание прижать Элис к груди и тем самым хоть на миг избавить нас обоих от гнетущего чувства одиночества овладело всем моим существом, однако усилием воли я подавил этот порыв.

– Вы ведь тоже можете покинуть монастырь, Элис, – неуверенно предположил я. Однажды вы ведь уже оставили материнский дом и отправились в Эшер работать у аптекаря, не так ли?

– О, если бы только я знала, куда уйти! После того, что произошло в этом монастыре за последние десять дней, мне совершенно не хочется здесь оставаться! Большинство монахов исполнены похоти и злобы, и в их обрядах нет ни капли истинной любви к Богу. И я все время вспоминаю бедного Саймона. Он о чем-то хотел предупредить меня, но забрал свою тайну с собой в могилу.

– Да, я тоже постоянно вспоминаю его странные слова, – кивнул я и нагнулся к Элис. – Уверен, вам не стоит здесь оставаться. Я могу попытаться помочь вам, Элис. У меня есть связи и в Скарнси и в Лондоне.

Во взгляде девушки вспыхнула заинтересованность.

– Поверьте, я сознаю всю тяжесть вашего положения. Не сомневайтесь в искренности моего участия, Элис. Я вовсе не хочу, чтобы вы полагали, будто… – я запнулся, ощущая, как щеки мои залила краска, – будто я делаю вам одолжение. Но если вы согласны принять помощь от старого уродливого горбуна, я буду счастлив оказать ее вам.

Элис нахмурилась, а заинтересованное выражение, сверкнувшее в ее взгляде, стало более откровенным.

– Почему вы называете себя старым и уродливым, сэр?

– Мне скоро исполнится сорок, Элис, – пожал я плечами. – Так что у меня было время привыкнуть к тому, что все вокруг считают меня уродом.

– Но это не так, сэр, – с жаром возразила она. – Не далее как вчера брат Гай заметил, что ваше лицо являет собой редкое сочетание утонченности и печали.

– Надеюсь, брат Гай не разделяет порочных наклонностей брата Габриеля, – заметил я, иронически вскинув брови.

– Нет, что вы! Он совсем не такой! – воскликнула Элис с неожиданной горячностью. – Вам не следует оскорблять себя, сэр. В этом мире на долю каждого и без того приходится достаточно оскорблений.

– Да, вы правы, – пробормотал я с неловкой улыбкой.

Слова Элис подняли в душе моей целую бурю чувств, я был смущен и обрадован одновременно. Она не сводила с меня грустных понимающих глаз, и, не в силах совладать с собой, я протянул руку и коснулся ее руки. В следующее мгновение мы оба подскочили, потому что церковные колокола начали свой оглушительный бой. Рука моя упала на стол, и мы оба разразились нервным смехом. Тут дверь отворилась и вошел Марк. При его появлении Элис встала и поспешно отошла к посудному шкафу; я догадался, она не хотела, чтобы Марк видел ее заплаканное лицо.

– Простите, сэр, что я ходил так долго.

Марк обращался ко мне, но глаза его были устремлены на Элис.

– Я зашел в уборную, а потом задержался в палате, где лежат больные. Брат Гай сейчас там. Старый монах, кажется, очень плох.

– Брат Франциск? – спросила Элис, быстро повернувшись к нему. – Простите меня, господа, я должна идти.

Она проворно проскользнула мимо нас. Деревянные подметки ее башмаков застучали по коридору. Марк проводил девушку озабоченным взглядом.

– Похоже, сэр, Элис плакала. Вы не знаете, что произошло?

– Всему виной одиночество, Марк, – вздохнул я. – Идем, эти несносные колокола призывают нас на заупокойную службу.

Проходя через палату, мы увидели Элис и брата Гая, стоявших у постели старого монаха. Слепой брат Эндрю по обыкновению сидел в своем кресле, покачивая головой из стороны в сторону. Заслышав наши шаги, лекарь поднял голову и сообщил:

– Он уходит от нас. Скоро смерть посетит нашу обитель еще раз.

– Пришло его время, – неожиданно подал голос слепой монах. – Бедный Франциск, почти сто лет он наблюдал, как мир неуклонно катится к своему концу. Он видел приход Антихриста, предсказанный в Священном Писании. Богомерзкий Лютер и его пособник Кромвель явились в этот мир, дабы погубить его.

Я понял, что слепец не догадывается о моем присутствии. Брат Гай сделал шаг в его сторону, но я протянул руку, преграждая ему путь.

– Нет, брат, давайте послушаем.

– А, здесь есть кто-то еще? Какой-то гость? – спросил монах, обращая ко мне свои затянутые тусклой пленкой глаза. – Вы знали брата Франциска, сэр?

– Нет, брат. Я прибыл в монастырь совсем недавно.

– Франциск был посвящен в духовный сан еще во времена войны между Ланкастером и Йорком. Трудно представить, правда? Он рассказывал мне, что знавал одного старого монаха, который помнил еще пору до Великой Чумы. – По губам слепца скользнула легкая улыбка. – О, для монастыря Святого Доната то были дни процветания. В обители насчитывалось не менее сотни братьев. Знатные и образованные юноши стремились надеть сутану. А потом пришла чума. Тот старый монах рассказывал брату Франциску, что за неделю она забрала больше половины монахов. Пришлось даже перегородить трапезную на двое, потому что уцелевшим тяжело было смотреть на опустевшие столы. Да, тогда бедствие поразило весь мир, заставив людей вспомнить о близости конца. – Монах покачал головой. – А сейчас мир погряз в разврате и тщеславии. Скоро Христос явится вновь, дабы судить всех нас.

– Успокойтесь, брат, – встревоженно прошептал брат Гай. – Прошу вас, успокойтесь.

Я бросил взгляд на Элис; она опустила глаза. Умирающий монах лежал неподвижно, изборожденное морщинами лицо его уже несло на себе печать неземного покоя.