Елена Логунова - Свидание на пороховой бочке Страница 37

— Ты считаешь нормальной собаку, у которой хвост на голове, а не на попе?

— А, ты в этом смысле!

Алка легко отмахнулась, а тень изобразила мощный хук справа.

— На попе у нее был обыкновенный хвост, а на голове парикмахерский, с бантиком! Слушай, если ты не перестанешь меня перебивать, я никогда не закончу!

— Все, все, молчу и слушаю!

Я отвернулась от тени и уставилась на рассказчицу.

— А дальше было совсем просто: я подошла, сделала пару комплиментов собачке, девочка растаяла и разговорилась. Ее зовут Наташа, а собачку Бемби…

Я не выдержала и снова перебила:

— Не надо про собачку, давай про девушку. Мы же не собачку подозреваем в тайной связи с Маковеевым.

— А зря, потому что эта связь у них была!

— В каком это смысле?! — Я вытаращила глаза.

— Фу! — Осознав, в каком направлении устремились мои непристойные мысли, скромница Трошкина покраснела, как облупленный шифоньер — тоже пятнами. — Я не в том смысле! Просто эту самую собачку Бемби девушка Наташа взяла из ветеринарной клиники Маковеева! Ее туда сдали, чтобы усыпить.

Она посмотрела на меня и на случай, если я вовсе уж дура, уточнила:

— Усыпить не Наташу, а Бемби.

— Я поняла. Значит, девушка Наташа удочерила приговоренную собачку Бемби, а владелец ветклиники Маковеев стал как бы крестным отцом.

— Точно. И добросердечная Наташа не могла не пойти на похороны этого замечательного человека.

— Что достойно уважения и сожаления одновременно, — вздохнула я. — Ведь мы с тобой лишились последней подходящей кандидатуры на роль таинственной любовницы покойного.

Я рассказала Алке о своей беседе с подругой детства усопшего Галиной Палной, и Трошкина тоже приуныла.

— Выходит, в подозреваемых опять остаемся только мы с тобой, — вздохнула она. — Что делать, что делать? Не знаю… А давай поступим, как Василиса в сказке?

— Ударимся оземь, превратимся из царевен в лягушек и спрячемся от суровой реальности в ближайшем болоте?

— Нет, громко скажем, что утро вечера мудренее, и завалимся спать. — Алка вновь проявила похвальную практичность.

Других предложений не поступило, и мы легли спать. Не как царевны, а как трудолюбивые крестьянки — едва стемнело.

Еще даже не полностью стемнело, когда я приступила к своему самому любимому упражнению — я называю его «жим подушки ухом» и выполняю регулярно, добросовестно и с душой.

А среди ночи зазвонил телефон.

— Что? Где?! — Трошкина вскинулась и приготовилась бежать.

Я с сожалением отметила, что нервишки у Алки растрепались.

— Спокойно, свои! — Я взглянула на входящий номер — один из немногих, записанных в моем новеньком телефоне.

— Не знаю, кто сейчас для нас свои, — проворчала подружка, забираясь обратно в кровать. — Разве что колумбийская тройка?

— А это кто? — невольно заинтересовалась я.

— Три ирланских республиканца, их тоже безвинно обвинили во всех смертных грехах, — объяснила политически грамотная Алка.

— Как это — кто? Ты меня не узнаешь? И это после всего, что я для тебя сделал?! — вознегодовал в трубке Макс Смеловский.

Постановка вопроса, тон и время звонка выдавали желание истребовать какую-то компенсацию за свои благодеяния.

— Чего тебе надобно, Максик? — вздохнула я.

— Вообще-то много чего, но прямо сейчас — чистосердечное признание.

— Встань в очередь, — пробормотала Трошкина, беззастенчиво подслушивая.

— Признавайся, Инка, кто сыграл эту грязную шутку с галерейщиком?

— Не знаю, — чистосердечно призналась я, поскольку даже не поняла, о чем речь. — А что за шутка?

— А что за галерейщик? — влезла Трошкина.

— А почему ты спрашиваешь об этом меня? — додумалась до правильного вопроса я.

— А кого? Это же ваше дерьмо, на нем так и написано: «Агентство МБС»!

— Смеловский! — грозно молвила я. — Мало ли, на каком дерьме в выходных данных значится наше агентство! Будем честны, мы не только шедевры производим, но это же не повод звонить мне среди ночи с неясными претензиями! И, кстати, я не несу персональной ответственности за действия «МБС» в целом!

— А за братца?

— Куда забраться? — заволновалась излишне нервная Трошкина. — Послушайте, давайте не будем никуда забираться, с меня хватило ухода по балкону из замка, я вам не вольтижер на трапеции, я хочу тишины и покоя!

— За этим — на кладбище, — ляпнула я, ничуть ее не успокоив.

