Акиф Пиринчи - Дуэль

Акиф Пиринчи

Дуэль

Каждый успевает быстро отложить яйцо, а потом приходит смерть.

ГЛАВА 1

Возможно, с возрастом становишься все более тщеславным, начинаешь переоценивать себя и с пренебрежением относиться к молодежи… История, которую я хочу рассказать, является иллюстрацией этой истины.

Я не замечал, что старею, поскольку всегда считал себя самой яркой звездой как собственной вселенной, так и вселенной других, своеобразным солнцем, освещавшим все вокруг. Именно таким представлял я себя. Но и боги постепенно стареют, и верным признаком старения бога является то, что он не замечает прихода юного божества. При этом вся история начиналась буднично и просто.

Я сидел. Я просто сидел на недавно окрашенном подоконнике туалета и, щурясь, смотрел на улицу. Мою задницу и бока приятно согревало тепло батареи парового отопления. Я пребывал в состоянии существа, принявшего хорошую дозу снотворного, или довольной своей жизнью священной индуистской коровы. За окном шел первый снег, а здесь, в помещении, царил полумрак и было тепло. На дворе стоял декабрь, мой любимый месяц, и хотя я не принадлежу к тем животным, которые зимой впадают в спячку, я могу себе представить, как это здорово — спать и видеть сны.

Честно говоря, дремота и сон стали в последнее время главными событиями моей жизни. Трудно сказать, было ли это связано с «гармонией моего возраста» или с «издержками моего возраста».

Падавший с неба снег оживлял своей белизной и подсвечивал садовый ландшафт за нашим старым домом, придавая ему магическое мерцание. Крупные снежинки медленно кружили в воздухе, словно мириады призраков. Голые ветки и кусты чернели на фоне садовой ограды, а пожухлая трава на лужайках уже почти покрылась снегом, и они были похожи на лужи молока. Природа излучала мир и покой. А в летнюю знойную пору этот же пейзаж вызывал у меня досаду. О, как привольно мне дышалось в мороз! Как приятно было чувствовать, что я надежно защищен от непогоды и холода! Конечно, мои дорогие друзья мыши могут считаться угрозой урожаев, однако не в их силах прогрызть и тем самым испортить отопительный котел в нашем подвале. И тут я представил рождественского гуся, которого через несколько недель приготовит Густав по всем правилам кулинарного искусства. По доброй старой традиции мне достанется четверть от этого праздничного яства.

Кстати, Густав смахивает на человека, у которого не все в порядке с головой, хотя это впечатление обманчиво. Он является корифеем в области изучения религии древних египтян, правда, на сегодняшний день его успехи еще не оценены по достоинству научной общественностью. Густав вынужден временно зарабатывать на жизнь написанием женских романов, которые публикуют журналы. Кроме того, он пробует свои силы в составлении гороскопов в Интернете, хотя разбирается в положении звезд не лучше, чем свинья в апельсинах.

Густав называет себя моим «папочкой», против чего я, собственно, не возражаю. Главное, чтобы он продолжал обеспечивать мне образ жизни, достойный Людовика XIV. Раздражает меня лишь уменьшительная форма слова «папочка». Оно совершенно не подходит пятидесятишестилетнему лысому детине с фигурой борца-сумоиста и в очках. Было бы лучше, если бы он называл себя моим хозяином. Впрочем, оставим эту тему.

Надо сказать, что между нами существует внутренняя связь. Вряд ли это узы любви, скорее нас связывает чувство уважения. Не бывало еще такого, чтобы я, проснувшись утром, отправился на кухню и нашел свою мисочку пустой. Когда на меня накатывает соответствующее настроение, я иду к Густаву и получаю от него ласку и нежность. Он гладит меня, и я, довольный, укладываюсь на его большой живот. А Густав тем временем, жуя ветчину, читает очередную книгу об археологических раскопках. На улице пасмурно и холодно, а у нас в доме уютно и тепло. Конечно, было бы странно, если бы я, кот, гуляющий сам по себе, светлый и свободолюбивый дух, только из-за телячьей печени и массажа шкурки привязался к Густаву, этому придурку с двойным подбородком и наклонностями профессора, вид которого кого угодно может привести в депрессию. И тем не менее признаюсь, что питаю к нему добрые чувства и считаю его необходимым, а значит, любимым злом! Мне никогда не забыть летние вечера в саду, когда Густав, надев на лысую голову поварской колпак, жарит шашлыки для своих гостей и бросает мне кусочки сочного, аппетитного мяса. Или вечера у телевизора, когда мы с ним засыпаем и начинаем похрапывать через десять минут после начала очередного дурацкого шоу. В конце хочу заметить в свое оправдание: конечно, нонконформисту не пристало быть зависимым от старого простофили Густава, но вы когда-нибудь видели нонконформиста с избыточным весом?

