Наталья Александрова - Волшебные стрелы Робин Гуда

Наталья Николаевна Александрова

Волшебные стрелы Робин Гуда

© Александрова Н.Н., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

Лариса выскочила из маршрутки, перебежала дорогу, вяло отмахнулась от негодующего гудка в спину, свернула в нужную подворотню и налетела на вывеску-раскладушку. Вывеска утверждала, что в этой самой подворотне находится парикмахерская. Очень дешевая, судя по прейскуранту, который значился здесь же.

Еще бы не дешевая, усмехнулась она про себя, если стригут в бывшей дворницкой, там небось и окон нет. И немедленно одернула себя: не время для сарказма, сама она в положении еще худшем. В этой дворницкой люди работают, а она в такой теперь будет жить.

Привычно кольнуло сердце – не зря ли согласилась, как жалко мамину квартиру, там все свое, родное, знакомое. Но Лариса тут же взяла себя в руки. Дело сделано, назад не воротишь, все документы оформлены, теперь она – хозяйка крошечной квартирки на первом этаже большого старого дома. Бывшей дворницкой во втором по счету дворе. Что ж, может, она и неправильно поступила, и Машка ее ругала, но зато теперь у нее будет спокойная жизнь. А то уж поймала себя на мысли, что повеситься хочется. Причем всерьез.

Лариса помотала головой, чтобы отогнать неприятные мысли. Не время сейчас предаваться таким мыслям, дел полно, нужно хоть определить, что в первую очередь сделать в квартире.

Жильцы уже съехали, Нина Павловна обещала сделать это до двенадцати, а сейчас уже… Лариса взглянула на часы – четвертый час. На работе отгул взяла да утром прокопалась дома, пока вещи собирала. Всего и вещей-то у нее – чемодан да сумка небольшая.

Такая уж у нее была жизнь, что ничего не нажила. А мамино ей ничего не отдадут, даже мелочи, чашки битой и то пожалели. Уж как Антонина орала…

Лариса перехватила чемодан удобнее и вошла во двор. Двор как двор, мог бы быть и почище, но ничего. Слева фирма какая-то располагается, так у них под окнами даже цветочки посажены, в другом углу – ржавые контейнеры для мусора, две лавочки, которые давно пора покрасить, да видно некому.

Она пересекла двор и вошла в следующую подворотню. Вот и ее квартира. Тоже бывшая дворницкая, только никто ее в нежилой фонд не перевел, отцу досталась она года полтора назад по наследству от какой-то умершей двоюродной тетки. Лариса ее и в глаза-то никогда не видела, отец с ней отношений никаких не поддерживал.

А квартирка вот осталась.

Антонина тогда только шипела – на тебе, боже, что нам негоже, потому что у тетки еще дача, оказывается, была на Карельском перешейке. Дом старый, но участок большой. Но дачу тетка другим дальним родственникам отписала.

Лариса тогда не вмешивалась – ей-то какое дело, тетка не ее, отец тоже в споры не вступал. Антонина сама в квартире кое-как прибралась и сдала ее приличным, как она говорила, людям. Муж с женой приехали откуда-то из глубинки, она музыку преподает в музучилище, у него тоже вроде профессия какая-то интеллигентная.

И видно, мысль насчет Ларисы засела у Антонины в голове. Еще бы, падчерица как бельмо у нее в глазу.

Квартира у них хорошая, просторная, три комнаты, кухня пятнадцать метров – хоть танцуй, говорила в свое время мама. И обустроила она квартиру прекрасно. Недолго только там прожила, тяжелая болезнь ее свалила. Мама мужественным человеком была, бороться пыталась. Да только все без толку.

Когда умерла мама, Лариса уж институт оканчивала, мама еще сказала ей, что оставляет ее без страха, что она рада, что успела дочку вырастить, дать ей образование, и теперь Лариса позаботится об отце. Потому что мужчине трудно быть одному, ему поддержка нужна во всем, не только в быту.

Да, недолго папочка продержался, меньше года. Лариса тогда отдыхать уехала с подружкой, а как вернулась – тут-то он их с Антониной и познакомил.

Снова Лариса помотала головой, чтобы отогнать плохие мысли. Что уж теперь это все пережевывать, дело прошлое. У нее теперь будет новая, самостоятельная жизнь.

Она бросила чемодан и открыла сумку, чтобы найти ключ от двери. Дверь была старая, железная, краска вся давно облупилась, да еще нацарапано было на самом виду неприличное слово. Это уже местная шпана постаралась.

Ключ куда-то подевался, Лариса полезла в глубь сумки, задела случайно ручку чемодана, он опрокинулся, она потянулась, чтобы его удержать, и налетела на дверь. Дверь немедленно открылась, она оказалась не заперта. А она-то ключ искала…

– Нина Павловна! – крикнула Лариса, втаскивая чемодан через порог. – Вы дома? Это я, Лариса…

Последнее слово застряло у нее в горле.

