Анна и Сергей Литвиновы - Кот недовинченный Страница 9

Дабы оценить тенденции нынешнего европейского сезона, Катя разглядывала и одежки аборигенов. Наряды дам особо ее не впечатлили, зато здешние мужчины смотрелись просто сногсшибательно: смело экспериментируют с цветом, одеваются не блекло, как наши, а в контраст, про чистоту ботинок и говорить нечего. Вот, например, близсидящий тип, спокойно читающий «Эль Газеттино»: обут в коричневые мокасины явно ручной работы, серые носки, палевые брюки. Поверх песочного цвета пальто накручен желто-красный шарф. Лицо загорелое, мужественное, жгуче-черные волосы уложены гелем.

Вдруг осматриваемый синьор оторвался от своей «газеттины» и встретился взглядом с Катей – и она сразу узнала его. Он ехал вместе с ними вчера вечером из аэропорта на «мотоскафе» – только тогда одет был иначе: в короткое черное пальто и шарф других оттенков (про то, что он переменил туфли, брюки и носки, и говорить нечего).

Итальянец узнавающе улыбнулся и сказал Кате: «Бон джорно». В Москве Катерина ни с кем в общественном транспорте никогда не заговаривала (да и не ездила она почти в нем, в общественном) – но тут пьянящий воздух европейской свободы заставил ее улыбнуться в ответ и кивнуть. Мужик немедленно воспринял Катину улыбку как поощрение, сложил «газеттину», поднялся со скамейки – во весь свой немаленький рост (попутно продемонстрировал тренированную, мускулистую фигуру) – и обратился к Кате на хорошем английском:

– Красиво, не правда ли?

– Беллиссимо! – откликнулась Катя.

– Вы говорите по-итальянски?! – Синьор, казалось, поражен до глубины души.

Неплох, совсем неплох. Глаза синейшие (необычный, кстати, цвет для брюнета: может, цветные линзы носит?). Руки красивой формы, ногти ухоженные. И, о, этот легкий аромат – Катя, истинная женщина, обожала, как пахнет от людей, которые всю свою жизнь дважды в день принимают душ, а потом сдабривают себя дезодорантом, гелем и одеколоном. И еще от незнакомца пахло деньгами. Не миллиардами, конечно, – иначе он бы не на «вапоретто» ездил, а на водяном такси, – но миллионами – вполне.

Все эти мысли пронеслись в голове Кати в мгновение ока и помогли сформулировать решение: если он не начнет нести какую-нибудь ахинею… и лапы распускать не станет… а вдруг… ну, если пригласит ее куда-нибудь, то она, пожалуй, согласится с ним… скажем, для начала поужинать.

– Нет, совсем я не говорю по-итальянски, – засмеялась в ответ Катя, – но знаю французский и английский.

– Но вы не француженка и не англичанка, – утвердительно проговорил благородный синьор.

– Что, заметен акцент? – огорчилась Катя.

– Нет. Вы просто красивы настолько, как никогда не бывают красивы ни француженки, ни англичанки.

– А кто – бывает? – улыбнулась Катерина.

– Ваша красота уникальна. – Иностранец полыхнул своими ослепительно синими глазами и придвинулся ближе.

«А он сразу берет быка за рога. Не слишком ли круто? Впрочем, почему нет – уверенный в себе мужчина. Ведь сразу понятно, что запал, вот и не рассусоливает, не ходит вокруг да около».

Так как на неприкрытый комплимент синьора Катя ответила лишь благодарно-недоверчивой улыбкой, он немедленно сделал следующий ход:

– Могу я пригласить вас куда-нибудь позавтракать?

– О нет, благодарю вас.

– Тогда, может быть, выпьем по бокалу вина?

Пора было выпускать засадный полк: любимого племянника. Как только итальянец подъехал к Кате, Ленчик дипломатично отодвинулся от нее и глядеть стал в сторону – однако ушки при этом держал на макушке, каждое их слово ловил.

– Благодарю вас, синьор, – твердо сказала Катерина, – однако сейчас я занята.

Ключевым словом в ее реплике было «сейчас», будем надеяться, что синьор понял ее намек.

– Мы сегодня днем будем заняты вместе с моим племянником. Вот, кстати, познакомьтесь, – Катя привлекла Ленчика за локоток, – мой племянник Леонид.

Леня набычился, однако, как воспитанный мальчик, улыбнулся и пробормотал:

– Рад видеть вас.

Мужчина с чувством пожал Ленчику руку, а затем выудил из внутреннего кармана золотую визитницу с вензелем, вынул оттуда две карточки и протянул их Кате и ее племяннику. Катя с любопытством посмотрела на визитку – та выглядела скромно и дорого, на ней значилось: «Брасселини и сын, модная обувь», а ниже: «Дотторе[9] Паоло Брасселини, первый вице-президент». И адрес: Милан, виа Монте Наполеоне. Именно там, знала Катерина, сосредоточены самые модные в Европе магазины. Плюс телефоны: миланский, римский, парижский, нью-йоркский.

