Айзек Азимов - Ключ

Айзек Азимов

КЛЮЧ

Этот рассказ написан при исключительно приятных обстоятельствах. Джозеф и Эдвард Ферманы, отец и сын, издатели «Журнала фэнтези и научной фантастики» решили выпустить специальный посвященный мне номер.

Я сделал вид, что меня одолевает скромность, но на самом деле это тешило мое тщеславие и покорило меня. Когда они сказали, что для этого номера им нужен совершенно новый рассказ, я немедленно согласился.

И вот я сел и написал четвертый рассказ о Уэнделле Эрте, ровно через десять лет после третьего. Так приятно снова оказаться в упряжи, приятно видеть и вышедший специальный номер. Эд Эмшуиллер, несравненный иллюстратор фантастики, выполнил мой портрет для обложки и совершил невероятный tour de force[1], заставив меня на портрете выглядеть одновременно и похожим, и красивым. Если я смогу уговорить «Даблдей» поместить этот же портрет на суперобложке этой книги, вы сами убедитесь[2].

Карл Дженнингс знал, что умирает. У него еще несколько часов жизни, а сделать нужно очень много.

Отсрочки смертного приговора не будет, он на Луне, и связь не действует.

Даже на Земле остается несколько мест, где без исправного радио человек погибнет, и ему не поможет рука другого человека, его не пожалеет сердце другого человека и даже взгляд другого человека не упадет на его труп. Здесь же, на Луне, мало других мест.

Земляне, конечно, знают, что он на Луне. Он участник геологической экспедиции – нет, селенологической экспедиции! Странно, как ориентированный на Землю ум настаивает на этом «гео-".

Работая, он с усилием заставлял себя размышлять. Он умирает, но по-прежнему в мыслях его искусственно установленная ясность. Он беспокойно осмотрелся. Ничего не видно. Он во тьме вечной тени северного края стены кратера; чернота здесь изредка прерывается только вспышками фонарика. Он зажигает фонарик лишь изредка, частично опасаясь истратить всю энергии, частично боясь, что его увидят.

Слева, на юге, вдоль близкого горизонта Луны тянется полумесяц яркого белого солнечного сияния. За горизонтом, невидимый, лежит противоположный край кратера. Солнце никогда не поднимается так высоко, чтобы заглянуть за край кратера и осветить поверхность непосредственно у его ног. По крайней мере радиации он может не опасаться.

Он копал старательно, но неуклюже, обливаясь потом в космическом скафандре. Ужасно болел бок.

Пыль и обломки не имеют здесь внешности «волшебного замка», характерной для тех районов Луны, где они подвержены смене света и тьмы, холода и жары. Здесь, в вечном холоде, медленно обрушивающаяся стена кратера просто нагромоздила груду неоднородных обломков. Частицы падали с характерной для Луны неторопливостью и в то же время с видимостью огромной скорости, потому что не было сопротивления воздуха, не было туманной дымки, мешающей видеть.

Дженнингс на мгновение зажег фонарик и отбросил в сторону камень.

У него мало времени. Он все глубже закапывался в пыль.

Еще немного, и он сможет положить Аппарат в яму и забросать его. Штраус его не найдет.

Штраус!

Второй член экспедиции. Участник открытия. Претендент на славу.

Если бы Штраусу нужна была только слава, Дженнингс не возражал бы. Открытие важнее любого тщеславия. Но Штраусу нужно кое-что другое, нечто такое, чему Дженнингс должен помешать.

Одно из немногих, за что Дженнингс согласен умереть.

И он умирает.

Они нашли это вместе. Штраус нашел корабль, вернее, обломки корабля, или еще вернее, то, что, возможно, когда-то было обломками чего-то аналогичного кораблю.

– Металл! – сказал Штраус, подбирая нечто неровное, почти аморфное. Его глаза и лицо были едва видны сквозь толстое свинцовое стекло визора, но резкий грубый голос ясно звучал в наушниках скафандра.

Дженнингс тут же подплыл со своего места в полумиле отсюда. Он сказал:

– Странно! На поверхности Луны нет свободного металла.

– Не должно быть. Но вы хорошо знаете, что исследована небольшая часть поверхности Луны. Кто знает, что еще на ней можно найти?

Дженнингс согласно хмыкнул и протянул руку в перчатке к находке.

Да, верно, на поверхности Луны можно обнаружить что угодно. Их экспедиция первая неправительственная на Луне. До сих пор тут были только финансируемые правительством группы, выполнявшие одновременно множество заданий. Признак наступления космической эры – Геологическое общество смогло послать двух человек на Луну исключительно для изучения селенологии.

