Иоанна Хмелевская - Бычки в томате

На террасе появилась Алиция с каким-то листком бума­ги. В тот день я, как это у нас по жизни принято, в очеред­ной раз палила у нее в саду сухие ветки и траву. Как только я заметила ее, меня охватило такое кошмарное дежавю, что вилы, которыми я подгребала сушняк, чуть было не выпали у меня из рук.

Боже милостивый, ведь это уже было! И не очень давно, всего пару лет назад, когда по всему ее дому и окрестностям были разбросаны красные трупы... Ну, не то чтобы трупы... И в целом не такие уж и красные... В общем, не важно. Но тогда она точно так же вышла на террасу с точно таким же листочком в руке, а я жгла костер, и она спросила... Дай бог памяти... Да, точно, про чебураханье!

— Слушай, — Алиция в раздражении остановилась на са­мом краю террасы. — Это проклятие какое-то, не иначе. Мне что, уже не судьба найти когда-нибудь целое письмо, а не се­редину без начала и конца?

Я вздрогнула при мысли, что дежавю слишком быстро на­бирает обороты и надо мной тоже висит проклятие. Но те­перь появилась хотя бы надежда на благополучный исход, по­скольку я была вооружена вилами, а в прошлый раз — всего-навсего случайной оглоблей. И вдруг облом, надежда сделала рукой. Задумавшись, я оперлась на вилы, забыв, что черенок у них коротковат, и чуть было не рухнула головой в костер, хотя на этот раз ничто этому не мешало, так как парика на мне не было, а значит, и финансовых потерь никаких. Ско­рее всего потому и не рухнула. Пришлось подпереться вила­ми по-другому.

— Всего только страница нашлась? — спросила я удивлен­но. - И что там? Опять одни кретинизмы?

— Как тебе сказать? Вроде того, но только без розовых соплей. Ты что, забыла про эту ветвистую кучу?

— Не забыла, а оставила на десерт. Потом сожгу.

— А может, съешь на десерт картофельный салат или свою любимую рыбу?

— Ты рыбу купила? — обрадовалась я. — Погоди, сейчас прочту, только веток подброшу.

Алиция меня не торопила. Она взглянула на старую ябло­ню, что росла у самой террасы, положила листок бумаги на садовый столик и принялась сосредоточенно изучать отслоив­шийся от толстенного ствола кусок коры. Яблоня, предмет на­ших неустанных забот, была старше дома, и я терпеть ее не могла, так как с нее все время осыпалась какая-то труха, вет­ки, казалось, держатся на честном слове, а в довершение все­го каждый год она заваливала все вокруг препаршивыми яб­локами, причем абсолютно несъедобными. В лучшем случае можно было пустить их на компот или варенье. Эта падали­ца в одно мгновенье загнивала, и мне приходилось ее убирать. Не то чтобы кто-то меня заставлял это делать, занималась я этим добровольно, из чувства порядочности, но крайне нео­хотно и весьма небрежно. Это усугубляло мою неприязнь к яблоне.

Я выбрала подходящие ветки для поддержания огня, ста­рательно обходя, понятное дело, ветвистую кучу, побросала их в костер, воткнула вилы в землю и направилась к террасе.

Ходу было всего ничего, от силы метров пятнадцать. Мне и в голову не пришло разводить огонь в густом кустарнике под носом у соседа или в зарослях сухой крапивы. Опять же лучше всего делать это под открытым небом, чтобы не спа­лить заодно всю округу. Но, несмотря на плевое расстояние, y меня возникло столько всяких мыслей и ассоциаций, что просто удивительно. Копаться я в них не стала, хотя, по прав­де говоря, приехала на этот раз в Биркерёд в слабой надеж­де привести в порядок свои растрепанные чувства и душев­ные хитросплетения. Жалко, нет здесь Александра Македон­ского, нашлось бы ему чем заняться. Но сгодится и Алиция, пусть даже без меча.

— Забыла тебе сказать, что опять стала ходить с моим му­жем, — сообщила я подруге, закуривая.

— Похоже, у нее эти, как их... — озабоченно произнесла она, глядя на яблоню. — Не помню, как называются, надо про­верить. Но только не короеды. Не поняла, ты о чем?

— Я говорю, что снова начала ходить с моим мужем, — вежливо повторила я и уселась бочком в садовое кресло.

К сожалению, кресла в саду у Алиции позволяли сидеть на них либо вползада, либо полубоком, трудно сказать, что хуже. Ни то, ни другое меня не устраивало, пришлось выбрать мень­шее зло и кое-как угнездиться на самом краю сиденья.

Алиция потянула на себя слегка отставший кусок коры и углубилась в изучение ее богатой внутренней жизни.

— Все равно не понимаю. Ходишь со своим мужем, гово­ришь? В каком смысле? На работу? Или на эти, как их там, на демонстрации трудящихся?

— Спятила? В том самом смысле, как раньше говорили: она с ним ходит. Или, например, этот придурок ходит с тво­ей сестрой. Или твоя секретарша ходит с тем козлом, что те­бя подставил.