Катя тоже не ударила в грязь лицом, достала из сумки свою визитку на английском, протянула красавцу. Тот вчитался, потом воскликнул:

– О, пи-эйч-ди! Вы, Екатерина, слишком молоды и красивы для того, чтобы быть пи-эйч-ди![10]

– А вы консерватор! – со смехом отвечала Катя. – Противопоставляете ум и красоту. Наверно, потому, что я русская. Была б на моем месте американка, она б вас живо поставила на место – за дискриминацию по половому признаку. И еще, между прочим, за херрасмент[11].

– Простите, ради бога!! – Паоло Брасселини экспансивно прижал обе руки к груди. – Я не хотел вас обидеть! Я готов загладить свою вину! Сегодня же вечером! Скажите, если приглашу вас на ужин в бар «Гарри», смогу ли я смягчить свою участь?!

Пароходик между тем подходил к пристани «Санта Заккария». Рядом возвышалась хрестоматийная громада Дворца дожей. Пассажиры неспешно потекли к выходу. Тянуть дольше было нельзя, наступал момент истины: или соглашаться на свидание – или она, скорей всего, больше никогда этого Паоло не увидит. К тому же бар «Гарри» интриговал – Катя знала, что это одно из самых моднючих и дорогих мест в Венеции. Хемингуэй там постоянно тусовался, а старик Хэм знал толк в жизни.

«Вапоретто» мягко коснулся кормой причала. Матрос артистично накинул на кнехт канат.

– Ваше прощение целиком зависит от вас, – туманно ответила итальянцу Катя.

Синьор первый вице-президент понял ее реплику как безусловное согласие на ужин и изысканно поклонился.

– В таком случае буду счастлив видеть вас в баре «Гарри» сегодня в семь часов вечера.

– Я постараюсь, – царственно ответствовала Екатерина.

И тут толпа пассажиров, местных и туристов, мягко разделила Катю и господина Брасселини и повлекла ее на пристань.

Когда Ленчик с Катей шествовали в толпе разноязыких туристов по набережной, он воскликнул:

– Браво, тетенька! Лихо ты итальянского графа сняла!

– А с чего ты взял, что он граф?

– А манеры? А учтивость? Породу, дорогая тетушка (как в одной книжке писали), в карман не спрячешь! За версту видать! Значит, ты пойдешь с ним сегодня вечером на свидание?

– Нет, наверно. Тебе же одному скучно будет, – с фальшивой озабоченностью промолвила Катя.

– А ты не бойся. У меня тоже сегодня на вечер запланировано свидание.

– Когда ты успел?! – воззрилась на племянника Екатерина. – Кто она?

– Имя дамы я вынужден сохранить в тайне, – с важностью ответствовал Ленчик, – дабы не скомпрометировать ее в глазах света.

И как ни старалась Катя выведать: кто она? Откуда? Как познакомились? – Леонид, как и подобает мужчине, имени своей пассии не разгласил. Только мимоходом упрекнул тетку:

– Ты б еще до полудня дрыхла…

– А мы успеем повстречаться с твоей Галиной Медичи – хранительницей чудо-программы? – тут же сменила тему разговора Катя.

– Мы договорились с ней встретиться сегодня в шесть, у входа на рыбный рынок Пескария. Ноутбук она принесет с собой – поэтому, надеюсь, я расправлюсь с ней быстро.

За разговором, не различая окружающих красот, тетка с племянником дошли до пьяцца Сан-Марко. И здесь у обоих перехватило дух, потому что самая известная площадь Венеции (а может, и целого мира) и в самом деле оказалась чудо как хороша. Замкнутая с трех сторон длиннющими колоннадами, она производила впечатление огромнейшей, парадной бальной залы. Казалось, сюда лишь по недоразумению допустили туристов, голубей и торговцев майками. И сейчас невидимый распорядитель хлопнет в ладоши, и по его знаку исчезнут столики кафе, стоящие вдоль колоннад (полупустые по случаю прохлады), и вместо них вырастет чернофрачный строй официантов, а разноплеменную толпу вытеснят с площади – и по ней полетят в танце изысканно одетые дамы и кавалеры.

Ленчик стряхнул наваждение. Вернулся в «здесь и сейчас». Они с тетушкой стояли ровно посреди громадной площади.

Рядом по-современному одетая чета пенсионеров-американцев кормила голубей. Птицы садились краснолицей мадам на голову, плечи, руки. Ее хазбэнд не отрывался от камеры и выкрикивал: «Грейт! Инкредибл! Террифик!»[12]

Группа немецких школьников фотографировалась на фоне блистающего мозаикой собора Сан-Марко. В тщательно построенную композицию вдруг вклинилась экскурсия итальянских сверстников, стала делать перед камерами страшные рожи, обнимать германских девчонок. Учитель немцев снимал веселую катавасию и хохотал.