Масси Суджата - Мастер икебаны

От автора

Разумеется, я благодарна тем, кто помогал мне писать эту книгу, замечательным людям, живущим по обе стороны Тихого океана. Мое знакомство с искусством икебаны началось в школе Согэцу[1], и я благодарна своему первому учителю Ацуко Сузуки, в прошлом президенту «Икебана интернэшнл»[2] (отделение Камакура), и моему нынешнему учителю — Току Сугияме, в прошлом исполнительному директору Sogetsu USA. Также я благодарю своего преподавателя Мияко Танибаяси, администратора штаб-квартиры Согэцу, ныне вышедшего на пенсию; Сицуко Асакуру — второго вице-президента «Икебана интернэшнл»; Джейн Редмон — преподавателя Согэцу в Арлингтоне, штат Виргиния, и Стефани Томиясу, в прошлом — президента «Икебана интернэшнл», живущую в Йокохаме. Нельзя забывать и о других моих друзьях из «Икебана интернэшнл», помогавших мне во всем, подтвердив тем самым, что девиз этой организации — «Через цветение к дружбе» — это не пустые слова.

И конечно же, я благодарна японским поэтам, подарившим мне вдохновение своими хайку, и, разумеется, Кристоферу Белтону, автору и переводчику из Йокохамы, за его помощь в переводе и сверке фактического материала. Также я признательна суперинтенданту национальной полиции Наохито Ямагиси, и нашим общим друзьям Кончи Хиого и Акеми Нарите, предоставившим мне возможность сотрудничать с полицейским департаментом Незу; и Джону Адаиру-младшему, владельцу антикварного магазина «Курофунэ», за его уроки керамики; и Сейко Беру, скульптору из Честертауна, штат Мэриленд; и доктору Ин-Хей Хану за тысячу мудрых советов; и доктору Гершену Кауфману, и Майами Аманай, и моим любимым House Blend и Sisters in Crime, и Японскому аукциону цветов, и еще Саванойе Риокан из района Янака в Токио.

Я безмерно благодарна своему мужу Тони Масси за его любовь и поддержку и Лауре Липман, моему дорогому другу и талантливому автору, составившей мне компанию в бесконечных поездках, связанных с моей книгой.

И наконец, я благодарю своих литературных агентов Эллен Гейгер и Дэйва Барбора из «Кертис Браун лимитед» и, разумеется, всю команду «Харпер Коллинс», особенно моего редактора Кэролин Марино, ее помощника Робина Стэмма, обозревателя Бетси Аредди и художественного редактора Джину Мидловски.

Действующие лица

Рей Симура, девушка из Калифорнии, специалист по антиквариату.

Норие Симура, тетя Рей, жена дяди Хироси и мама кузена Цутоми (Тома) Симуры.

Масанобу Каяма, иемото (мастер икебаны) школы Каяма. Его дочь Нацуми и сын Такео готовятся продолжить дело. Его жена Рейкой отошла в мир иной.

Ёрико Ивата, студентка школы Каяма и лучшая подруга Норие.

Госпожа Кода, директор учебных программ школы Каяма.

Сакура Сато, преподаватель школы Каяма.

Лиля Брэйтуэйт, студентка школы Каяма, президент клуба иностранных студентов, кузина Ричарда Рэндалла. У Лили трое детей — Дональд, Дэвид и Дарси.

Мэри Кумамори, керамист-любитель, студентка школы Каяма.

Ричард Рэндалл, ближайший друг Рей, канадец учитель английского языка.

Че Фуджисава, активный защитник окружающей среды, родом из Колумбии.

Энрике, перуанец, бармен из клуба «Сальса-сальса».

Лейтенант Хата, детектив токийской полиции.

Господин Вака, владелец магазинчика «Фэмили Март».

Ясуси Исида, наставник Рей, хозяин антикварного магазина.

Мисс Окада, служащая школы Каяма.

В качестве статистов: несколько гринписовцев, горстка любителей антиквариата и пара-тройка балованных детей.

1

В Японии никто не бегает, и не надейтесь. Нация вечно спешащих пешеходов не ускоряет шагов понапрасну, разве что ради поезда, что вот-вот отойдет от перрона. Прожив в Токио четыре года, я убедилась, что на беговых дорожках в городе можно встретить только хрупких старичков, озабоченных уровнем холестерина, и тщеславных подростков, мечтающих попасть в сборную колледжа.

Продвигаясь спортивной трусцой в городской толпе, я умудрялась огибать прохожих, не слишком толкаясь и умеренно пихаясь локтями. Что поделаешь, город переполнен, и ты вынужден соблюдать правила. Не опрокинь ближнего своего. На перекрестке Роппонги и Кроссинг мне пришлось потоптаться минуты две в ожидании зеленого света, чтобы попасть на другую сторону, протрусить еще три квартала до Каяма Каикан — известного в городе здания, где располагалась штаб-квартира одной из лучших в Японии школ икебаны.

