Фридрих Незнанский - Москва-Сити Страница 41

Сейчас Джамал был одним из тех, кого принято по какой-то непонятной журналистской классификации называть олигархами, а когда-то это был очень симпатичный, очень дружелюбный парнишка, в котором взгляд сразу узнавал горца, воспитанного в уважении к старшим, в какой-то болезненной даже порядочности. Тогда, когда Георгий Андреевич впервые с ним познакомился, Джамал был совсем юным командиром студенческого стройотряда из Чечено-Ингушской республики. Узколицый, с большими черными глазами, с черными, как смоль, густыми волосами, гибкий, широкоплечий, он всегда почему-то казался Георгию танцующим джигитом – так легка была его походка, так скоординированны все движения, так сосредоточенно лицо. Первый раз они столкнулись близко, когда Джамал пришел к нему, комсомольскому руководителю всех стройотрядов в регионе, ругаться. Георгий приписал его отряду выработку – хотел как лучше, чтобы ребята перед началом занятий получили побольше.

– Зачем ты это делаешь? – гневно спросил его Джамал. – Мы с тобой кавказцы. Это другие могут позволить себе быть нечестными, а мы с тобой не можем, понимаешь? Все наше богатство – честь и честность, переделай, пожалуйста, дорогой.

Георгий Андреевич – тогда он был просто Гога или Князь, переделал, хотя общую сводку уже успели отправить в центральный штаб. Он встречался с Джамалом и потом, но дружба их началась, когда Георгий Андреевич, пойдя на повышение и уехав в Москву, в большой ЦК комсомола, начал заниматься полукоммерческими проектами – перестройка потребовала и от комсомола приспосабливаться к ветру перемен, менять формы работы. Георгий Андреевич пестовал всякие МЖК и НТТМ, то бишь молодежные жилкооперативы и бюро научно-технического творчества молодежи, широко внедрял их по всей стране и однажды, узнав про комсомольско-молодежный кооператив в Гудермесе, послал запрос, желая узнать, кто именно рискнул, опережая время, начать такое дело, кто именно всем заправляет и какие цели ставит. Оказалось – Джамал Исмаилов, старый знакомец, успешно издает книги самого разного содержания, в том числе и религиозные. Что, с одной стороны, настораживало, а с другой – опять же свидетельствовало о том, что человек тонко понимает веяния времени.

Недолго думая, Георгий Андреевич выдернул Джамала в Москву, в аппарат, и Джамал, поначалу с трудом согласившийся на такие перемены, начал приспосабливаться к новой для себя жизни. Но слишком уж все тут ему, горскому человеку, оказалось не по душе: дисциплина, субординация, сидение в четырех стенах, бумажная работа, а главное – чинопочитание и лизоблюдство, подсиживание и наушничество; единственный, с кем Джамал мог отвести душу, был он, Топуридзе, и Джамал отводил ее – ругал и порядки в большом доме, и молодых чинуш, и вообще русских, к которым он, естественно, Георгия Андреевича не относил. Русских он не любил какой-то тяжелой, биологической нелюбовью, не мог простить депортацию родного народа и все удивлялся в разговорах – а с Георгием Андреевичем он разговаривал без всякой опаски, – как такая вырождающаяся нация могла взять верх над столь нравственно крепкими горскими народами, как его родной, как братский ингушский… И все повторял слова какого-то своего друга: «Это им повезло, что великий имам Шамиль был аварцем. Был бы он чеченом – война до сих пор продолжалась бы…»

В конце концов Георгий Андреевич отправил его, от греха подальше, налаживать один перспективный молодежный кооператив в Сибири, под Братском, где ЦК пытался организовать заготовку леса для бумажной промышленности. Бумаги комсомолу надо было много… это было летом 1990-го. А через год Джамал вернулся из Сибири совсем другим человеком: во-первых, он был владельцем сотни гектаров первосортного хвойного леса, который он выкупил у разорившегося кооператива. Почему-то у него лес, годный не только на целлюлозную щепу, но и на многое другое – особенно на юге страны, где леса не было совсем, – оказался необыкновенно прибыльным. Во-вторых, он поставил дело так, что на него работали сотни полторы бомжей и бывших стройотрядовцев, счастливых уже тем, что не надо шабашить и метаться в поисках заказов по всей стране, – они валили лес на одном месте и имели за это довольно неплохие по тем временам деньги. В-третьих, Джамал был теперь по-настоящему богат и ходил под охраной двух здоровенных земляков, поскольку при нем были живые бумажные деньги, которые он хотел куда-нибудь с пользой вложить. «Положи в сберкассу, – посоветовал ему Георгий Андреевич, – проценты пойдут». «Э нет! – засмеялся Джамал. – Я с государством, да еще с таким, в азартные игры не играю!» И в конечном счете оказался прав, – когда начались великие перемены, он не потерял ни копейки. Наоборот… Неизвестно через что уж он там прошел в Сибири, а только стал Джамал суровее, немногословнее. От него теперь исходила какая-то скрытая сила, уверенность в себе…

