Красивая женщина умирает дважды - Анна и Сергей Литвиновы Страница 16

сапоги, две пары колготок на год, самые дешевые. Денег не давала вообще. Никогда. Нисколько. Ни на завтраки, ни на мороженое. Она вечно голодная, всем подружкам завидовала. Ну, и когда стала что-то получать – стипендию в училище, потом зарплату, – ей казалось хватит на все. Начинала тратить безрассудно, спускала все за день, а потом впроголодь. Я пыталась влиять на нее, да без толку. Постоянно подкармливала. Хотя в долг не давала тоже.

– А Маша не пыталась как-то подрабатывать или более денежную работу искать?

– Ох, да сколько раз! Но вечно какие-то глупости. Купила, например, портсигары. Простые, деревянные. Стала их сама расписывать – форменная самодеятельность, рисовать-то особо не умела. Потом ко всем нашим приставала, чтобы купили. Двое-трое из жалости взяли, а те, кто не захотел, – все, враги. Еще рассказывала, как подрядилась листовки рекламные раздавать. Кто не берет, кто сразу в урну выбрасывает. А ей оплату сдельную обещали – с каждого, кто с бумажонкой зайдет в магазин и покупку сделает. Ну, видит – не получается. Психанула, и всю пачку в помойку. Мало что не заработала ни копейки – еще и оштрафовали. Я ей сколько раз говорила: делай то, что умеешь. Объявление, допустим, дай: инъекции на дому, образование ведь позволяет. Она попробовала, но тоже не задалось. К одному с уколом пришла – хам попался, больно, говорит, сделала, за такое качество платить не буду. А во второй квартире джигит оказался, приставать к ней начал. Ну, и плюнула. Нескладная, да… Как жила – так и закончила. – На глазах женщины показались слезы.

– А был кто-то, с кем она конкретно враждовала?

– Да никто ее всерьез не воспринимал, – отмахнулась Макаровна. – Водители в очереди сидят, промеж собой пересмеиваются: Машка опять голодная, жди проблем. Кто связываться не хотел, шоколадку ей принесет – и давление всегда, как у космонавта. Остальных мне подставить пыталась. Но против закона не шла. Когда один реально с похмелья пришел и пытался ей тысячу сунуть – отказалась.

– Его не пустили в рейс?

– У него там на ерунду превышение оказалось. Не стали человеку жизнь портить. Оформили задним числом отгул.

– Но он не считает, что Маша ему жизнь испортила?

– Так она и не портила. Подумаешь, выговор влепили! А ее даже потом благодарил: что не дала с пьяных глаз в рейс выйти, от куда большей беды, возможно, уберегла.

– Машин свекор несостоявшийся инсульт перенес, – задумчиво сказал Дима. – Говорит, сын так не помогал, как она. Дорогие лекарства покупала, аппарат для электростимуляции.

– Очень в ее духе, – печально улыбнулась врач. – Добрая была девочка. С зарплаты всегда и торт дорогущий притащит, и псу нашему – нет бы кость – килограмм вырезки. Доходов, правда, на один день максимум хватало.

– А откуда, интересно, Маша в декрете могла деньги брать?

– Вот это без понятия, – искренне удивилась Макаровна.

– Однако «Ксарелто» Юриному отцу покупала. И немецкий аппарат для электростимуляции мышц приобрела.

– Да, это все очень недешево, – согласилась врач, – но откуда могла деньги брать, не знаю. Когда Маша в декрет ушла, Юра-то у нас продолжал работать и вечно жаловался: сколько ей ни дай, все мигом спустит. А потом капризничает: то ананас хочу, то колбасы сырокопченой. Но он ей, может, по тысяче подсыпал, ладно, по пять. На немецкий прибор не хватит, тут я с вами согласна.

– Может, с криминалом каким-то связалась? – бросил пробный шар Дима.

– Не знаю, кто бы в здравом уме с ней согласился дело иметь, – фыркнула Макаровна. – Болтушка была, каких свет не видывал. У нас на базе, когда еще водителям разрешали самим билеты продавать, мужики подхалтуривали. Деньги с пассажиров брали и просто пропускали в салон. Так Маша услышала и начала на каждом углу щебетать, пока до директора не дошло.

– Уволили кого-то?

– Нет, замяли.

– А не было у Маши романов здесь, на автобазе? До того как Юра появился? Ну, или после?

– Да пробовала она охотиться. Народ-то – в основном, мужчины. Но женской мудрости ей тоже не хватало. Иной вроде заинтересуется, поглядит ласково, коробочку конфет принесет – так вцепляется, как клещ. Начинает выспрашивать: «А вы ведь не женаты? А детишек хотите?» Самцы немедленно задний ход. Один Юра сразу сказал: не женат, деток хочу. Вот к нему и прилипла. И забеременела почти немедленно. Не испугало ее, что судим. – Вдруг недовольно поджала губы.

– А ссорились они?

– Сначала нет. Но быстро начали. С пьяных глаз, в основном. Маша-то хоть с алкоголем на линии боролась, сама выпить очень любила. Особенно за компанию. Юра тоже по этой части. Вот и нашли друг друга. Как переехала к нему, вечно по утрам запашок, я сколько раз замечания делала. Но когда забеременела – ни-ни. Зато на него катить начала: мол, ты тоже не пей. Тот, ясное дело, злился. Я и подумала: беда-то в Новый год случилась. Наверно, он крепко принял, а она распсиховалась. Ну, и не выдержали нервы у человека.

– Отец Юрия говорит, Маша с каким-то мужчиной встречалась. Вроде бы по делу. А младшему Стокусову говорила: просто гулять ходит. Может, изменяла?

– Не думаю, – твердо сказала женщина. – Машенька такая простушечка, все мысли на лице. Такие от мужа гулять не умеют.

Штрихи к портрету оказались, безусловно, интересные.

Но никаких реальных фактов.

Так что идти к Савельеву пока было не с чем.

* * *

В числе прочих санкций врач Черемисина категорически запретила Наде пить кофе.

Дима доказывал, что благородный напиток обвинен незаслуженно. Зачитывал из Интернета, что пережиток и прогрессивные врачи пить его разрешают. Но Митрофанова все равно сделала себе на завтрак какао.

– А подгузники мы тоже не будем использовать? Станем пеленать по старинке? – веселился Дима.

Какао на вкус оказалось омерзительно, сразу противный детский сад вспомнился, однако Надя упорствовала:

– Врач сказал – значит, надо.

– Страшно подумать, какой ты станешь сумасшедшей мамашкой, – вздохнул Полуянов.

Первые дни, пока переваривал новость, вел себя идеально. Но недели не прошло – и к новому состоянию подруги привык, стал, как и прежде, покрикивать:

– Надюха! А ты мне рубашку почему не погладила?

– У меня утреннее недомогание, – буркнула Митрофанова.

Хотя, если честно, чувствовала себя нормально. Кофейку бы хлебнуть – совсем стало бы хорошо.

Выходить из роли, признавать Димину правоту, впрочем, не стала.

Но решила: «Уйдет – сделаю себе. Некрепкий».

На работу ей сегодня во вторую смену, только к половине третьего.

Поставила чайник, решила пока что взвеситься. Ничего себе! За одну ночь – целых полкилограмма. А положено, врач сказал, за весь первый триместр не больше двух.