Андрей Шахов - Таллинские палачи - 2

Шахов Андрей

Таллинские палачи

Книга 2

СУДНЫЙ ДЕНЬ

— У-у-у, собака два нога! — красочно хэкая, пробасил Степан Тимофеевич, хмуро глянул на упрятанные в замасленную ладонь кости. — Чтоб ты посинел да свалился! — пожелал он соседу и земляку-приятелю Алексею Николаевичу, превратившему расклад на столе в крайне для него неудобоваримый. «Голышкявичуса» ставлю!

Степан Тимофеевич с маху треснул костью по столу, немного неловко пристроил ее к короткой пока ветке и втянул глубоко в легкие терпкий дымок «Примы». Он относился к тем редким людям, которые, будучи трезвыми, ни в коем случае не курили. И появление в узловатых пальцах «отстрелянной» у кого-нибудь сигареты служило верным признаком того, что он заглотил пару сотен граммов и «пошел на взлет».

Стасис закрыл «четверочным» долго тянувшуюся к нему ветку и глянул на часы. До конца обеденного перерыва оставалось неполных двадцать минут. Из-за царившей в курилке духоты пропало всякое желание забивать «козла» до самого финиша, и Стасис твердо решил покинуть игроков после первого же вылета.

— Да что ж такое?! — взревел Степан Тимофеевич, под всеобщий хохот отбил пальцами по столу звучную дробь, что говорило об отсутствии у него нужных костей, и грозно глянул на Алексея Николаевича. — Что ж ты играешь, как «Филька в дудку», басурманин ты лысомакушечный, скользкая твоя душонка?

Обладатель перечисленных качеств хитро усмехнулся, покрутил в коротких пальцах одну из костяшек и попытался оправдаться:

— Нечего мне больше ставить, Степ. Потерпи уж…

— Рога поотшибаю! — протяжно пообещал Тимофеич и для пущей убедительности выпятил вперед узкую грудь.

Жуткая угроза вызвала очередной взрыв хохота игроков и болельщиков — по объемно-весовым показателям Тимофеич уступал «лысомакушечному басурманину» раза в полтора.

Как Стасис ни старался, но «шестерочный» ему все же «отрезали», превратив не очень страшные двенадцать очков в смертельно опасные пятьдесят.

— Тьфу на вас всех, — элегантно попрощался он и вышел на свежий воздух.

Солнце палило нещадно. Стасис стянул с плеч надетую на голое тело рабочую куртку и побрел за стояночный бокс, где между забором и дюралевой стеной находилась небольшая заасфальтированная площадка, наполовину заставленная барабанами с кабелем и ржавыми ковшами крановой механизации. За одним из ковшов находился персональный лежачок Стасиса, известный бригаде как его «кабинет», ибо, удаляясь в свободные минуты позагорать, он предупреждал: «Ежели кому понадоблюсь — я у себя».

Стасис присел на лежачок и жадно закурил. Сегодня это была лишь третья сигарета — медленно, но упорно он бросал курить.

Всего пару лет назад такое и в голову не могло прийти.

Стасис вспомнил тот солнечный июньский день позапрошлого года, когда он встал с постели после двенадцатичасового сна и почувствовал себя совершенно новым человеком. Его переполняла гордость за себя и своих друзей Игоря и Олега: оказавшись в самом пекле бандитских разборок, они не только выстояли, но и победили! После этого не могло не казаться, что жизнь прекрасна и удивительна.

Да уж — удивительна…

Поначалу и в самом деле все обстояло очень неплохо. Стасис и его друзья с интересом прошли через следствие, весьма артистично выступили на суде в качестве главных свидетелей и с удовлетворением сложили сумму лет, полученных Ханом, его уцелевшими людьми и экс-гэбистом Талыкбаевым.

Но скоро все пошло наперекосяк. Всего через три недели после суда сбежал чертов экс-гэбист-ниндзя, чем ненашутку перепугал Стасиса. Кому ж охота иметь отвратительную возможность в любой момент и даже на самой запруженной народом улице получить в спину отравленную иглу или еще чего похлеще? А то, что Талыкбаев непременно захочет отомстить опозорившему его мальчишке из автосервиса, не вызывало никаких сомнений.

Долгие недели Стасис не находил себе места, до предела ограничил передвижение по городу, ночевал нередко у знакомых и чуть ли не у каждого встречного виделись ему знакомые раскосые глаза. Если бы полиция знала, что отрастивший усы и напяливший бейсболку Петраускас ходит по городу объятый ужасом и вооруженный целым арсеналом шакенов, дротиков, ножей и прочих орудий убийства!.. Впрочем, Радченко подозревал: ведь это он сообщил Стасису страшную новость. Только чем он мог помочь кроме сочувствия и активных, но практически бесполезных поисков матерого профессионала КГБ?