— Там мы уже были!

— И не в последний раз!

— Эй, эй! — позвал из трубки Смеловский. — Не знаю, о чем вы говорите, надеюсь, среди нас по-прежнему нет ни вампиров, ни зомби, но тайна какашек в сейфе меня живо волнует, так что я не отстану, пока не услышу ответ на свой вопрос…

— Про какашки? — искренне удивилась Алка.

И сразу же успокоилась, как будто какашки — это что-то однозначно безвредное, милое, душевное и теплое. А фигушки! Я-то знала, что под спудом мягкого-теплого таится настоящая информационная бомба!

— Ах, вот ты о чем…

Чутким ухом хорошего интервьюера Смеловский моментально уловил перелом в разговоре.

— Колись, — потребовал он торжествующе.

— Сначала обрисуй ситуацию.

— Рисую. Два часа назад в сейфе владельца художественной галереи среди денежных пачек и ювелирных украшений были обнаружены две увесистые банки, упакованные в голубенькие полиэтиленовые пакеты с логотипом «МБС».

— Наши фирменные пакеты, есть у нас такие, — кивнула я. — Рисуй дальше.

— Факт присутствия этих банок среди несомненных материальных ценностей позволил предположить, что они и сами дорогого стоят. Люди, вскрывшие сейф, были крайне заинтригованы.

Я не сдержалась и хихикнула.

— Разумеется, они открыли эти банки.

Я захохотала.

— Ну, чего ты ржешь? — Макс тоже захихикал. — Тебе смешно, а приличные люди изгваздались в дерьмище, как свинтусы!

— Настоящие буржуазные свиньи! — выдохнула я и снова закатилась смехом.

— Деньги запачкали, золото, камни, паркет фигурный розового дерева осквернили, «Ролексы» свои наручные, кольца с бриллиантами, манжеты крахмальные — все измазали, ты только представь себе эту картину маслом!

«Не маслом!» — восторженно хрюкнул мой внутренний голос.

— Воистину художественное дерьмо!

Я обессилела от смеха, замолчала, и в разговор вступила Алка:

— А что сам-то галерейщик говорит, зачем он эти банки в свой сейф поместил?

— Он говорит, что никогда раньше их не видел и ни за что не стал бы хранить такую гадость в сейфе!

— То есть это такое ограбление наоборот? — восхитилась Трошкина. — Какашки в сейф ему подбросили?! Тогда это какая-то нездоровая месть.

— Или черная магия, — голос Макса построжал. — Вы в курсе, что ведьмы используют дерьмо в колдовских ритуалах?

— Я в курсе, что кое-кто давно уже носится с мыслью завести на местном телевидении программу «Мистика с Максом», — колко ответила я. — Но из этого случая ты потустороннюю историю не сделаешь. Поверь мне на слово.

— Еще чего!

— Ладно, не на слово. Я изложу тебе факты, но это не телефонный разговор. Встретимся утром, хорошо?

— В восемь тридцать в нашем кафе, с меня утренний кофе, — охотно согласился Смеловский.

И я осталась при подозрении, что мой давний поклонник использовал тайну сейфовых какашек для того, чтобы организовать внеплановое свидание со мной, любимой. Но я не рассердилась. К влюбленным мужчинам надо проявлять снисходительность. Особенно к тем, к кому не проявляешь более пылких чувств.

День седьмой. Аптека, улица, фонарь!

Утро действительно оказалось мудренее вечера: и я, и Трошкина проснулись с готовыми планами действий. Планы, правда, были не стратегические, а тактические и охватывали лишь самое ближайшее будущее, но для начала и это было неплохо.

— Мне нужна одежда! — объявила Алка через дверь ванной комнаты. — И белье. И зубная щетка, и еще куча всего по мелочи, так что сегодня у меня пункт номер один — шопинг.

— Могу предложить халат и тапочки! — перекрывая сипение закипающего чайника, покричала из кухни наша хозяйка.

Она очень ревностно отнеслась к обязанностям отельера и всячески старалась нам с Алкой угодить, даже вызвалась приготовить завтрак, которого я ждала с тревогой. Судя по запаху, основным блюдом должна была стать манная каша, а ее приготовление — обманчиво простой процесс, чреватый подводными камнями. Терпеть не могу пригоревшую манку с комками!

— Спасибо, я подумаю, — вежливо ответила Трошкина через дверь.

Забыв, что она меня не видит, я кивнула, что относилось не столько к похвальной разборчивости в питании и обмундировании, сколько к озвученному пункту Алкиного плана. Соваться в свою квартиру, находясь в бегах, Трошкиной не стоило, а ее чемодан остался в автомобиле, который сиротел где-то на штрафстоянке. Об этом я, впрочем, не стала напоминать из опасения, что пунктом номер два в плане подружки станет спасение машинки.