Фридрих Незнанский - Имя заказчика неизвестно Страница 36

— У тебя нет иммунитета даже от триппера, который ты сейчас зарабатываешь. Считаю до трех.

Начать считать Никифоров не успел, потому что Гончар дверь открыл. Он был в трусах. Сыщики увидели, как у него за спиной в сторону ванной комнаты метнулась девица, хватая по пути свои шмотки.

— Я — полковник МУРа Никифоров. Ваши документы? — потребовал Борис.

Он без обиняков разыгрывал «плохого полицейского». Сотрудники «Глории», разумеется, не мешали, они просто стали возле стены и молчали с каменными лицами. Все это кому угодно подействовало бы на нервы.

Гончар, пытаясь сохранять остатки хладнокровия, сперва накинул рубашку, потом вспомнил про брюки и из них уже достал бумажник. Оттуда — удостоверение помощника депутата Государственной думы.

— Я сказал, документы! — рявкнул Никифоров. — Паспорт!

Гончар заметался по номеру, хватая свои многочисленные пиджаки. Наконец паспорт был найден. Собственно, он и не требовался, и так было ясно, что этот Гончар — это тот самый Гончар.

Голованов заметил на столе рядом с мобильным телефоном несколько игровых фишек из казино «Арбат».

— Ладно, — помягчевшим голосом сказал Никифоров. — Сначала выпроводите прекрасную незнакомку, а потом можете рассчитывать на справедливое правосудие.

Гончар подбежал к ванной и что-то зашептал. Девица, уже одетая, вышла оттуда. Никифоров внимательно осмотрел ее с головы до ног, но ничего не сказал. Проститутка юркнула в дверь.

— Можете сесть, — разрешил Никифоров.

Помощник депутата сел. Он постепенно пришел в себя и, видно, решил, что настало время покачать права.

— Я сейчас позвоню своему депутату, — пообещал он, протягивая руку к столу, — и тогда…

Никифоров посмотрел на Дениса. Тот протянул пластиковый файл, в котором лежала расписка Похлебкина. Никифоров взял расписку и подержал ее у помощника депутата перед глазами. Тот побледнел. Если совесть у Гончара была чиста, бояться ему было нечего. Однако на лице была совсем другая картина.

Никифоров обидно засмеялся:

— Вы все еще желаете звонить своему шефу? Ну что ж, давайте, я не против, давайте посвятим его во все подробности.

Этого Гончар явно не желал.

Выяснилось вот что. Широко известный депутат, который являлся заместителем председателя одного немаловажного парламентского комитета, а также входил во фракцию коммунистической партии в Думе, получил от своей партии крупную сумму на лоббирование в Думе выгодного для его партии решения. Сумма составляла двести тысяч долларов. Она не фиксировалась ни в каких ведомостях и была выдана наличными в областном центре в нескольких сотнях километров от Москвы. Если называть все своими словами, то это был натуральный, наглый отмыв грязных денег через коррупцию в органах власти.

За этими деньгами ездил помощник депутата Ведьмина. Все должно было пройти легко и гладко. Возможно, сам депутат уже договорился со своими коллегами в парламенте, посулив им те или иные суммы. Ведьмин (кстати, ближайший соратник лидера компартии Жукова) не учел (или не знал?) только одного. Его помощник был игроком, и, приехав в Москву поздно ночью, не удержался и заглянул в казино. Рассуждал он, как любой человек, хоть раз переступавший порог игорного дома: «У меня есть большой печальный опыт, я знаю, что к чужим деньгам отнесусь с большей ответственностью, чем к своим, и как только я что-то выиграю, то в дальнейшем буду играть только на этот выигрыш, не прикасаясь к основной сумме».

Ничего не помогло.

Это было не как в классических историях, когда судьба куражится над человеком, сперва заманивая его небольшим везением или удачей. Гончар стал проигрывать с самого начала. Он перепробовал много чего: покер, блэк-джек, крэпс… На рулетку уже боялся и смотреть. Возможно, это просто был не его день. Или, точнее, ночь. Под утро, проигрывая последние двадцать пять тысяч в казино «Балтия» на Новорижском шоссе, Гончар встретил человека, который предложил помощь. С этим человеком он был формально знаком. Это был депутат Госдумы профессор Похлебкин, про которого никто никогда не мог заподозрить, что у него водятся такие деньги. Однако Похлебкин объяснил ситуацию довольно логично. У него самого сейчас намечаются временные неприятности. Нет, не финансовые, несколько иного толка. Ему нужно ненадолго уехать за границу, а он слышал, что во фракции компартии работают вполне толковые, а главное, порядочные люди, а кроме того, говорят, что они собираются пойти на контакт с господином Клеонским, а деловые способности олигарха он, Похлебкин, очень ценил, так что он нисколько не сомневался, что его деньги, попав в чистые руки, принесут немало пользы и вернутся к нему с небольшим процентом.

