Джозефина Белл - Всевидящее око

Джозефина Белл Всевидящее око

(Пер. с англ. О. Погорелко)

Глава 1

Супруги Уинтринхэм поднимались по широким ступеням Вестминстерской галереи искусств. Стояла бурная весенняя погода. Порывы юго-западного ветра клонили к земле тонкие ветви уличных деревьев и гнали волны по широкому руслу Темзы. Изредка сквозь разрывы облаков проглядывало солнце. Над мостовой кружилась пыль и шуршали обрывки мусора. Выброшенные газеты цеплялись за стойки перил, сточные канавы были забиты смятыми картонками и грязной упаковочной бумагой.

— Я могу остаться без шляпы, — стараясь перекричать ветер, со смехом воскликнула Джил.

Бурный порыв ветра унес ее слова, и Дэвид их не расслышал. В поисках укрытия она взбежала вверх по лестнице, а через некоторое время, оторвав взгляд от живописного каравана барж, поднимавшегося со стороны Вестминстера, за ней последовал Дэвид. Они протиснулись через вращающуюся дверь и очутились в тихом холле с колоннами.

Джил извлекла из сумочки зеркало и занялась изучением своей прически. Несколько минут, отделявшие их появление в этом зале от пребывания в крытой машине, основательно над ней поработали.

— Мне нужно отлучиться и привести себя в порядок, — сказала она, делая безуспешные попытки поправить волосы рукой в перчатке.

Дэвид посмотрел на ее раскрасневшиеся щеки и заблестевшие глаза.

— Ты прекрасно выглядишь, — заметил он. — Хотя можешь поступать как тебе угодно. Слава Богу, у меня весь остаток дня свободен.

— Для загородной прогулки, может быть, и сойдет, но тут… — отозвалась Джил. — Всего несколько минут. Ведь нам может встретиться кто-нибудь из твоих замечательных пациентов или выдающихся коллег.

— Вряд ли. Я уверен, что они еще худшие мещане, чем мы. Встретимся внутри.

— Тогда старайся держаться поближе к входу.

Джил поспешила по своим делам, а Дэвид, следуя указаниям стрелок на белых картонках, направился на выставку. Наконец он оказался в зале, вместившем экспозицию современного искусства. По стенам были развешены картины, с потолка свисали абстрактные композиции, символизировавшие движение. Несколько скульптур разместились на подставках, а поблизости от двери, у которой поджидал Дэвид, выстроились несколько маленьких столиков с подносами, на которых расположились коллекции различных предметов, тщательно подобранные в соответствии с изменчивым диктатом подсознания.

Уинтринхэм сверился с каталогом и, с учетом полученной информации, снова стал рассматривать композицию на столике. Символика этого произведения от этого понятней не стала, разложенные предметы по-прежнему казались случайным собранием бытовых мелочей. Ему вспомнилась игра, в которую он юношей играл на вечеринках. Тогда на таких же подносах перед нетерпеливыми взглядами гостей на тридцать секунд появлялись подобные подборки, после чего им предстояло перечислить на листе бумаги названия добрых двух десятков увиденных предметов. Из-за своей великолепной памяти и наблюдательности Дэвид часто выходил в этой игре победителем, и теперь, поджидая Джил, он забавлялся этой игрой в одиночестве. Секунд тридцать пристально разглядывал вещи на подносе, потом отворачивался, доставал записную книжку и заносил в нее все, что успевал запомнить. Когда он повернулся, чтобы сверить ответ, то заметил, как на него смотрит пара хорошо одетых женщин. В их глазах читалась смесь любопытства и благоговения. Вполне вероятно, они были поражены его пристальным вниманием к этой композиции и последующими заметками. После того как их взгляды встретились, они отвернулись, и он тут же услышал голос Джил.

— С чего начнем?

— Я уже начал. — Дэвид рассказал ей о том, как развлекался в ее отсутствие и какой эффект это произвело на публику.

— Возможно, они посчитали тебя известным критиком, который делает заметки для своей будущей статьи.

— Надеюсь, все обстояло именно так. Ты не подождешь, пока я проверю ответ?

— Какое ребячество!

Его жена осмотрела другие столики, но не нашла там ничего интересного и вернулась к мужу.

— Два пропущены и три записаны неправильно, — подытожил Дэвид. — Интересные, с точки зрения психолога, ошибки, но я не буду надоедать тебе с ними.

— И что это должно было означать?

Они поискали глазами номер экспоната, но ничего не обнаружили. Так что каталог оказался бесполезен.

— Как ты думаешь, куда пропал номер?

— Он мог отклеиться и попасть в мусор, быть унесенным каким-нибудь сердитым или озадаченным зрителем, а возможно, его вообще никогда не существовало.