И снова Георгий Андреевич помог ему: несмотря на то что это был совсем другой Джамал, он по-прежнему казался Георгию Андреевичу кем-то вроде младшего брата, чистого и наивного, которому не может не помогать старший, раньше него вступивший в нелегкое соприкосновение с реальностью… Смешно, Георгий Андреевич почему-то считал, что он старше…

Однако сам-то Джамал отнюдь не думал всю жизнь оставаться младшим братом. В конце концов, оглядевшись как следует, подумав и воспользовавшись старыми комсомольскими связями, он вложил деньги сначала в основанную Георгием Андреевичем товарно-сырьевую биржу, где провернул несколько сверхудачных операций с сахаром, а потом – уже после августа 1991-го – начал понемногу вкладывать деньги в недвижимость и гостиничный бизнес – не без помощи все того же Георгия Андреевича, который к этому времени уже перебрался под знамена Гавриила Попова в Моссовет. Джамал вложил деньги в строительство одной суперсовременной гостиницы, потом удачно купил акции другой. Все такой же красивый, худощавый, он ездил теперь на сверкающей иномарке, вызывающей зависть даже у кремлевских чиновников, и везде его сопровождали те самые ребятки, которых он привез из Сибири. Тогда это еще было в диковинку…

Потом он каким-то непонятным образом для Георгия Андреевича стал владельцем одного казино, через несколько месяцев прибрал к рукам и другое. Впрочем, второго он довольно быстро лишился: Чечня забродила, и горцев правдами и неправдами начали теснить местные. Ходили разговоры о жутких каких-то разборках между чеченской и солнцевской братвой, но Георгию даже и в голову не приходило связывать тонкого, милого Джамала с какими-то бандюками…

Впрочем, тонкий и милый – это все было в прошлом. Теперь Джамал и внешне переменился: оставаясь все таким же изысканно-худощавым, он приобрел какой-то нехороший блеск глаз, вспыхивавший каждый раз с особой яркостью, когда Джамал сталкивался с несогласием или противодействием – явным или скрытым. В разговоре у него вдруг начали звучать какие-то снисходительно-покровительственные нотки, и теперь Георгий Андреевич не раз ловил себя на мысли, что временами Джамал смотрит на него с легким презрением – то ли он знал о жизни, о бизнесе что-то такое, чего не знал Георгий Андреевич, то ли просто держал его за человека второго сорта. «Или это я сам под его взглядом начинаю чувствовать себя человеком второго сорта?!» – думал порой Георгий Андреевич. Он начинал тяготиться встречами с Джамалом. И что интересно, примерно то же, хотя по-своему, начала ощущать и жена, его умница Софико. Она сказала однажды:

– Ты знаешь, с детства не люблю таких вот… женственных… Они, по-моему, все очень жестокие…

Георгий Андреевич было поднял ее на смех: какой же Джамал, дескать, женственный, но тут же понял, что этот его смех был бы совершенно несправедливым и уж никак не заглушил бы того ощущения, что где-то в глубине души он абсолютно с Софико согласен: Джамал, скорее всего, был и жестоким и безжалостным. Это стало очевидным после того, как внезапно погиб совладелец Джамала в гостинице «Балканская», американский бизнесмен, держатель второго по величине пакета акций, – первый, контрольный, был у московского правительства. Бизнесмена нашли застреленным в одном из московских дворов… Георгий Андреевич никак не мог понять: горюет Джамал по этому поводу? Переживает? Почему не озабочен? Ведь как ни относись к этому американцу, но если криминалу всерьез понадобилась эта супергостиница, такая же участь может постигнуть и самого Джамала…

– Меня? – удивился Джамал, когда Георгий Андреевич в лоб спросил его об этом. – Ну это вряд ли. Я думаю, его не из-за денег замочили.

Это «замочили» в устах того интеллигентного юноши, которым Джамал являлся несколько лет назад, было абсолютно невозможно! В устах же нынешнего Джамала это слово прозвучало совершенно естественно.

– А из-за чего же?

– Да он педик был, похоже. У них там часто разборки случаются, – с равнодушной усмешкой пояснил Джамал. – Горячая мужская любовь…