Четыре крыла - Татьяна Юрьевна Степанова Страница 5

мукомольной фабрикой купцов Бородиных. Фабрика ныне превратилась в завод хлебобулочных изделий, а рядом выросли корпуса нового предприятия, выпускающего макароны из дешевых сортов пшеницы. В поселке имелись школа, автозаправка и автосервис, банный комплекс с номерами, церковь. В разделе «история» нашлись любопытные подробности о купцах-фабрикантах: младший Бородин получил в Скоробогатове прозвище Иуда за донос на старшего брата после событий 1905 года в Москве. Доносил он и на соседей – помещиков, земских учителей, уездную интеллигенцию, ратовал за расширение «черты оседлости» и ограничение прав всех «инородцев». Доносом на родного брата пытался отнять у того большую часть капитала мукомольного производства. Брат умер от сердечного приступа в жандармском отделении, а младшего Бородина прокляла родная мать. Жена забрала детей и уехала от него в Ниццу. Спустя год слуга обнаружил Бородина мертвым – купец по прозвищу Иуда повесился на осине.

На следующее утро Клавдий проснулся рано. Решил пробежаться по холодку в парке поместья у озера. Выбравшись из спящего дома, дал мощный кросс. Среди деревьев мелькнула знакомая крепкая фигура. Макар тоже совершал свой утренний марафон. Увидев друга, он махнул ему, и они рванули наперегонки. Намотали километров пять кругов и остановились на берегу, приводя в порядок сбившееся дыхание.

– Сгоняем после завтрака в Скоробогатово? – предложил Макар, вытирая мокрое разгоряченное лицо.

– Заметь, не я это предложил, – непередаваемым тоном ответил Мамонтов.

– Я, я, Клава. Считаешь, вчера перед ней я валял дурака?

– Рыцаря. Защитника сирых и убогих. Не дрейфь, уборщица все на наше похмелье после перепоя списала.

Макар вздохнул.

– Я, Клава, по натуре not tipical singleton[6]. – Волнуясь, он изъяснялся на своем почти родном английском. – Синглтон с тремя малолетками на руках, многодетный папаша-одиночка, моя бывшая лишена родительских прав, мотает срок в тюрьме за покушения на убийства. Ты тоже не типичный синглтон – этакий самый-самый последний, окончательный самурай. Сейчас еще и раненый Долохов. Кой черт нам до чьих-то сыновей, чужих матерей, да? Или нет? Но слушая тетю Розу вчера, я словно заново пережил события с моими дочками, от которых едва не рехнулся когда-то. А вы с Гущиным нас спасли.

– Я тоже вспомнил о девочках, – признался Клавдий.

– Вывод? – Макар смотрел на него серьезно.

– Пепел Клааса стучит… колотит…. Нет, долг отца очнулся от спячки? – Клавдий мрачно усмехнулся. – Ну а я как ты, братан. Не бросать же тебя одного. Только затея наша – полная безнадега. Уразумей сразу.

– С чего вдруг? – Макар, в отличие от друга, моментально повеселел, взбодрился.

– Пропавший без вести… Их находят одну треть. Всего-то. И две трети – трупы.

– Не ищут просто.

– Стараются, Макар. Особенно несовершеннолеток разыскивают. У нас, правда, двадцатилетний пацан. Взрослый парень. И ситуация аховая – пойди туда, не знаю куда.

– В Скоробогатове сегодня нащупаем первые нити, – Макар смотрел на озеро. – Слезы тети Розы вчера меня ножом по сердцу полоснули. Синглтон, подобная нам. Беззащитная, бедная.

– Ага. Только она – не совсем то, чем кажется, – хмыкнул Клавдий. – Ладно. Ты ей обещал. Давши слово – держись.

Вернувшись в дом, они поднялись на второй этаж. Макар зашел в детскую к Сашхену. Клавдий остался в дверях. Макар смотрел на маленького сына в кроватке, свернувшегося клубочком, на его стиснутый во сне кулачок. Словно почувствовав его присутствие, Сашхен открыл голубые глазки и улыбнулся. Макар сразу взял его на руки. Прихватил со столика у кроватки брошюрку-инструкцию с картинками «Как приучить малыша к горшку». Они с Сашхеном находились лишь в самом начале этого тернистого пути. Мудрая Вера Павловна настояла: Макар – отец непременно должен принять участие в процессе приучения, не полагаясь на ее опыт гувернантки и горничной Маши, нянчившей Сашхена.

Клавдий услышал шум в художественной мастерской. Они с Макаром и Сашхеном пошли по коридору. Августа и Лидочка, несмотря на ранний час, уже бодрствовали. Обе в пижамах, босые. Лидочка уронила со стола коробку с пастелью. Сидя по-турецки на полу среди раскиданных ярких мелков, она с упоением щебетала на родном английском, обильно вставляя русские слова и новую для нее латынь:

– Pompeii…Augusta picturam docuit![7]

Августа с распущенными темными волосами стояла перед мольбертом и медленно возила измазанной красками ладошкой по холсту, оборачиваясь к сестренке, сверкая темными глазами, полными затаенного восторга.