Я опаздывала. Сама виновата. Не надо было расслабляться за утренним кофе, поливать абсолютно все свои цветы, томиться и слоняться по квартире, за это пришлось расплачиваться напряженным джоггингом от станции до школы... Впрочем, я, кажется, знала, в чем тут дело. Это все моя тетя Норие с ее рассуждениями о работе антиквара-фрилансера, в которой она ничего не понимает. Ее послушать, так антикварный дилер целыми днями ничего не делает, кроме того что слоняется по улицам и разглядывает витрины.

Мое тогдашнее опоздание в Каяма — это, если угодно, подсознательная попытка ответа тете Норие, мое пассивно-агрессивное «нет».

Я ведь японка только наполовину. И моя вторая половина — американская — не слишком-то удовлетворяла японских родственников в Йокохаме, городе моего отца.

Я смеялась в кино над японскими шутками, умела пить чай так, как полагается, могла даже приготовить маринованную редьку дайкон, но я ничего, ничегошеньки не знала о великом японском искусстве икебаны, и это наводило тоску на все семейство, а тетушку Норие повергало в молчаливый ужас. Она даже слова не смогла вымолвить, когда увидела, как я заполняю нечто вроде погребальной урны ветками цветущей сливы, она посмотрела на меня долгим взглядом, вот и все. Нет, не все — вскоре после этого мне сообщили, что я записана в школу Каяма, где должна непременно исправиться, посещая занятия у достопочтенных мастеров.

Достаточно было посетить два занятия, чтобы все стало ясно: в икебане меньше значит лучше, и мне лучше, гораздо лучше гулять по городу, где вот-вот вспыхнет и распустится сакура; и меньше, гораздо меньше хочется торчать в непроветренной классной комнате, особенно в такое прозрачное и яркое утро, как тогда, в последний вторник марта.

В утренних новостях как раз объявили, что вишневые деревья в Токио зацветут дней через пять и продержатся в полном сиянии до середины апреля, так что городские жители могут готовиться к ханами[3] и к созерцанию падающих лепестков. «Однако же, следите за облаками! — добавил в конце диктор, улыбнувшись в умилении. — Облака, заслоняющие луну, могут вызвать шторм, который растреплет бутоны!»

Это, между прочим, старинная пословица такая. Означает, что несчастье идет рука об руку со счастьем и подкрадывается незаметно.

Предсказание — рискованная штука. Первое время я диву давалась, сколько народу в Японии пребывает в уверенности, что будущее кроится непременно по лекалам прошлого.

Прошлое — модель для сборки будущего, как-то так у них выходит.

Но я в этом ничего не понимаю, предсказатель из меня никудышный. В то чудесное, просвеченное мартовским солнцем утро, когда я бежала по городу, опаздывая на урок в Каяма, мне и в голову не могло прийти, куда я на самом деле бегу.

Откуда мне было знать, что цветение сакуры, которое, как обещал улыбчивый диктор, накроет город розовой волной, принесет нам и кровавый прибой, и шторм, смертельно треплющий бутоны... нет, этого никто из нас — ни моя умная тетушка, ни диктор, ни тем более я сама — в то прозрачное утро не мог бы себе и представить.

Здание Каяма Каикан возвели двадцать лет назад, в те эйфорические времена, когда японская экономика стремительно шла в гору. Две авангардные зеркальные башни школы свидетельствовали о богатстве, власти и новом почерке. Именно эти черты считались фамильными в семействе Каяма, но это я, кажется, уже говорила.

Тетя Норие рассказывала, что в позапрошлом веке, году в 60-м, семья, владеющая здесь землей, открыла школу икебаны, когда один из сыновей внезапно передумал становиться монахом и заявил, что намерен обучать других тому, чему сам успел выучиться в буддистском храме, то есть искусству составлять букеты.

Учиться к нему — а это был первый иемото в семье Каяма — пришли заносчивые и любопытные жены японских купцов, так же как к нынешнему иемото приходят жены клерков и коммивояжеров. Каяма процветала до середины двадцатого века, как и несколько других школ, но после Второй мировой дела застопорились. Богатых японок, любящих искусство и располагающих временем, становилось все меньше.

Иемото собрался с мыслями и пригласил в гости американку, жену генерала — полюбоваться икебаной и выпить хорошего чаю. Американка записалась в школу и привела стайку скучающих офицерских жен. Все пошло на лад. Каямская увядшая было икебана покрылась свежими бутонами, приободрилась, иемото принялся путешествовать по миру, и к концу шестидесятых — через сто лет после открытия — бетонное здание, где училась моя тетушка, стало тесным, вышло из моды и было разрушено, уступив клочок земли двум высоченным башням, блистающим чистыми стеклами.