— О! — с энтузиазмом поддержала его Джил. — Ты считаешь, что они были сложены вместе посетителями? Как плод коллективного подсознания?

— Великолепная идея! Давай внесем свою квоту.

Дэвид порылся в карманах и наконец извлек упаковку картонных спичек.

— Швейцарские, — гордо объявил он. — Все еще как новенькие, а уже два месяца прошло с тех пор, как мы были в Аросе.

Дэвид аккуратно положил их среди других предметов на поднос. Но, похоже, это мало кого заинтересовало. Во всяком случае никто не вмешался. Джил прониклась духом игры, выудила со дна своей сумочки аспирин и положила его рядом со спичками. И снова никто не возразил, никто не остановился и не поинтересовался, чем они занимаются и с какой целью. Толпа аккуратно одетых пожилых людей, эксцентричные чудаки, группы неопрятной артистической молодежи вежливо и безучастно проходили мимо.

— Жаль, — заметил Дэвид. — Никакой реакции.

Тут у них за спиной послышался смех. Добрый, искренний юношеский смех. Супруги обернулись одновременно. Позади них стоял молодой человек. На нем были мешковатые, вытянутые на коленях вельветовые брюки, клетчатая рубашка и суконный пиджак. Его длинные светлые волосы были знакомы с расческой и выглядели сравнительно опрятно.

— Хорошо, когда тебя понимают, — сказала Джил.

— Я сам бы никогда на это не решился, — заметил молодой человек. У него был приятный голос и какое-то странное произношение, состоявшее на одну четверть из местного диалекта и на три четверти из лексикона диктора Би-би-си, общепринятого повсюду в студенческом мире.

— Для этого не нужно особой решительности, — возразил Дэвид. — Наблюдательность нашей публики оставляет желать лучшего, а ожидание встречи с чем-нибудь неординарным вообще отсутствует. Расплата за урбанистический образ жизни.

— Мне об этом ничего не известно, — сказал молодой человек, — но я точно знаю, что они роятся на этих выставках, и создается впечатление, будто эта дребедень может дать повод для размышления.

В его голосе слышалась явная горечь, и чета Уинтринхэмов почувствовала себя неуютно.

— Пройдемте сюда, — продолжил он и направился в ближайший угол комнаты, казалось, даже не допуская мысли, что они не последуют за ним.

Удивленно переглянувшись, Дэвид с Джил поспешили за юношей.

— Что вы думаете по этому поводу? — спросил молодой человек, когда они присоединились к нему.

На столике у стены разместился узкий стеклянный футляр, внутри которого выстроился ряд кусочков старой губки, над которой поработали ножницы, превратив ее в грубое, примитивное подобие человеческих голов.

— Что вы об этом думаете? — настаивал он.

— По-моему, просто какая-то чепуха, — сказал Дэвид.

— Я знал, что вы согласитесь со мной. Вся выставка — сплошная чепуха.

— Нет, — возразила Джил. — Мы еще не осмотрели всю экспозицию, но я уверена, что в некоторых картинах что-то есть. Как бы то ни было, здесь выставлены три картины Пикассо.

— Вам нравится Пикассо?

— Чрезвычайно.

— Но он несовременен. Его произведениям по крайней мере лет пятьдесят.

Молодой человек неохотно кивнул.

— Пикассо почти единственный, кто может рисовать, — согласился он.

Джил даже не попыталась оспаривать это безапелляционное утверждение.

Разговор закончился, а Уинтринхэмы отправились дальше смотреть картины, которые, собственно, и являлись истинной причиной их появления здесь.

Молодой человек затерялся где-то позади, но когда они перешли в следующий зал, то снова заметили его поблизости. Он улыбнулся Джил, и она ответила ему тем же. Дэвид несколько вырвался вперед, юноша поравнялся с ней и тихо заговорил.

— Сначала я принял его за одного художественного критика. Особенно когда он начал делать заметки в блокноте, но когда ему вздумалось положить на поднос спички, мне стало понятно, что эта роль не для него.

— Кого именно?

— Освальда Берка.

Он с удивительной горечью произнес это имя, и Джил посмотрела на него широко открытыми глазами.

— Ах, вы так не считаете! Конечно, ему действительно все это нравится. Может быть, он и прав. Правда, это не касается этих кусочков губки, даже если он от них в восторге. Но он действительно разбирается в картинах, разве не так? А я нет. Так что мне трудно составить о нем свое мнение. Кроме того, у него блестящее перо. Мне здесь больше всего доставляет удовольствие наблюдать за тем, что делается. Иногда мое внимание привлечет какая-нибудь картина с понятным сюжетом, а иногда и то, и другое.