Итак, я сидел у окна и любовался зимним пейзажем. Снег укрыл всю землю, его шапка лежала на каменной ограде сада и воротах, В полумраке в воздухе мелькали снежинки. «Приближается время ужина», — думал я, чувствуя, как меня неудержимо клонит ко сну. В эту пору Густав обычно зажигал свет в нашей уютной норке. Однако сегодня он не спешил. Густав сидел в кабинете у дурацкого ящика с Интернетом, стараясь выманить у безмозглых пользователей деньги за свои бездарные гороскопы. Сквозь открытую в туалет дверь я слышал, как он стучит по клавиатуре. Впрочем, шум этот шел мимо моего сознания, поскольку я находился, как уже говорил, в состоянии медитации, и мне было не до земных будничных звуков.

Вскоре я услышал треск деревянного настила под ногами стодвадцатикилограммового хозяина дома и шарканье ног. Но, пребывая в полукоматозном состоянии, я не мог повернуть голову. Да и не было необходимости. Я знал, что наступило самое приятное время суток и Густав отправился на кухню, чтобы приготовить ужин. Я слышал, как он что-то бормочет себе под нос. Как все одинокие люди, мой «папочка» любил поговорить сам с собой, порой делая вид, что беседует с домашним животным. До моего слуха доносились бессвязные обрывки фраз. А затем я вдруг увидел над своей головой толстые руки с мясистыми пальцами. Они открыли оконную раму, и в мой чувствительный нос ударил мороз. А потом произошло нечто ужасное. Меня столкнули с окна на улицу, и я упал в снег.

Встав на четыре лапы, я отряхнулся. Наверное, не стоит говорить, что́ я в этот момент думал о придурковатом Густаве, снова закрывшем окно.

Меня привела в шок мысль о том, что мой папочка на старости лет увлекся здоровым образом жизни и, как многие вокруг, помешался на нем. Ведь теперь люди не только изнуряют себя ежедневной закалкой тела, но и мучают своих животных. Делая бессмысленные физические упражнения, мы должны тем самым добиваться рая земного, наращивая мускулы. Обретая здоровье, мы теряем хорошее расположение духа, и в таком состоянии добиваемся гибкости нанюхавшихся кокаина обезьян, пребывающих в наркотическом угаре. Целью всего этого является достижение продолжительности жизни в сто лет, сохранение юношеского задора и смерть с блаженной улыбкой на устах. Все журналы и телеканалы только и твердят о том, как хорошо быть спортивным и каждый день работать над формами своего тела, с детским оптимизмом портя себе тем самым те немногие дни земной жизни, которые у тебя еще остались. Но как до подобных мыслей докатился толстяк Густав, которого нельзя было раньше заподозрить в пристрастии к спорту, оставалось для меня загадкой. Как он мог выбросить меня на холод? Впрочем, мне трудно понять даже квантовую механику, не говоря уже о таких сложных существах, как люди…

Ну ладно, раз так, нечего делать — придется размять лапы. Поброжу осторожно по снегу, понюхаю, чем здесь пахнет, утолю свое любопытство. А Густав в это время, наверное, с победным видом наблюдает за мной. Я повернул голову и как бы невзначай бросил взгляд на окно туалета.

Там никого не было! Выходит, он выставил меня на улицу надолго, проверяя на выносливость. Да я в таком жутком холоде через полчаса превращусь в ледышку! Так и умру, не дождавшись, когда он соблаговолит запустить меня в теплый дом и накормить ужином. Ожесточившись, я пожелал Густаву, чтобы он угодил голым на Северный полюс.

Пейзаж, которым я любовался еще несколько минут назад, сидя на теплом окне, теперь уже не доставлял никакой радости. Я осторожно погружал лапы в снег, и у меня было такое чувство, как будто я ступаю по свадебному торту, украшенному взбитыми сливками. Впереди стояли в ряд каменные жилые дома, окруженные садиками. В окнах горел свет. Правда, ближайшее кирпичное здание было повернуто глухим фасадом. Расположенный вокруг него садик запущен. Одно утешение — снег гасил все звуки, и не было слышно обычного надоедливого городского шума.

Я не знал, что делать, и решил прогуляться вдоль ограды сада туда и обратно, а потом встать напротив окна туалета и стоять немым укором до тех пор, пока Густав не впустит меня в дом. Собственно говоря, я не чувствовал особого холода. Но мне было очень неприятно переходить из разнеженного дремотного состояния в состояние полного бодрствования и активности. Хотя снег был довольно глубоким, я добрался до каменной ограды и, вспрыгнув на нее, огляделся вокруг. Снежный покров сделал более приятными на вид близлежащие садики с их ржавыми решетками для гриля, безобразной садовой мебелью из пластика и фонтанчиками. От заснеженного пейзажа исходили мир и покой. И хотя я все еще обижался на Густава за жестокое обращение, злоба в моей душе постепенно улеглась. Может быть, Густав прав и мне действительно следует прогуляться перед ужином.