Екатерина Островская - Сверх отпущенного срока Страница 27

Мать Петра открыла альбом и погладила первую фотографию, на которой ее сын был сфотографирован на фоне знамени. Перевернула страницу.

— Вот, — вздохнула женщина, — все друзья его.

Она перевернула альбом, чтобы и гость мог посмотреть. На снимке была запечатлена группа солдат, обнимавших друг друга за плечи. Фотографировались они на плацу, и в кадр попал стриженный наголо молоденький солдат с метлой в руках.

Старуха погладила карточку. Дальский, стараясь не поднимать голову, смотрел на ее пальцы.

— Это Саня Иванов, — стала объяснять мать Петра. — В соседнем дворе жил, в школе в параллельном классе с Петей учился. Это Сергей. Когда я в часть приезжала, он меня на проходной встретил, потому что Петя в наряде был…

Женщина показывала пальцем на ребят, а сама смотрела внимательно на гостя:

— Вы с Петей дружили?

— Более чем.

— А вот Рудик Халиков. Он из Татарии. Это Вова Николаев… Я их всех знала. А где вы?

— Меня здесь нет. Я с вашим сыном дружил всего два дня. Там, на вокзале.

— Так вы все видели?

Дальский кивнул.

— А мы с мамой Сани Иванова ездили тела опознавать в Ростов. Она своего сыночка нашла — и сразу умерла. Я же их гробы потом домой и сопровождала. Солдаты еще со мной поехали… А вы живой, значит?

— Алексей дважды ранен, и у него была тяжелая контузия, — вступилась за мужа Нина. — Я медсестрой в госпитале работала и сама его выходила.

Женщина вздохнула и вдруг погладила Алексея по голове:

— Так я не упрекаю вас. Это надо тех, кто вас туда послал, на кусочки порвать. А вы ни при чем, конечно. Только скажите, если все видели, может, мой Петя живой? Может, он в плену?

— Наверняка. Ранен он был, но легко. Сам себя и перебинтовал, а я потом только бинт затянул. В плечо его ранили. Не пулей даже, мелким осколком.

— А потом что?

— Потом я отполз, потому что надо было от чеченов отбиваться…

Дальский замолчал. Зачем говорить правду? Что сына этой женщины ранило не только в плечо, но и в лицо — пуля срезала верхнюю губу и обломала зубы. Сержант тогда, отплевываясь кровью, выдавил: «Помни, что мне обещал…»

Девочка протиснулась к плите и отключила огонь.

— А остальные? — спросила женщина.

Алексей посмотрел на фотографию.

— Все погибли.

Затем показал на парня с погонами старшего сержанта.

— Сергея снайпер снял. Они с Халиковым нам с Петей бутылку колы принесли, а через два часа старший сержант погиб. Они с Халиковым отдохнуть легли под окном. Когда проснулись, Сергей поднялся, и его через окно… А Рудика на следующее утро раненого добили ножом чечены, когда в здание ворвались. Николаева тогда же убило. Он рядом со мной был, нас одной очередью накрыло. Его насмерть, а меня зацепило слегка. Но это на полчаса раньше случилось, до того, как ворвались эти… А Саня Иванов еще в первый день погиб. Снаряд в стену ударил, и его сразу… ему руку оторвало…

Алексей понимал, что говорить это нельзя, но говорил, потому что никому об этом не рассказывал прежде. Даже Нине. И сейчас она сидела и плакала. Девочка уткнулась лицом в стену, и спина ее сотрясалась. Только мать сержанта оставалась спокойной.

— Я знаю, — кивнула она. — У него на другой руке была татуировка на пальцах — «Вика». Так его девушку звали, в нашем доме живет. Когда мы тела осматривали, мама Саши руку увидела, потерла пальцы, а они все черные были от копоти и грязи, буквы эти разглядела и закричала. Громко так! Сердце у нее и не выдержало. Врачи рядом были, а помочь не смогли.

— Я помню тот случай, — всхлипнула Нина.

— А стриженый, — Алексей показал на новобранца с метлой, — это Лебедев. Он тоже…

Как убивали сошедшего с ума парня, Дальский рассказывать не стал, потому что всему есть предел.

Женщина стала листать альбом и гладила каждую фотографию, гладила каждого, кто был на ней запечатлен.

— Бедные мальчики… Ведь у всех матери остались. Мне-то повезло, что Петя живой. И вашей маме тоже повезло.

Девочка не выдержала и убежала в дальнюю комнату.

— Очень они с Петей дружили, — вздохнула женщина. — Петя вообще очень заботливый мальчик. Муж мой ликвидатором в Чернобыле был, потом все по больницам лежал. А когда умер, Петя школу бросил и работать пошел, чтоб нас содержать. Пенсия за мужа маленькая, да я еще на инвалидности… Вот когда Петя вернется…

— Сейчас начали пленными обмениваться, — удачно вспомнила Нина, — его наверняка скоро отпустят.

— Дай бог! — вздохнула женщина и перекрестилась.