На самом деле все это было несколько путано и не совсем логично, но обезумевшему от ночного кошмара Гончару было все равно. Кредитор представился ему греческим «богом на платформе», спускавшимся на сцену трагедии, чтобы величественно разрешить неразрешимые противоречия героев Софокла или Эсхила. О расплате в тот момент думать не хотелось. Мало ли что может случиться? Вдруг какой-нибудь сентиментальный заморский ротшильд, роясь в своей родословной, найдет в фамильном дереве странное слово «Gonchar»?!

Утром Гончар позвонил своему депутату и сообщил, что он еще в пути, просто у него сломалась машина, но к середине дня деньги будут доставлены. Так и произошло: еще до полудня Гончар с легким сердцем написал своему «благодетелю» расписку, превышавшую нужную ему сумму на пятьдесят тысяч долларов. Он был неисправимый игрок и всегда надеялся отыграться. Но через некоторое время наступил срок выплаты процентов. Гончар собрался с силами и понял, что его ресурсов для этого не хватает. Он хотел было покончить с собой, но у него не хватило духу. Он ожидал, что Похлебкин приедет на встречу с какими-то ужасными мордоворотами, но ничего подобного не случилось. Похлебкин проявил понимание и предложил отсрочить выплату взамен на маленький, как он, выразился, перформанс . Признание Гончара он записал на видеокамеру. А пленку обещал вернуть, как только получит деньги. Почему-то интеллигентному профессору помощник депутата верил.

Вскоре после этого убили Юкшина и Глаголева, а затем, к огромному облегчению Гончара, исчез и сам Похлебкин.

— Что ж, возможно, в лучшем из миров вам и удастся отыграться, — непривычно философски заметил брутальный Боря Никифоров.

— Что вы хотите сказать? — испугался успокоившийся было Гончар.

— То, что ваше существование сейчас под угрозой больше, чем когла бы то ни было. Где Похлебкин?!

— Но я же сказал, что не знаю! Я его не видел уже больше недели! Почему под угрозой, объясните же, я требую, наконец!

Никифоров оставил это без внимания.

— Похлебкин оставлял вам какое-нибудь объяснение своего… отъезда?

— Только не мне! — замахал руками Гончар.

— А может быть, — усмехнулся Никифоров, — ваш профессор философии решил таким изощренным способом проучить зарвавшихся игроков, искусив чемоданчиком с деньгами.

— Ну конечно!

— И не такие дикие версии проверяли, — успокоил Никифоров.

Ему видней, подумал Голованов. А у Гончара, скорей всего, начнутся свои проблемы, и его теперь ожидают собственные неприятности с законом. Боря Никифоров слыл человеком исключительной честности, и стоило надеяться, что дело он не замнет.

— Виталий Константинович, что вы вообще знаете о своем кредиторе? — спросил Голованов.

— О Похлебкине?

Голованов усмехнулся, сообразив, что у такого человека, как Гончар, кредиторов вполне могло быть несколько.

— Да.

— Ну… Он — своеобразный человек. Честно говоря, я его побаиваюсь.

— Он вам угрожал?

— Нет, просто, знаете, есть люди, которые внушают физический страх. Вот эти ребята из «Прогрессивной России» — они все такие.

— А ваши коммунистические депутаты, они, значит, не из таких? — оскалился Никифоров.

Гончар промолчал.

— Так что же примечательного вы заметили в Похлебкине?

Гончар задумался.

— Например… он пользуется не наручными часами, а такими, карманными, на цепочке, знаете… Всегда носит их с собой, говорит, что однажды они остановили пулю.

Голованов с заместителем начальника МУРа посмотрели друг на друга скептически: профессор МГУ хвастается часами, которые остановили пулю?!

— Между прочим, Похлебкин прав, — встрял Щербак, — например, машина, в которой ездит Папа Римский, сделана целиком из серебряных карманных часов.

— Все эти суеверия гроша ломаного не стоят, — отрезал Никифоров.

— Ну не знаю, не знаю, — покачал головой помощник депутата. — Разбитое зеркало из века в век считалось скверной приметой. И черная кошка. И…

— Знаете, я думаю, вы совершенно правы, — неожиданно поменял свое мнение Никифоров, глядя ему в переносицу. — Я вот разбил зеркало на днях, а теперь вот с вами разговариваю.