Инна Бачинская - Две половинки райского яблока Страница 32

– Это последнее захоронение, – сказала директор музея Марина Башкирцева, та самая, в духе Модильяни, указывая на крайний справа памятник. – Наверное, дядюшка вашей Софи. Вообще, кладбище это очень старое и уже лет семьдесят как закрыто. А то и больше…

Последнее пристанище предков наводило на мысли о бренности жизни. Глубокая тишина этого места была густо-осязаемой, и далекие городские шумы лишь подчеркивали ее.

Форс-мажорный квартет во главе с господином Романо стоял молча у часовни помещиков Якушкиных, неуверенно озираясь по сторонам. Все чувствовали некоторую подавленность. Наташа и Марина деликатно отступили назад, оставляя господина Романо наедине с родными могилами. Говорить никому не хотелось, место не располагало. Клермон нервно чесался, запуская длинные пальцы в жидкие бесцветные волосы. Аррьета с мученическим видом, словно ожидая нападения, прижимала к груди сумочку. Гайко, по своему обыкновению что-нибудь подпирать, подпирал спиной угол часовни. Флеминг, наклонившись, рассматривал стручки неизвестного растения.

Громадный амбарный замок на двери часовни оказался сломанным. Видимо, его сбили в незапамятные времена искатели кладов – царапины на металле успели покрыться ржавчиной. Гайко оторвался от угла часовни, дернул за скобу, и дверь со скрежетом поддалась. Холодом и тлением пахнуло изнутри. Вековая пыль ковром покрывала три ступеньки вниз, пол часовни, длинный мраморный стол-тумбу в центре и разбитые мраморные урны по углам.

– Мерд! – вырвалось у господина Романо.

Верный оруженосец поднял господина Романо с кресла. Флеминг распахнул дверь и шагнул внутрь, светя себе фонариком. Гайко осторожно шагнул вслед за Флемингом, держа хозяина на руках, как ребенка. У господина Романо в руках тоже был фонарик. За Гайко с господином Романо на руках шла Марина, завершающей была Наташа. Аррьета и Клермон переглянулись и поняли друг друга без слов. Отошли подальше от двери. Аррьета вытащила из сумочки пачку сигарет.

– Идиотизм, – пробормотала и сунула сигарету в рот.

– Некрофилия, – процедил Клермон, соглашаясь с подругой.

– Ой! – вскрикнула вдруг суеверная Аррьета. – Черный кот!

– Брысь! – заорал маркиз.

Черный котище даже не шевельнулся – продолжал спокойно сидеть на крыльце часовни, тараща на пришельцев круглые, как плошки, зеленые глаза. Только усы блестели на блеклом солнце. Клермон нагнулся подобрать камень. Кот грациозно выгнул спину, неторопливо прошелся по крыльцу и спрыгнул куда-то в заросли крапивы. Клермон кинул камнем ему вслед. Камень неожиданно звонко ударился обо что-то в зарослях. Аррьета вздрогнула и произнесла укоризненно:

– Клермон, пожалуйста…

…Внутри часовни царила особая атмосфера, полная тишины, печали и тайны. Лучи фонарей скользили по растрескавшимся стенам, расколотым урнам, пробивающейся из щелей в полу бледной траве. Нарушители спокойствия сгрудились в центре шестиугольного помещения. По углам висела густая паутина. Где-то далеко капала вода – равномерный звук капели словно отсчитывал время. Толстый слой пыли на полу был усыпан мелким мусором – осколками мраморных урн и сухими листьями. Листья слабо шелестели от легкого сквознячка…

Флеминг посветил фонариком в зияющее отверстие урны.

– Пусто, – сказал разочарованно.

Гайко с господином Романо на руках прислонился спиной к влажной стене. Марина тоже заглянула в черное горло другой урны и вскрикнула испуганно:

– Там что-то есть!

– Естественно, – отозвался Флеминг. – Пауки и пыль веков. – Он помолчал немного. Потом добавил: – Я предлагаю покинуть это скорбное место!

Гайко, не дожидаясь команды, двинулся к выходу. За ним потянулись остальные.

– Какое счастье дышать! – страстно сказал господин Романо, оказавшись снова на кладбищенской аллее. – И жить! Каждый час, каждую минуту!

– Ну, что? – спросила Аррьета, отбрасывая сигарету. – Нашли что-нибудь?

– Нет, – ответил господин Романо. – Но кое-что поняли…

– Что же?

– Сходи туда и посмотри сама.

– Еще чего, – буркнула Аррьета. – Только каблуки сломаешь!

– А ведь это горох! – вдруг воскликнул Флеминг, срывая жухлый стручок с гибкой желтой плети неизвестного растения. Он раскрыл стручок, вытряхнул на ладонь несколько желтых горошин. – Смотрите!

– Неужели «Вавилон»? – господин Романо протянул руку, и Флеминг высыпал скукоженные горошины ему в ладонь.

– Какой Вавилон? – спросила Марина.