Алиция так сосредоточенно изучала кору, что даже сняла очки.

— Вижу две разновидности — белые и буроватые. Придет­ся лупу поискать. Насчет хождения все понятно, только на­сколько я знаю, это всегда означало, что кто-то с кем-то спит. Ты спишь со своим мужем?

— Если не считать, что мы уже девять лет в разводе, в этом не было бы ничего странного. Но, представь себе, не сплю. За­то вполне возможно, что мы опять выйдем замуж.

Я спокойно сидела на краешке, курила, кресло было на­дежное, прочное, и ничто не угрожало моему равновесию. Зато Алиция стояла на довольно шатком бордюрчике, одной рукой держась за толстую ветку, а другой — подтягивая к са­мому носу отслоившийся кусок коры. Вообще-то она женщи­на достаточно ловкая, и всякие акробатические упражнения для нее — сущие пустяки, но тут — незадача. Рывком отодрав кору, она резко подалась назад и, не удержавшись, рухнула со всего размаху в удачно стоявшее позади нее кресло. Призем­лилась она, может, и не точно по центру, зато на подушку. Что странно. Не иначе, как подушку подложила рука судьбы, ибо на садовой мебели они появляются не часто.

— Ты меня шокируешь, — в ее голосе слышался упрек. — Я тебя опять не понимаю.

— Расслабься, — посоветовала я и предложила: — Займись чем-нибудь другим, подумай о приятном. Хочешь, я тебе ко­фе принесу?

— Хочу.

Когда я вернулась из кухни с кофе для Алиции и с пивом для себя, оторванный кусок коры лежал посреди стола вогну­той стороной вниз, а выпуклой вверх рядом с таинственным письмом без начала и конца. А сама Алиция бог знает в ко­торый уже раз возвращала в вертикальное положение уло­женные последним ветром фуксии. Две вернула. Я отодвину­ла кору подальше, так как вид личинок, резвившихся теперь на столе, не вызвал у меня прилива энтузиазма.

Алиция, уловив приятный запах кофе, забыла о таинствах природы.

— Я, конечно, женщина сообразительная, но ты мне, будь добра, все-таки растолкуй. Что ты выйдешь замуж, это пус­кай и странно, но я еще могу понять. Но вот как твой муж умудрится выйти замуж? Он вроде бы мужчина?

— Судя по двум детям, очень на него похожим, скорее да.

—  Ну, и как?

— Что как?

— Как он может выйти замуж? Как педераст? 

— При чем тут педераст? Он ими брезгует... А, дошло! Это я не так выразилась. По сути правильно, а вот форма подка­чала. Я хотела сказать, что мы заключим очередной брак.

— Очередной, это который?

— Третий. Погоди, ты о ком спрашиваешь, о нем или обо мне? У него будет четвертый, а у меня третий.

— Как-то вы не в ногу разбрачевались, надо было следить за балансом сходов и развалов, — подумав немного, заклей­мила нас Алиция. — Тут у меня одна проблема вырисовыва­ется, хотела с тобой посоветоваться.

Она сидела в садовом кресле на подушке и пристально раз­глядывала обломок какой-то веточки. Проблема меня сразу заинтересовала и я уже собралась на ней сосредоточиться, но вовремя взглянула на костер... И сорвалась с места.

Собственно, срываться никакой нужды не было. Даже ес­ли бы этот проклятый огонь погас, я бы его снова разожгла в два счета. Пироманские гены в нашем роду передаются из поколения в поколение. Просто заготовленный сушняк уже подходил к концу, остальное топливо росло на валу, и его еще предстояло срезать, затем дать подсохнуть, а мне было нео­хота этим заниматься, так как беседа с Алицией приняла ин­тересный оборот. Я решила свои игры с огнем на текущий день закончить. С нежностью водрузив на догоравшие голо­вешки ветвистый десерт, я выдернула из земли вилы с наме­реньем сразу отнести их в сарай. Жизненный опыт подска­зывал мне, что и не такие мелочи в этом доме пропадали.

— Скоро опять эти свиньи кусачие появятся, — горько вздохнула Алиция, когда я, помыв руки, выглянула на терра­су. — Я иду домой, а ты поступай, как знаешь.

— До моего дома далековато будет, можно я к тебе? На­до вещи в салон перенести.

Термин «свиньи кусачие» совсем меня не удивил, так как я сразу догадалась, что это милое прозвище получили на сей раз комары, которых мы как только не обзывали. И было за что, поскольку они проявляли к хозяйке имения исключи­тельный интерес.

Кроме нормальных предметов Алиция притащила в дом дорогой ее сердцу фрагмент яблоневой коры, пристроив его на свободном конце стола. Я в деликатной форме намекнула, что если жучки полезут наружу, их трудно будет различить на фоне тикового дерева, особенно — темненьких. Хозяйка милостиво соизволила подсунуть под кору желтую обеденную салфетку, что меня отчасти успокоило.