– Привет, принцессы! – поздоровался Макар. – О! Краски уже на холсте! Лидочка, а ты делаешь успехи в латыни, но почему Помпеи учат рисовать Августу?

– По кочану! Cabbage![8] – выпалила четырехлетняя Лидочка-полиглот и высунула розовый язык. – Августа сама художник!

Клавдий смотрел на безмолвную Августу, сосредоточенно творившую на холсте. Он вспоминал ее прежние удивительные рисунки – предупреждения. Они оставались для него полнейшей загадкой, найти им вразумительного объяснения он до сих пор не мог. И, прежде чем пускаться в очередную непредсказуемую авантюру по поискам без вести пропавшего Руслана Карасева, он очень хотел взглянуть на них.

– Августа…

Маленькая художница обернулась.

– Мы с папой решили найти одного парня. Он ушел из дома и исчез, – Клавдий осторожно подбирал слова. – А ты… может, что-то изобразишь для нас с папой?

Макар удивленно покосился на него, затем посмотрел на старшую дочку. Рисунки Августы он тоже видел, но, в отличие от Клавдия, не придавал им особого значения. Августа отошла от мольберта, вытерла ладошку прямо о пижамные штанишки. Плюхнулась на пол рядом с Лидочкой, положила перед собой лист ватмана и потянулась за мелками. Резкими уверенными штрихами она быстро нарисовала на ватмане… дерево.

Клавдий внимательно изучал дерево – серая кора, черные угольные штрихи на толстом стволе, зеленые штрихи мелков, изумрудная листва, словно весной. Он ждал – может, Августа дополнит свою картину-импровизацию? Но нет, девочка поглядывала на них с Макаром снизу вверх.

– Замечательно, спасибо, моя принцесса, – мягко поблагодарил Макар и протянул ей руку, предлагая помочь подняться с пола.

Но Августа дотянулась до ножки столика и придвинула его к себе, забрала планшет. Клавдий подумал: она и в планшете сейчас им нарисует картину. Но Августа нашла фото в интернете и показала им.

Пронзенное колом жуткое существо с клыками…

На снимке – средневековое изображение вампира, прибитого колом к земле.

– Осиновый кол? – озадаченно спросил Макар. – Детка, но почему ты вдруг…

– Твое дерево на рисунке – осина? – Клавдий нагнулся к Августе.

Она, по обыкновению, не произносила ни слова. Лидочка тоже примолкла. Заглядывала в планшет, хмурила светлые бровки.

– А в Помпеях осиновых колов никто никогда на фресках не рисовал, да, Лидочка? – заметил Макар, на лицо которого легла тень. Он забеспокоился: его маленькие дочери выбрали зловещую тему.

Клавдию вспомнилась байка из интернета про купца Бородина из Скоробогатова по прозвищу Иуда, повесившегося на…

– Августа, ты изобразила осину? – настойчиво повторил он, хотя знал – прямого ответа не получит.

Августа выключила планшет. А затем перевернула свой рисунок с деревом. Встала и наступила на него босой ногой.

Глава 5

Локи

Скоробогатово на картинках из интернета выглядело лучше, чем в реальности. Клавдий и Макар добрались до него без проблем. Ехали сначала живописной дачной местностью с садовыми кооперативами, лесами-перелесками, лугами, рощами, а затем пейзаж изменился – потянулись нескончаемые картофельные поля агрохолдинга, развалины бараков, пустыри. Поселок представлял собой скопление старых пятиэтажек, заботливо выкрашенных в зеленый и бежевый тона, они сгрудились вблизи фабричных корпусов макаронной фабрики и хлебозавода. Затерянный в глубинке Подмосковья, поселок существовал почти автономно, цепко храня смутные и страшные воспоминания о прошедших годах и столетиях. Но Клавдий и Макар узнали о внутренней темноте городка не сразу. Он не спешил открывать им свои многочисленные тайны.

Перед отъездом Макар кратко переговорил с Верой Павловной насчет картинки из Сети, показанной Августой в качестве пояснения к рисунку. Шестилетняя Августа и четырехлетняя Лидочка самостоятельно отыскали в интернете изображение вампира, пронзенного осиновым колом. И Макар встревожился: значит, с гувернанткой и учителями иностранных языков и латыни они рассматривают в Сети и в альбомах по искусству картины из Лувра и Эрмитажа с античными героями мифов, а сами, тайком от взрослых орудуя в интернете, интересуются гораздо более мрачными вещами. Клавдий не вмешивался. Он вспоминал прежние рисунки-предупреждения Августы. Они порой отличались зловещим смыслом. А Макар почти не обращал на них внимания. Он отреагировал лишь на картинку из интернета…

У уборщицы Розы