Алексей поднялся с хлипкого табурета и прошел в дальнюю комнату. Девочка лежала на кровати матери, уткнувшись лицом в подушку. На тумбочке — пузырьки с лекарствами, коробочки с таблетками.

— Слышь, Лена, — шепнул Дальский, — Петр наверняка живой. Если бы его убили, я бы знал об этом. А раз не знаю ничего, раз среди убитых его нет, значит, в плену. Конечно, не сладко ему там, но он выдержит. Все вытерпит, чтобы к вам вернуться, помогать и заботиться о вас.

Девочка обернулась и вытерла слезы.

— Мама говорила, что там, в морге, не только убитые солдаты были, но и части тел.

— Успокойся, когда я Петра видел в последний раз, он был жив. Только ранен. Вернется, и все у вас будет по-прежнему. А пока…

Алексей достал деньги и протянул их Лене.

— Вот, возьми! Вам сейчас трудно.

Девочка затрясла головой.

— Нет. Мама узнает, ругаться будет.

— А ты не говори. Не хочешь так брать, возьми в долг. Когда вырастешь… то есть когда Петя вернется, он и отдаст. Хотя мне не к спеху: я артистом работаю — получаю много.

На обратном пути в Москву Нина сидела грустная.

— Ты веришь в то, что твой друг жив?

Дальский подумал. Потом кивнул и промолчал.

— Тяжело им, но хоть надежда какая-то, — сказала Нина.

— Я им денег оставил.

— Сколько?

Алексей и на сей раз ответил не сразу, но признаться пришлось.

— Все, что нам на свадьбу подарили.

— А я дубленку себе хотела купить и диван для нас новый.

Молодая жена вздохнула. Потом поцеловала мужа в щеку…

Лена приехала к ним через полгода. Нина ходила с ней по музеям и даже привела ее в детский театр, где тогда служил Алексей. В тот день он был на сцене, изображал очередного ежика. Было ли интересно тринадцатилетней девочке — неизвестно. Но Нина после спектакля провела ее за кулисы, и Лена увидела, как все эти песики, ежики, лисички и зайчики пьют портвейн, не сняв своих костюмов и не смыв с лица нарисованные усы.

Нина купила девочке кроссовки и джинсы, проводила ее на вокзал. Некоторое время Алексей и Нина звонили в Старую Руссу, а потом перестали. О Петре не было никаких вестей.

Через шесть лет в квартире Дальского раздался звонок, и незнакомый женский голос сказал:

— Это Лена из Старой Руссы. Я вам звоню, чтобы узнать, как ваши дела.

Дальский ответил:

— Все замечательно.

Тогда Лена сообщила, что недавно вышла замуж. И что звонила в Москву, хотела его с женой пригласить на свадьбу, но несколько дней подряд в квартире Дальских никто не снимал трубку.

— Как мама? — спросил Алексей.

— Мама умерла два года назад. Умерла легко: поднималась по лестнице, села на ступеньку, и все.

— Жаль ее.

Лена вздохнула. Помолчала, а потом произнесла:

— Спасибо вам. Вы очень помогли нам. Я не про деньги. Просто мама увидела вас и поверила, что Петя живой и вернется скоро, раз кто-то выжил тогда. До последних дней верила. Она иногда диктовала мне письма для вас, а я читала ей ответы.

— Какие письма? — не понял Дальский.

— Ну, те, что вы нам писали: про себя, про свою работу в театре, про то, что Петя обязательно вернется. Не знаю, догадывалась ли мама, что я сама сочиняла их, но нам обеим было от этого легче. А деньги я верну.

Алексей не успел ничего сказать, потому что Лена уже отключилась.

Он сидел на кухне. В глазах потемнело, и застучало в висках.

— Кто звонил? — крикнула из комнаты Нина.

— Из театра.

За стеной надрывался от бразильского горя телевизор. Дон Педро никак не мог добиться любви донны Хуаны.

Дальский открыл холодильник и достал бутылку водки, налил полный стакан и поставил его на стол. Закрыл глаза и сразу увидел разгромленное здание вокзала, по которому полз удушливый дым. Во мраке шли люди и освещали лица лежащих фонариками. Перешагивали через убитых, а раненых добивали. Алексей лежал на спине и не мог пошевелиться. Под головой у него было чье-то тело. Может быть, труп. А в голове гудел колокол, и мутило так, что внутренности рвались наружу. Как и когда его принесли сюда, к сваленным в кучу убитым, он не помнил. Помнил лишь, что его вывернуло наизнанку с кровью и красной кирпичной пылью. Потом он потерял сознание, а когда очнулся, увидел людей с фонариками. Увидел, как поставили на колени Лебедева, как кричали раненые, видя, что их убивают. Но все это происходило как бы не здесь, а где-то далеко, может, в каком-то фильме или во сне. И Алексею было уже все равно, чем тот фильм или сон закончится. Отчетливо увидел, как раненый полковник Белов поднял пистолет и несколько раз выстрелил по силуэтам с лучами смерти в руках. И сразу ударили несколько автоматных очередей. Потом поднялся кто-то с перебинтованной нижней частью лица.