Татьяна Гармаш-Роффе - Завещание с того света Страница 14

То есть далеко от Москвы. Очень далеко.

И при полном отсутствии свидетелей.

То есть ехал себе Евгений Дмитрич по горной дороге, как вдруг сковырнулся в пропасть. А машина-то была как раз с газовыми баллонами. И, рухнув в пропасть, она загорелась. А потом взорвалась. И тело, бедное тело академика, изрядно выгорев сначала, разлетелось затем при взрыве на кусочки. Машина, к слову, тоже. Ежели там кто «две крутки не докрутил» – то уже не узнать. Взрыв те «крутки» разложил на атомы…

Алексей видел, как у Маши, когда она рассказывала об этом, светлые волоски на руке встали дыбом от ужаса. Страшная картина горящего тела отца – самого родного человека на земле – наверняка преследует воображение этой девочки с тех пор, как она узнала подробности автокатастрофы.

– Прости, Машенька.

– Незачем извиняться. Я сама к вам обратилась, Алексей Андреевич.

– Ты сильный человек.

– Обычно люди считают, что если я не показываю своих чувств, то у меня их нет.

– Да, девочка, потому что у них не развито воображение и они не в состоянии представить себе то, что не видимо глазу, – чужую боль, к примеру. Сами они, окажись на твоем месте, утопили бы в слезах и соплях всех окружающих, требуя к себе сочувствия и внимания. Потому что им неведомо мужество. А тебе ведомо. Твой отец тобой гордился, я уверен.

– Знаете, я в последнее время все чаще думаю, что хорошие родители совершают большую ошибку, воспитывая детей в понятиях порядочности, чести, отзывчивости… Потому что ребенок растет, думая, что именно так устроен мир. Он видит, что взрослые все знают и все умеют, – к тому же они добрые, всегда придут тебе на помощь… В эту пору ведь всех взрослых олицетворяет твоя семья, и ты думаешь, что все такие же, как мама с папой. Потом ребенок вырастает и обнаруживает, что настоящий мир разительно отличается от его возвышенных представлений. Но самое большое разочарование ждет в тезаурусе: мы говорим одни и те же слова – добро, любовь, порядочность и так далее, а понимаем под ними абсолютно разные вещи… Возьмите хотя бы Лену: она ведь не только говорит, будто папу любила, но и искренне верит, что любила. В то время как она на любовь органически не способна! Она малахольная, физически и душевно, – а на любовь нужны силы. Любовь – это ведь отдача… Вы согласны?

Алексей коротко кивнул. Маша сейчас озвучивала его собственные мысли, а он почему-то был уверен, что они доступны только людям с опытом, набравшимся жизненной мудрости. А вот перед ним сидела мультяшная девочка и произносила взрослые мудрые вещи.

– Слабые умеют только брать. Поэтому они присасываются к сильным. Тогда как сильные отдают, не считая, щедро… Как папа.

Слезы не заставили себя ждать. Еще бы, после такой речи Алексей и сам едва удержался от подступившей слезы.

– И еще они доверчивы, они не подозревают других в меркантильности, потому что им самим она неведома… Их легко обмануть, ими легко попользоваться… Папа учил меня быть закрытой, защищенной… А сам дал обвести себя вокруг пальца Лене, которая даже не хитрая, просто примитивная курица в поисках курятника…

Маша уже плакала, не таясь, и Алексей обнял девушку за почти детские плечики.

– Ну-ну, – повторял он, глупо похлопывая ее по спине, – ну-ну…

Игорь, все это время молча сидевший в некотором отдалении – он всегда точно чувствовал, когда следует уйти в тень и оставить шефа с клиентом наедине, – вдруг поднялся.

– Может, перенесем все разговоры на завтрашнее утро, Алексей Андреевич? Маша привыкла рано ложиться, ей пора отдохнуть…

Игорь ловким движением перенял Машины плечики в свои руки и как-то так их заграбастал, что девочка будто в норке оказалась. Теплой и безопасной.

– Разумеется. Только еще один вопрос, Маша, последний на сегодня: что делал Евгений Дмитриевич в Адыгее? С кем он там находился?

– Это почти ритуальная, ежегодная поездка на отдых… – ответила Маша из норки Игоревых рук. – У папы есть аспирант – уже давно бывший, теперь он доктор наук. Но он был еще папиным студентом, то есть учился у него в целом чуть ли не десять лет. И все эти годы он приглашал папу на пару недель к себе. То есть он-то приглашал на все лето, но папа был слишком занят, он не мог себе позволить больше…

Кис прекрасно знал эту систему – его друзья-преподаватели (любого профиля, не только врачи) все имели таких верных учеников из регионов. В советские годы студенты-аспиранты привозили своим наставникам деликатесы с родины, кто какие: одни гигантских крабов, другие канистры домашнего вина, третьи фрукты и пряности… По большому счету это были завуалированные под подарки взятки – но врученные столь искренне и почтительно, что никак не могли потревожить совесть преподавателей.

