Антон Леонтьев - Ночь с Каменным Гостем

Антон Валерьевич Леонтьев

Ночь с Каменным Гостем

«Из ада.

Г-н Ласк, сэр. Я посылаю вам половину почки. Этот орган – для Вас, я извлек его из женщины, жарил и ел. Было прелестно. Могу прислать Вам кровавый нож, которым извлек почку. Поймайте меня, если сможете.

1 ноября 1923 года

Туман, клубясь, наползал на город. Первые часы ноября в Экаресте выдались на удивление теплыми, хотя в последнюю неделю октября выпал снег и столбик термометра ушел далеко вниз.

Ночь была беззвездная; столица королевства спала. Но не для всех темное время суток означало покой и забвение. Для обитателей злачных кварталов Экареста, что раскинулись на левой стороне реки, между мостом Святого Мирослава и старым королевским дворцом, кипела жизнь.

Ночь в этом месте вызывала к жизни самые зловещие человеческие пороки; ночь потворствовала греху, она приносила прибыль преступникам и становилась свидетельницей бесчисленных злодеяний. Ночь преображала город, срывая с него золоченую красивую маску, за которой щерился ужасный лик похоти и сребролюбия.

За годы, прошедшие со времени окончания Мировой войны, Экарест преобразился: старые уродливые постройки исчезли, город прорезали широкие, по-парижски элегантные проспекты. Некогда захолустные районы превратились в заводские и фабричные центры, велись разговоры о том, чтобы к началу нового десятилетия пустить

первую ветку экарестского метрополитена, достойного собрата лондонской подземки.

Прогресс шествовал по столице, даруя не только радость и уверенность в завтрашнем дне, но и горе, страдания и отчаяние.

Так было и в квартале красных фонарей, который именовался в газетах и среди столичных жителей не иначе как новомодным, заимствованным из лексикона Британской империи словечком Ист-Энд. Днем он был непригляден – грязные мостовые, кособокие домишки, беспробудные пьяницы, нищие иммигранты, презираемые всеми иудеи, бездомные собаки. Ночь все меняла. Как только солнце закатывалось за далекие горы, улицы Ист-Энда заполнялись странными представителями рода человеческого.

Были там и шлюхи, в основном несчастные крестьянские дочери, привлеченные в столицу фантастическими рассказами о небывалых заработках и мужьях-банкирах. Все они ехали в Экарест с твердым намерением найти место в почтенном доме, а затем отыскать и солидного жениха. Никогда – или почти никогда – эти мечты не воплощались в действительность.

Девушки без особых проблем находили места горничных, посудомоек, экономок или служанок. Но эта работа не приносила им много денег. И ни одна из них так и не вышла замуж за хозяйского сына – преуспевающего адвоката или модного врача.

Когда девушек выбрасывали на улицу, что случалось регулярно (хозяйка могла проснуться в плохом расположении духа, или сама девушка попалась с поличным при попытке украсть драгоценности, или назойливый дворецкий, натиску которого несчастная не желала уступать, наговаривал о ней небылиц господам), ни одна из них не желала возвращаться обратно – в деревню к многочисленным братьям, сестрам и бедным родителям.

Все, кто потерпел в жизни поражение, у кого не было работы, но имелась огромная нужда в деньгах, рано или поздно оказывались в Ист-Энде. Каждый находил там то, что искал. В течение нескольких недель богобоязненные девушки превращались в наглых и разнузданных особ, которые продавали тело за несколько золотых.

В Ист-Энде можно было найти не только проституток. Там скупалось краденое, заключались грязные сделки, нанимались убийцы и головорезы, работали опиумные салоны и тайные притоны, в которых происходили ужасные дела.

После того как тьма заполняла город, зажигались тусклые газовые фонари и на улицах появлялись ряженные в давно не модные, но пестрые одеяния дамы, на сцену выходили они – господа в неприметных, но дорогих костюмах и плащах, с котелками или цилиндрами на головах и зонтиками в руках. Господа по большей части приезжали на извозчиках из «благородной» части Экареста. Наверняка следующим утром, завтракая с супругой и детьми, эти мужчины вяло просматривали газеты, попивали кофе и выражали свое недовольство желанием правительства поднять налог на недвижимость. Они были воплощением благопристойности и приверженности семейным ценностям. По воскресеньям они, как добрые христиане, посещали церковь, с понедельника по пятницу работали в конторах или банках, а по субботам…

По субботам многие из этих столпов общества, счастливых супругов и строгих отцов наведывались в Ист-Энд. Они знали, что за несколько золотых монет они могут здесь получить то, о чем им в присутствии своих жен даже думать запрещалось.

