Елена Топильская - Героев не убивают Страница 49

— А протест?

— Решили не протестовать. Бесполезно. Приговор вступил в законную силу.

Да, дельце-то примите к производству, «глухари» по разбоям в обменниках нам назад вернули.

Услышав все это, я немедленно вышла из прокуратуры на воздух. Мне срочно надо было проветриться. Неужели это действительно Рыбника я видела в шведском аэропорту? Да этого не может быть. Приговор только вступил в законную силу, еще никакие сведения не сняты из информационного центра, а он уже получил визу, да еще куда — в Швецию! Нет, это невозможно. Если только… Я остановилась. Да, если только он не работает на определенные организации. Вот тогда все становится на свои места. Мне захотелось напиться. Вот почему Рыбник был так дьявольски спокоен на следствии! Он знал, что его отмажут. Был уверен.

Но… Я опять остановилась и невидящими глазами уставилась в какую-то витрину. Не этот ли пример должен был убедить Масловского отдать деньги?

Глава 22

Всего этого оказалось слишком много для меня. Я больше не могла носить это в себе и срочно должна была посоветоваться. Но с кем? Перебрав возможные кандидатуры, я по очереди отвергла шефа, Горчакова, Кораблева, Царицына и остановилась на Крушенкове.

Мы встретились в «Элефанте», рассудив, что это должно сбить соглядатаев с толку: раз мы выбрали такое место, у всех на виду, значит, ничего особенного обсуждать не собираемся.

Крушенков выглядел измученным, но на мои расспросы — не случилось ли у него чего-нибудь? — отмахнулся и заверил, что все в порядке, текущие проблемы.

Тщательно подбирая слова, я ввела Крушенкова в курс дела, не умолчав и о встрече с Рыбником за пределами нашего отечества. Но он удивился гораздо меньше, чем я рассчитывала.

— Чего-то в этом роде я ожидал. И даже знаю, откуда ветер дует.

— И откуда же?

— Пока рано, Маша. Я еще кое-что проверю, и тогда посекретничаем.

Хорошо?

— Хорошо-то хорошо, — проворчала я, — да ничего хорошего. Кто, ты думаешь, подкатился к Масловскому за денежками? Под таким непростым соусом?

— Кто? — Крушенков пожал плечами. — Считай: тот, кто хорошо знает дело и даже принимал в нем участие; помнишь, была у Леньки информация о том, что проплатили, чтобы кассету стерли; а Масловский тебе это подтвердил. Тот, кто имеет доступ к аналитике, и тот, кто беспрепятственно проходит в изолятор и может договориться, чтобы ему человека привели без допуска. И, наконец, это тот, на кого работает Рыбник. Боюсь, что у него такое же удостоверение, как и у меня.

— Сережа… — Я боялась даже произносить вслух вопрос, который вертелся у меня в голове, но потом решилась:

— А ты не думаешь, что все это было заранее задумано? Что ситуацию с Рыбником не просто использовали, а заранее смоделировали? Именно поэтому он засветился в обменниках, меняя деньги по собственному паспорту. Именно поэтому он мочил охранников без маски на лице.

Именно поэтому его взяли с пистолетом в руке. Не верю я в эти сказочки про ошибку.

— То есть все было подстроено так, чтобы доказательства были убийственными. И чтобы тем нагляднее был пример?

— Ну да. И чтобы Масловский делал для себя выводы — уж если отмазали Рыбника с такими доказательствами, то и его можно отмазать.

— Сережа, но если дело Рыбника подстроено… Просто боюсь думать…

— Я знаю, о чем ты боишься думать. — Крушенков сжал в руке чашечку, в которой уже давно не было кофе. — О том, что раз ситуация с Рыбником была смоделирована кем-то, то ситуация с Масловским тоже была смоделирована?

Я кивнула.

— То есть жену Масловского специально похитили даже не для получения выкупа, а для того, чтобы подтолкнуть его к действиям, а потом посадить за убийства?

— Сережа, я боюсь. Именно поэтому был такой ажиотаж раздут в прессе.

Нужна была огласка.

— Да. Маша, нужно срочно решать вопрос с освобождением Федора. Он у нас остался единственной ниточкой между похищением и тем, кто это все придумал. Кто его подсунул Осетрине? Ведь молчит, гад, значит, это убойная информация.

— А Трубецкой? Там тоже прямая ниточка. Это он слил в прессу про похищение, значит, узнал из первых рук.

— И дальше ведь информацию качал.

— И заметь, они оба юристы — и Рыбник, и Трубецкой. Может, между ними прямая связь? Нет, — заспорила я сама с собой, — они оба у кого-то на связи.

