Инна Бачинская - Пепел сердца

Инна Бачинская

Пепел сердца

© Бачинская И.Ю., 2016

Прощальные стихиНа веере хотел я написать —В руке сломался он.

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Пролог

Человек за письменным столом некоторое время с недоумением рассматривал конверт из плотной бумаги. Обратный адрес был неразборчивым, подпись – незнакомой. Пожав плечами, он разрезал костяным ножичком конверт и достал цветную фотографию. С изумлением узнал на фотографии свою жену с мужчиной! Мужчина стоял вполоборота к зрителю, обнимал женщину за плечи… Они целовались! Ее рука – на щеке мужчины… была у его жены такая манера – при поцелуе гладить по щеке… оказывается, не только мужа.

– Ужин на столе! – услышал он голос жены, появившейся на пороге.

Он вздрогнул и повернулся к ней. Шагнул из-за стола, тыча ей в лицо фотографию. Она вскрикнула и отступила, и тогда он с остервенением ударил ее. Рука у него была тяжелая. Она закричала и отшатнулась.

– Что это? – рявкнул он.

Она смотрела с ужасом, размазывая по лицу кровь.

– Что это, я спрашиваю? Ты… дрянь! Сука! Мужика завела? Убью!

Войдя в раж, он выплевывал страшные ругательства и бил наотмашь. Она закрывалась руками и пыталась увернуться…

Глава 1

Встреча

Забыть ли старую любовьИ не грустить о ней?Забыть ли старую любовьИ дружбу прежних дней?

В «Белой сове» хороший кофе. Федор Алексеев заскакивает сюда по пути в университет. Сейчас лето, занятий нет, спешить некуда. Турки говорят, кофе должен быть сладкий, как любовь, и крепкий, как дружба. И еще чуть-чуть сливок. А потом запить водой, и тогда долго еще будет сохраняться во рту божественный вкус.

Народу в городе мало, все разъехались. «Сова» почти пуста. Хотя заведение славится больше как ночной клуб с классной программой, а днем сюда заскакивают в основном белые воротнички из окрестных офисов. Здесь прохладно – работает кондиционер, на потолке неторопливо кружит лопастями громадный вентилятор, и уютно мигает над стойкой бара телевизор с выключенным звуком.

Федор отпивает кофе и правит статью «О толерантности и кросс-культурных связях в ХХI веке с позиций философской науки». О толерантности хорошо поговорить с друзьями – Савелием Зотовым и капитаном Колей Астаховым. С первым проще, со вторым сложнее, так как капитан считает тему розовыми соплями. Соблюдайте закон, говорит капитан, и будет вам толерантность. С маленькой поправочкой: не толерантность, а справедливость. Толерантность – это когда тебе гадят на голову, а ты уговариваешь себя потерпеть, потому что у него было трудное детство.

Савелий Зотов, старинный друг Федора, как было уже упомянуто, трудится главным редактором отдела «дамской» литературы местного издательства «Арт нуво», по убеждениям он гуманист, а по характеру просто добрый человек. У него прекрасная жена и двое детей, Настенька и Герман.

Капитан Астахов же, бывший коллега Федора… А что такое капитан Астахов? Бытие определяет сознание, сказали когда-то умные люди. Капитан занят погонями, перестрелками, засадами и убийствами, он всякого навидался. Откуда тут взяться толерантности? Кроме того, он воспитывает гражданскую жену Ирочку, легкомысленную модельку, с позволения сказать, из мастерской кутюрье Рощенко, Рощик для своих, которая далеко не подарок. Взять недавний случай! Любимая рубашка капитана… вспоминать не хочется! И главное, всегда одно и то же. Капитан уже и зарок себе давал, что его рубашки для Ирочки табу, но, когда она говорит, да ладно, Коля, давай я поглажу, он тает и снова подставляется. Почему «с позволения сказать»? Потому что Ирочка никакая не моделька, ей бы росточку добавить, сокрушается Рощик и при этом очень ее хвалит, говорит, без нашей Ирины как без рук. Старший, куда пошлют, называет статус Ирочки капитан, а еще пришей кобыле хвост! Он много чего говорит в том же духе, к счастью, Ирочка пропускает его словеса мимо ушей и не зацикливается – идеальные супружеские отношения, можно сказать. И никаких обид.