Для этого и существовал Ист-Энд. Тот, кто платил наличными, был вправе рассчитывать на удовлетворение любого желания, каким бы извращенным оно ни было. Ночь в Экаресте позволяла людям становиться самими собой. Иногда получалось, что человеческая личина скрывает дикого и безумного зверя.

Туман заполнял улочки Ист-Энда, как белесое желе. Он глушил гортанный глупый смех, пьяные вопли, сладострастные стоны и отчаянные крики о помощи. В Ист-Энде довольно часто звали на помощь – и очень редко кто-нибудь откликался на этот зов. Все знали, что утром полицейские, которые по ночам без большой охоты совершают рейд по Ист-Энду, найдут пару-тройку трупов, возможно, выловят еще нескольких бедолаг с перерезанным горлом или сломанной шеей из реки.

Большей частью это были жертвы собственной тяги к ночным приключениям: туго набитые кошельки привлекали внимание юрких карманников, глазастых мошенников и беспощадных убийц. С жертвами не церемонились – у них не только отбирали ценности и одежду, но и лишали жизни. Натренированное движение рукой с лезвием – и отец семейства, хрипя и напрасно стараясь заткнуть ладонью фонтанирующую кровью рану на шее или в боку, валился на заплеванный тротуар.

Но зачастую жертвами становились девицы или молодые люди, которые торговали своим телом. Никто не скорбел по поводу их смерти; несчастных, в отличие от ограбленных и прирезанных буржуа, не отпевали в церкви, а в газетах не появлялись насквозь лживые некрологи-панегирики в жирных черных рамках, около их гробов не рыдали безутешные вдовы и пяток-другой детишек.

Их хоронили в общей могиле на задворках столицы, и даже не в гробах, а в холщовых мешках, которые небрежно швыряли на дно неглубокого рва и обильно посыпали негашеной известью. Родители так никогда и не узнавали, что произошло с их дочерью или сыном, напрасно ждали своих детей год за годом, тщетно молились, втайне рассчитывая на то, что чадо преуспело в жизни, гоня от себя горькие мысли о том, что приключилось нечто ужасное, не зная и знать не желая, что кости тех, кого они все еще по инерции продолжали любить, давно рассыпались в прах на одном из бедняцких кладбищ Экареста.

Туман глушил все звуки, и тот, кто выбрал такую ночь для преступления, сделал великолепный выбор.

…Карета медленно катила по улочкам Ист-Энда. Ею управлял одетый во все черное кучер, в руках у него был зажат большой хлыст. Человек, находившийся в салоне, жадно рассматривал женщин и девиц, которые, подобно мотылькам, кучковались около фонарей, посылали господам воздушные поцелуи, громогласно ссорились, кричали или безрадостно молчали, дожидаясь, пока, наконец, кто-нибудь из клиентов поманит их к себе. Окошко было изнутри скрыто муаровой занавеской, и это позволяло пассажиру безбоязненно рассматривать улицу и тварей, ее заполнявших, не опасаясь, что кто-то увидит его самого.

Те особы, что попадались ему на глаза, не подходили для того, что было задумано. Вдруг он вздрогнул. Неужели… Да, да, это то самое, что ему нужно! Он легко ударил по стенке – кучер немедленно натянул поводья. Карета остановилась.

Девушка, которая привлекла его внимание, отличалась от своих товарок: она была красивее, нежнее и… невиннее. На вид ей не дашь больше шестнадцати. Девушка встрепенулась и с тоской посмотрела на черную карету, которая затормозила перед ней.

Она видела, как рука, затянутая черной перчаткой, откинула занавеску. Девушка опустила глаза. Как она хороша, пронеслось в голове у того, кто находился в карете. Чистая белая кожа, темно-рыжие вьющиеся тициановские волосы, и глаза… Глаза цвета фиалок. Фиалки – его любимые цветы…

Он распахнул дверцу кареты и в то же время прикрыл лицо рукой – если задуманное им не получится, девица не должна запомнить его лица. Но он был уверен, что все пройдет как нельзя лучше. О да!

Девушка отметила богатый наряд мужчины – черный плащ, подбитый алым шелком, модный цилиндр и старинный перстень, украшавший безымянный палец руки, которой он прикрывал лицо. Она знала, что многие из господ испытывают неловкость, в особенности те, что посещают Ист-Энд первый раз. И этот, судя по всему, один из таких. Она продавала себя всего около полугода, но тем не менее успела изучить клиентов. Ни этой кареты, ни этого господина она прежде не видела. Впрочем, в Ист-Энде не менее пяти сотен шлюх, на каждую из них приходится по дюжине клиентов. Всех запомнить невозможно!