— Маша, — Крушенков вскинул на меня взгляд, — знаю я одного человека, который когда-то юрфак курировал… Знаешь, что мне надо сделать? Пробью-ка я их по агентуре. Запрошу, не являются ли они чьими-то агентами.

— А что, можно сделать такой запрос? И тебе ответят?

— Запрос сделать можно, но порядок такой, — разъяснил мне Крушенков, — ответа мне не придет, а «хозяину» этих людей сообщат, что кто-то интересуется ими. Он сам, если захочет, должен выйти со мной на связь.

— А ты не сможешь узнать, кому передадут запрос?

— Запрос придет в соответствующий отдел, начальник отдаст тому, за кем люди числятся.

— Но он может и не выйти с тобой на связь?

— Может и не выйти. Тогда что-нибудь придумаем.

— Сережа, мне кажется, ты рискуешь.

— Ерунда, — отмахнулся он, — я боевой офицер. Стрелять умею. Если что, отстреляюсь.

После разговора с Крушенковым я немного успокоилась и решила кое-что проверить. Времени после смерти Скачкова прошло не так уж много, может, люди еще что-то помнят.

Доехав до дома, в котором жил ныне покойный журналист Скачков, я огляделась в поисках ближайшей точки, где можно было затовариться спиртным.

Такая точка нашлась, и я решительно направилась к ней. Предъявив удостоверение высунувшемуся из окошечка продавцу, я повела неторопливую оперативную беседу, развед-опрос на тему, знали ли тут работника телевидения Скачкова, проживавшего в этом доме, и покупал ли он у них спиртное, а если да, то как часто.

— А протокол писать будете? — спросил меня шустрый продавец.

— Пока нет.

— Тогда скажу. Каждый Божий день Андрюша у нас затоваривался.

— А в последний раз когда затоваривался?

— Щас посчитаю. А за два дня до смерти. Ну, до того, как нашли его, беднягу. Я говорил, что он смертельную дозу не сам покупал. Он свою дозу знал.

— Напрашивается вопрос: а кто покупал ему смертельную дозу?

— Ну, уж этого я не знаю.

— Поставим вопрос по-другому: кто мог ему купить выпивку перед смертью?

Не было ли у вас в покупателях в те дни знакомых лиц?

— О! Покупал несколько бутылочек один деятель, явно к Андрюхе перся.

Его потом еще по телеку все время показывали. Герой какой-то, который бандита задержал.

— Спасибо, — медленно сказала я и пошла от ларька.

Мне очень хотелось посадить в кутузку журналиста Трубецкого. Но я опоздала. Правда, тогда я этого еще не знала.

Глава 23

В воскресенье я проводила Пьетро, и всю следующую неделю мы занимались трудным вопросом освобождения Пальцева. Это был беспрецедентный случай, мне пришлось поставить в известность шефа, и он мужественно сдерживал натиск городской прокуратуры, требовавшей опротестования решения суда об освобождении страшного бандита. Что характерно, мне были известны по крайней мере два случая освобождения по болезни руководителей преступных сообществ, но по их поводу городская так не бесновалась.

Но мы выстояли, и Пальцев под покровом тайны был освобожден из тюрьмы и препровожден в какое-то секретное место, о котором знали только Крушенков с Кораблевым. Мы договорились, что он немного передохнет, соберется с мыслями и начнет давать показания, которые перевернут мир.

И тут же нашего фигуранта начали искать. Нам позвонили взволнованные родители Федора и рассказали, что к ним приходили какие-то люди, спрашивали про Федю, говорили, что они друзья, что Феде угрожает опасность, что спасти его могут только они и что он им срочно нужен. Но поскольку родители предусмотрительно не были поставлены в известность о местонахождении сына, они ничего и не смогли сказать «друзьям».

Заходили «друзья» и через горпрокуратуру, но это был заведомо провальный вариант. А между тем Федор дал знать, что готов.

Меня привезли для встречи с ним на явочную квартиру, и когда он начал говорить, я пересмотрела свои взгляды на то, что еще в этой жизни может меня удивить.

А начал Федор с того, что вообще-то любит женщин, но они его не любят из-за уродства. Я уже поняла, к чему он клонит, но он неожиданно свернул в свое босоногое детство. Рассказал, как лазал по территории Мечниковской больницы и там его поймал доктор Востряков. За ухо привел в свой кабинет, отругал, а потом…

— Понятно, Федя. — Я великодушно не стала ковырять эту рану.

Гомосексуальный опыт Федору не понравился, но знакомство они завязали, обоюдовыгодное, и стали его поддерживать. Федя ходил к Вострякову потусоваться уже и в юношестве. В принципе я его понимала — парень с таким уродством был рад любой компании, где его не считали изгоем. Позже Востряков познакомил его с Асатуряном и через Федора ненавязчиво давал Асатуряну разные задания.