Федор Алексеев когда-то был оперативником, коллегой капитана Астахова, в настоящее время он преподаватель философии местного педагогического университета. Резко поменял род занятий и жизненный уклад, сбросил военный мундир и облачился в академическую тогу, так сказать, и до сих пор не уверен, что поступил правильно. Другими словами, он испытывает что-то вроде фантомных болей, скучает по оперативной работе и раздумывает, а не открыть ли свое собственное частное агентство. Савелий Зотов готов помочь финансово: «Ты только скажи, Федя!» Ладно, обещает Федор, я подумаю. Философия ему тоже нравится, по складу темперамента он мыслитель и аналитик. Студенты его любят, коллеги уважают. О нем в бурситете ходят легенды, все знают, что ни одно резонансное дело в городе не распутывается без Философа. Философ, как вы уже поняли, кличка Федора, придуманная студентами. Ребятишки взапуски обезьянничают, копируя манеру Федора расхаживать по аудитории, иронически подняв бровь, ожидая ответа на каверзный вопрос; а еще все обзавелись длинными черно-зелеными клетчатыми шарфами, длинными белыми плащами, а самые смелые замахнулись даже на шляпу с полями, из-за которой Федора можно узнать в любую погоду на любом расстоянии. Иногда Федор является на урок в черных очках, потом, забывшись, нечаянно снимает их, и все видят сочный синяк у него под глазом. Стон восхищения пролетает по аудитории – это значит, что Философ подрался с ооп – особо опасным преступником, и тогда вся группа в знак солидарности тоже надевает черные очки. Представляете себе – вся аудитория в черных очках! Прямо тебе школа разведчиков или какое-нибудь шпионское гнездо.

Федор не женат и не собирается пока, хотя подруги у него случаются. Но как ни пытается поднаторевший в допросах свидетелей капитан выспросить его насчет «бабс», Федор умело уходит от ответов… не нужно забывать, что они бывшие коллеги и силы их примерно равны. Я не обсуждаю своих отношений с женщинами, высокомерно говорит Федор. Недаром его друг художник Щанский, не дурак выпить и подраться, называет его поручиком Алексеевым. Мой друг, поручик Алексеев, говорит Виталя Щанский при случае и выдает очередную байку из похождений бравого поручика, не имеющую ничего общего с реальностью, благо фантазия у него бурная, как и положено всякому человеку искусства.

Он сидел в «Белой сове», пил кофе, черкал в листках, задумывался, уставившись на пустой подиум. Он не заметил, как к его столику подошла женщина. Он очнулся, когда она опустилась на стул напротив, и только тогда поднял на нее глаза. Незнакомая, хорошо одетая молодая женщина с короткими темными волосами. Долгую минуту они смотрели друг на дружку, Федор в некотором замешательстве, женщина – с улыбкой.

– Федя, ты не узнаешь меня? – спросила она.

– Ния? – произнес он неуверенно, вглядываясь в нее. – Неужели? Откуда? На каникулы?

Она рассмеялась.

– Оттуда! Насовсем. – Она смотрела прямо ему в глаза. Не столько смотрела, сколько рассматривала, по-прежнему с улыбкой. – А ты не изменился, только седина появилась, – сказала наконец. – Но так даже красиво. По-прежнему в полиции?

– Стареем, седеем. А ты изменилась, стала еще… лучше. Уже не в полиции, преподаю в университете.

– Преподаешь? Право?

– Нет, философию.

– Философию? – она рассмеялась. – С чего это тебя потянуло на философию? Разве сейчас философия в моде? Трудно представить себе, что современную молодежь может интересовать философия… она вроде мертвых языков. Сейчас в ходу технологии.

– Представь себе, случаются чудаки.

– Те, у которых по математике неуд? – поддразнила она.

Он тоже рассмеялся.

– В основном. Откуда ты взялась?

…Они встречались когда-то… когда же? Пятнадцать лет назад! Он был студентом юридического, она поступала туда же; они столкнулись лбами в вестибюле… Да, да, столкнулись буквально и буквально лбами. Она вскрикнула, уронила книжки и тетрадки, и оба ползали, подбирая их по всему вестибюлю.

Он хотел сказать что-то вроде: «И куда это тебя несет?» или «Мадам, и часто это с вами?» или еще что-нибудь такое же легкое и ироничное, определив с высоты студента старшего курса малявку-абитуриентку. Но они встретились глазами, и вся легкость и ирония мигом испарились. Глаза у нее были… если призвать на помощь поэзию, то цвет их был цветом вечернего луга, зеленовато-серый, а если не призывать, то цвет их был цветом зеленовато-коричневой ржавой стоячей воды в опасной лесной топи, куда лучше не соваться, а то мигом увязнешь и тогда пиши пропало… пропал. В них была магия и тайна. Он засмотрелся и увяз. Очнувшись, помог ей подняться. Она разбила коленку, и он повел ее в медпункт, где обрадовавшаяся скучающая медсестра тетя Нюся налила на ранку перекиси. А он дул, чтобы не больно. Тетя Нюся, толстая, одышливая, окинула их объединяющим взглядом и подмигнула Федору.