Штраус сказал:

– Похоже, поверхность когда-то была полированной.

– Вы правы, – согласился Дженнингс. – Может, есть еще что-нибудь.

Они нашли еще три куска, два небольших и третий побольше, со следами шва.

– Отнесем их на корабль, – сказал Штраус.

Они вернулись на своей маленькой скользящей лодке к кораблю. На борту сбросили скафандры, Дженнингс всегда радовался этому. Он начал яростно чесать ребра и тереть щеки, пока его светлая кожа не покраснела.

Штраус презрел такие слабости и сразу принялся за работу. Лазерный луч выжег в металле небольшое углубление, и пары отразились в спектрографе. В основном титановая сталь, немного кобальта и молибдена.

– Да, он искусственный, – сказал Штраус. Его широкоскулое лицо, как всегда, было суровым и жестким. Никакого оживления на нем не было, хотя сердце самого Дженнингса готово было выпрыгнуть из груди.

Может, это возбуждение и заставило Дженнингса начать.

– С такой находкой стали мы с вами богаче стали… – он чуть подчеркнул слово «стали», чтобы показать игру слов.

Однако Штраус поглядел на Дженнингса с ледяным отвращением, и попытка поиграть в каламбуры захлебнулась.

Дженнингс вздохнул. У него она почему-то никогда не получается. Никогда! Он вспомнил, как в университете… Ну, неважно. Их находка заслуживает гораздо лучшего каламбура, чем он в состоянии сочинить, несмотря на все спокойствие Штрауса.

А может, Штраус не понимает ее значения, – подумал Дженнингс.

Кстати, он почти ничего не знает о Штраусе, кроме его репутации селенолога. Он читал статьи Штрауса, и полагал, что Штраус читал его статьи. Их пути могли пересечься еще в университете, но они никогда не встречались, пока не приняли участие в конкурсе и не были утверждены членами экспедиции.

Всю неделю пути Дженнингс постоянно сознавал присутствие крупной фигуры своего спутника, его песочного цвета волос и голубых глаз, привык к тому, как работают мышцы его челюсти, когда он ест. Сам Дженнингс, гораздо меньше ростом и изящней, тоже голубоглазый, но темноволосый, старался уйти подальше от тяжелых проявлений силы и настойчивости своего спутника.

Дженнингс сказал:

– В архивах нет упоминаний о посадке корабля в этой части Луны. Ни один корабль не разбивался здесь.

– Если бы это были части корабля, – ответил Штраус, – они были бы ровными и полированными. Эти подверглись эрозии, а атмосферы здесь нет, значит они многие годы бомбардировались микрометеорами.

Итак, он все-таки видит значение. Дженнингс торжествующе сказал:

– Это не человеческий артефакт. Неземные создания некогда посещали Луну. Кто знает, как давно?

– Кто знает? – сухо повторил Штраус.

– В отчете…

– Подождите, – повелительно сказал Штраус. – Отчет отправим, когда будет в чем отчитываться. Если это корабль, то должно быть еще что-нибудь.

Но сейчас продолжать поиски они не могут. Они уже много часов на ногах, нужно поесть и поспать. Заняться работой лучше со свежими силами, тогда можно будет посвятить ей многие часы. Молча, без обсуждения они согласились на этом.

Земля низко висела над восточным горизонтом, почти в полной фазе, яркая и голубая. Дженнингс смотрел на нее за едой, как всегда, испытывая острую тоску по дому.

– Выглядит она так мирно, – сказал он, – но на ней шесть миллиардов человек.

Штраус оторвался от каких-то своих мыслей и ответил:

– Шесть миллиардов человек уничтожают ее.

Дженнингс нахмурился:

– Надеюсь, вы не ультра?

Штраус сказал:

– Какого дьявола вы толкуете?

Дженнингс почувствовал, что краснеет. Он легко краснел, при малейшем расстройстве или смене эмоций. И это его крайне смущало.

Не отвечая, он продолжал есть.

Уже целое поколение население Земли остается постоянным. Нельзя позволить дальнейшее увеличение. Это признают все. Но есть и такие, которые говорят, что просто «не выше» недостаточно; население должно сократиться. Дженнингс сам разделял эту точку зрения. Разросшееся человечество поглощает Земной шар живьем.

Но как сократить население? Убеждая сокращать рождаемость, но добровольно. Однако позже начали раздаваться голоса, что нужно не просто сокращение, а отбор: выжить должны лучшие, при этом самозваные лучшие сами выбирали критерии выживаемости.

Дженнингс подумал:

– Я его, наверно, обидел.