Самое удивительное, что искренность многих из тех студентов с течением лет была проверена и доказана. Пройдя через защиты диссертаций и получив наконец весьма приличный пост у себя на малой родине, они наставников не забывали. Им уже ничего не было нужно от московских профессоров, могли бы давно забыть их имена-отчества – ан нет, из года в год они зовут к себе на отдых или шлют с оказией «дары края» в Москву…

– То есть Евгений Дмитриевич поехал к своему бывшему студенту-аспиранту, как обычно, погостить?

Маша кивнула.

– И тот дал папе свою машину. С газовыми баллонами.

– С ним можно как-то связаться?

Девушка вынырнула из рук Игоря и через пару минут принесла потрепанную записную книжку – старую алфавитную, еще докомпьютерной эры.

– Вот, – листнула она ветхие страницы, – Алан Бицаев, смотрите, тут его адрес и телефоны…

На странице практически не оставалось места, и номер мобильного был записан красным фломастером поверх какого-то старого московского телефона без кода – видимо, той поры, когда Бицаев жил в столице, учась в аспирантуре.

– Ты знакома с ним?

– Видела несколько раз, папа приглашал его к нам сюда. Толстый и лысый, с большими усами.

– Он действительно был папе другом… настоящим другом?

– Я не знаю. Маленькая еще была, меня тогда за общий стол с гостями не сажали. Но судя по тому, как папа о нем говорил… Он его «Аланчик» называл, ласково так… Думаю, папа считал его настоящим другом.

У Маши закрывались глаза. Она из последних сил поднялась с ними наверх, показала гостевые комнаты, предложила на выбор: с двумя кроватями, стоящими раздельно, – «командировочную»; с одной широкой двуспальной – «супружескую»; и с двумя кроватями, составленными вместе, и одной отдельно: «семейную» для пар с ребенком. Комнаты напоминали гостиничные номера: шкаф с пустыми «плечиками», специальный низкий столик для чемодана, небольшой письменный стол, комод и плоский телевизор на стене. Между спальнями находились просторные ванные комнаты, укомплектованные на все вкусы: ванна, душ, биде и в аккуратном закутке унитаз.

Закончив экскурсию, девушка предложила детективам поужинать внизу на кухне. Как следовало из ее пояснений, каждый из членов этой семьи ел по отдельности в удобное лично ему время, на кухне или в своей комнате. Приходящая повариха с утра готовила несколько блюд, она же следила за наполнением холодильника, обеспечивая доставку продуктов, – так что тот, кто не желал отведать поварихиных котлет, всегда мог сам пожарить себе яичницу или соорудить бутерброд с ветчиной.

– Вы просто откройте холодильник и выберите… что вам понравится… – Казалось, Маша спала на ходу. – Не стесняйтесь, здесь все так делают… Спокойной ночи, детективы.

И девушка исчезла за дверью своей спальни.

Глава 4

Человек как Мегаполис

К счастью, на огромной кухне никого не было. Шел одиннадцатый час вечера, местные дамы наверняка давно откушали и разошлись по комнатам. Кис открыл здоровущий холодильник и углубился в изучение его содержимого. Они с Игорем изрядно проголодались, и вид пищи вызвал шумный энтузиазм у них в желудках.

Наскоро выбрав какие-то упаковки с мясными нарезками, детективы нашли хлеб, огурцы с помидорами – настрогали простой салат, соорудили бутерброды, заварили чай – и наконец уселись за большой стол в центре кухни.

– Кис, – проговорил Игорь, жуя, – мне кажется или в этой истории все сказочно удачно сложилось для убийцы? Адыгея, горы, газовые баллоны… Он, что ли, ждал, пока академик туда отправится в гости к бывшему студенту? Или студент-аспирант сам решил избавиться от благодетеля? Или ему заплатили, например… Но главное, что декор – мечта киллера. Меня это как-то смущает.

– Так чего смущаться-то? Мы решили, что верим голубиному письму и, стало быть, исходим из того, что ДТП было подстроено. Отсюда легко предположить: убийца ждал подходящего момента. А коли Донников ездил в Адыгею каждый год – о чем знали все, – то удачней момента не придумать. Остается понять, причастен ли Алан Бицаев к смерти наставника – или кто-то поехал вслед за академиком и подстроил его падение в пропасть. Но интуиция подсказывает мне…