Квартира была не та. То есть была она здесь пару раз, сначала с Антониной, потом одна забегала. Квартирка, конечно, не подарок – первый этаж, единственное окно выходит во двор, так что света очень мало, это Лариса сразу увидела.

А в остальном все было не так и плохо. Комната очень большая, самодельной стеночкой отделена кухонька и закуток с душем и туалетом. Даже прихожая крошечная имелась. В кухне – линолеум хоть и потертый, но не дырявый, в комнате – узорчатое ковровое покрытие. Мебели мало – диван, телевизор, столик небольшой. Это все, разумеется, принадлежало жильцам. То есть съемщикам.

Нина Павловна, как представилась жиличка, с виду женщина была вполне приятная, вежливая, улыбчивая. Может быть, даже слишком. Немножко портил ее золотой зуб, торчавший вперед, казалось, что, кроме этого клыка, у нее и зубов-то во рту нет. Но Лариса старалась на зуб не смотреть – в конце концов, что ей за дело, она эту женщину в первый и последний раз видит.

Были еще в комнате шкаф и двуспальная кровать, отделенная занавеской в крупных алых маках.

– Это мы все заберем, – сказала Нина Павловна и властно повела рукой вокруг.

– Конечно-конечно, – ответила Лариса. Ей чужое ни к чему.

Выйдя на улицу, она вздохнула и оглянулась на единственное окно дворницкой, забранное заржавленной решеткой. Нина Павловна приветливо махнула ей рукой. И Лариса подумала, что жильцы и правда приличные люди. Квартирка, конечно, не ах, но она ведь и раньше знала, что это бывшая дворницкая. Зато она никогда больше не увидит распахнутый в крике рот Антонины, не услышит ее визгливый, истеричный голос, не заметит нависшие брови отца.

Отец и раньше был молчалив, а теперь и вовсе замолчал, только смотрел на нее хмуро из-под бровей. Жалобы ее на Витьку пресек сразу – не вмешивай меня в ваши бабские разборки, могла бы ради меня и уступить в кои-то веки.

Витька – это отдельный кошмар ее жизни. Как только Лариса подумала, что переедет сюда и никогда больше, только представить – никогда! – не увидит этих злобных маленьких глазок и жидких волосенок, не услышит шипенья и хихиканья под дверью ее комнаты, не будет опасаться каких-то мелких гадостей вроде чернил, налитых в ящик стола, или обувной щетки, подложенной под подушку (откуда Витька набралась только этой коммунальной науки, не иначе – из старых советских фильмов), так сразу же побежала к нотариусу и подписала документы на квартиру недрогнувшей рукой.

Витька – это Виктория, дочь Антонины от первого брака. Антонину бы еще Лариса скрепя сердце стерпела, но вот ее доченьку…

Короче, дело с квартирой было сделано. И они договорились с Ниной Павловной, что жильцы съедут сегодня, в двенадцать.

Они и съехали. И теперь Лариса с изумлением, переходящим в ужас, осматривалась в прихожей.

Квартира была не та. Где старинная кованая вешалка из прихожей и полочка для ключей? Эти вещи были выдраны с мясом, и обои в тех местах висели клочьями.

Совершенно машинально Лариса оглянулась, чтобы закрыть дверь, и увидела, что в железной двери нет замка. Оттого она и не была заперта. Замок был тоже вырезан, небось специальным инструментом орудовали. Как он называется? Кажется, болгарка.

Лариса прислонила к двери чемодан и на негнущихся ногах прошла в комнату. Хоть в глубине души она и была готова к неприятностям, действительность превзошла самые худшие ее ожидания.

Комнаты не было. Вместо нее были руины, сарай, хлев, только что не пепелище. В комнате стоял стойкий запах пыли и еще чего-то очень неприятного. В гулкой пустоте слышно было ее, Ларисино, дыхание. Обои, которые ранее удачно загораживала мебель, теперь оказались старыми, рваными и выцветшими. Карниз исчез вместе с занавеской. И самое главное – в комнате не было пола. То есть то самое, вполне себе симпатичное ковровое покрытие, которое лежало на полу, было выдрано вместе с плинтусами, а вместо пола теперь оказались доски, которые даже на несведущий Ларисин взгляд выглядели совершенно гнилыми. Да на них ступить страшно!

Лариса почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, и ухватилась за стену. Не хватало еще шлепнуться в обморок в эту грязь! Никто ведь не придет, хоть помри в этом гадюшнике.

Перед глазами плясали красные мухи, и она, сжав зубы, аккуратно прошла по самой прочной на вид доске на кухню.