– Дядюшка Софи увлекался сельским хозяйством и вывел какой-то необыкновенный сорт гороха, – пояснил господин Романо. – Крупного и очень сладкого, и назвал его «Вавилон». Софи упоминает об этом в своем дневнике. Вряд ли тот самый…

– Можете не сомневаться, – сказал Флеминг. – Видимо, дядюшка Софи попросил посеять горох вокруг… А может, и сам посеял до того, как… Я, конечно, не специалист, мне трудно судить, но я почему-то уверен, что это тот самый горох Якушкиных. Другому здесь просто неоткуда взяться.

– Ты считаешь, Грэдди, что горох мог продержаться почти сто лет? Слабое, тонкое, нежное растение? – Господин Романо был взволнован.

– Думаю, мог, – ответил Флеминг. – Климат нормальный, дожди, солнце. Никто не беспокоит. Правда, видимо, одичал, горошины совсем маленькие.

– Но это же как…

– Привет от Якушкиных!

– Ничего на свете не пропадает бесследно, – сказал философски господин Романо. – И всегда будут заметны следы…

– Или вмятины, – пробормотал про себя Флеминг.

– Вы скоро? – осведомилась Аррьета, которой наскучили разговоры о всяких глупостях.

– Тебе не кажется, Грэдди, что у нашей Аррьеты изрядно испортился характер? – негромко заметил господин Романо Флемингу.

Тот пожал плечами и не ответил.

– Мне страшно неловко, – сказала Марина, кладя руку на плечо господина Романо.

– Ну, что вы, девочка, – отозвался тот, похлопав ее по руке своей крупной, все еще красивой рукой. – Разве это ваша вина?

– Боюсь, барский дом в еще худшем состоянии, – сказала Марина. – В тридцатые годы там была детская колония, дом перепланировали. А в войну нас сильно бомбили, и дом не уцелел.

– Это далеко?

– Не очень. Раньше там была деревня, а сейчас просто лес. У меня была мысль сделать там филиал музея, устроить барскую усадьбу, восстановить интерьеры. У нас в экспозиции есть рисунки и картины якушкинского дома, но… сами понимаете, все упирается в деньги. Наш мэр не против, но говорит, нужно подождать, и так страшно много дыр в бюджете.

– Что-то я притомился, – сказал господин Романо. – Давайте перенесем барский дом на… Грэдди, посмотри что там у нас в расписании.

– И зачем только нужно было переться сюда, – ворчала всю обратную дорогу Аррьета. – Не нравится мне этот город, да и страна тоже. Ты, Джузеппе, давно не мальчик – прыгать по миру. Здоровье уже не то, отдых нужен, цивилизация. Поехали домой! Выдумываешь всякие бредни – ностальгия, фамильные корни… Что-то я никогда раньше не слышала про эту Софи Якушкину.

Господин Романо полулежал на заднем сиденье, закрыв глаза. Он почти не слушал Аррьету, улавливая лишь общий смысл ее слов. Сжимал в кулаке горошины. И думал, что, может быть, права Аррьета – не мальчик – прыгать по миру. Сейчас бы на Лазурный Берег, да засесть на веранде собственной виллы, да перелистать не спеша «Артхашастру» – блестящий труд об искусстве политики брахмана Каутильи, перед которым европеец Николо Макиавелли просто щенок, да с рюмочкой коньячку, да с карандашиком, да начать, наконец, собственные мемуары… «И не носиться по миру в призрачной погоне за призрачной целью… в компании с Галерейным Призраком».

– Слушай, Грэдди, – сказал он, когда они приехали в гостиницу, – как ты думаешь, наш Призрак уже здесь?

– Думаю, здесь. Вы же сами знаете, – ответил Флеминг.

– А может, это Хабермайер?

– Вряд ли. Тевтонец – фигура тяжеловесная. Как рыцарь в полном облачении. А Призрак – скорее лучник, легкий и маневренный.

– Как ты думаешь, Хабермайер уже начал поиски?

– Думаю, начал. Но у нас фора – дневники Софи. Правда, этот колдун может проникнуть куда надо силой своего духа и стянуть… артефакт у нас из-под носа. Но поживем – увидим.

– Значит, ты считаешь, Призрак уже здесь?

– Уверен. Чувствуется какое-то пиршество потусторонних сил.

– Но откуда ему известно? Ведь ни одна живая душа не знала о наших планах. Тоже проникает куда надо силой духа?

– Нет. Хоть он и Призрак, но материалист, как мне кажется. Прагматик. Знаете, что хорошо?

– Что?

– Мы знаем, что он здесь. Почти знаем, – добавил, подумав. – Кто предупрежден, тот вооружен.

– Грэдди, ты тоже думаешь, что я старый? – невпопад спросил господин Романо.

– Не мальчик, – ответил Флеминг безжалостно. – Но в вас, Джузеппе, есть два качества, которые меня… я бы сказал, восхищают. – Он помолчал. – Сказал бы, обладай я восторженностью Аррьеты. Поэтому не скажу. Но тем не менее… Два качества! Любопытство и склонность к перемене мест. Первое питает мозг, а второе, как мощный мотор, толкает вперед тело. Вы – замечательный пример авантюриста, Джузеппе. Такие, как вы, открывали Америку и отправлялись в Индию за специями и слоновой костью. Или на Марс. У этих качеств нет возраста.