Стасис стал выкуривать больше двух пачек в день, но и эти супердозы никотина напряжения не снимали. Буквально через месяц нервы дали сбой пришла полная апатия. Даже потеряв работу, он не стал утруждать себя поисками выхода из положения — просто безвылазно засел дома.

С работой, кстати, очень интересно получилось. Дело в том, что последние месяц-два, после того как дирекция сервиса взвинтила цены на услуги, клиентура фирмы стала резко сокращаться. Плохо дело. Но никто из рабочих и не подозревал, что очень скоро последует банкротство и почти поголовное сокращение штатов. Никто толком ничего не понял: винили и конкурентов, и болванов-управленцев. Но дважды два все-таки четыре — нечего тут ломать голову и подозревать три или надеяться на пять!

Человек совсем не тупой, директор сервиса давно понял, что так называемое «государственное акционерное общество», посредством элементарных махинаций приносящее ему немалый «левый» доход, может дать много больше, если сделать его своим. Вот он и подвел фирму под банкротство, после чего сам же и купил на псевдоаукционе за очень символическую сумму. А через несколько дней после этого вошел со своей собственностью в солидную автоторговую фирму крупным совладельцем.

В конце августа к Стасису приехала Инга, поступившая в какой-то институт дизайна в Питере. Думала отдохнуть пару недель перед началом учебы. А вошла в квартиру, ужаснувшую ее затхлым бардаком, в центре которого в давно не стираной постели валялось нечто, отдаленно напоминавшее известного ей Стасиса.

Именно Инга вернула его к жизни. Она терпеливо ухаживала за обезволившим героем: мыла, обстирывала, кормила чуть ли не с рук, ежедневно вытаскивала его на свежий воздух. Вообще-то, все ее усилия давали незначительный эффект; до тех пор, пока она не додумалась убедить давно растерявшихся Олега и Игоря заставить Стасиса вновь заняться «этой чертовой борьбой». И — о чудо! — Стасис быстро пришел в себя, упорными тренировками стал возвращать прежнюю спортивную форму и даже решил бросить курить. К тому времени уже стало ясно, что ниндзя Талыкбаев вряд ли объявится, и Стасис вновь ощутил вкус к жизни.

С работой помог Игорек, вернее, родственник его жены Нины. Он устроил Стасиса все тем же автоэлектриком в одну из ремонтных бригад торгового порта «Кесклинна Садам». Заработок был пониже прежнего, но и вкалывать, в общем-то, приходилось меньше. Бесило, правда, отсутствие зачастую самых необходимых запчастей и инструментов, зато тупость разъезжающих на крутых авто начальников и начальничков откровенно забавляла. В общем, Стасис без надрыва отрабатывал свою стабильную зарплату и потихоньку строил планы на будущее…

— Стас! — из-за угла бокса высунулась рыжая голова Димки — самого молодого члена бригады. — Механик сказал, чтоб ты шел на контейнерный — «сто девяностый» не заводится.

«Наверняка стартер „сгорел“! — подумал Стасис, поднимаясь. — Уже в четвертый раз. А новые, козлы, не заказывают — не на что будет лимузины содержать!»

Стасис было насупился, но тут же развеселился, вспомнив, как однажды начальник портовой механизации посочувствовал слесарям, матом и божьим словом пытавшимся загнать в ступицу подшипник по размеру из имевшихся на складе самый близкий к расколовшемуся оригинальному, но все равно великоватый. Похлопав мужиков по плечам, он многозначительно покивал да поцокал и порекомендовал сточить подшипник до нужного размера. Напильником.

Такого веселья в порту было сверх головы.

— Присаживайтесь, — полковник указал гостю на жесткий стул у своего стола. — Вот-вот должны позвонить ваши парни на «Екатерине».

Хан достал из внутреннего кармана пиджака тонкую сигару, предложил полковнику.

— Благодарю, я редко курю, а момент сейчас не самый подходящий.

Хан пожал плечами и закурил. Как и в прежние годы, он здорово смахивал на благородного кавказского князя. Год тюремного заключения не повлиял ни на его облик, ни на привычки. Пару лет назад лишившись очень многого, он сумел сохранить свое прежнее лицо.

Полковнику Волину нравилось иметь дело с таким серьезным человеком, который, хоть и сдал былые позиции, но сумел создать из обломков некогда подвластной ему организации новую, довольно серьезную структуру. За ним следила даже Полиция безопасности, которую в стране называли «КаПо»,[1] но Хан пока переигрывал эстонских комитетчиков. Такой умелый игрок не мог не вызывать уважение.