Фредерик Форсайт - Шантаж

Фредерик Форсайт

Шантаж

Если бы Сэмюэл Наткин не уронил тем утром свой футляр с очками в щель между подушками сиденья, когда ехал в пригородном поезде из Эденбриджа в Лондон, ничего бы не случилось. Но он уронил его, и пришлось просунуть туда руку, чтобы вытащить… Жребий был брошен.

Нашаривая очки, его пальцы наткнулись на тоненький журнал, оставленный, вероятно, предыдущим пассажиром. Думая, что нашел расписание поездов, Сэмюэл Наткин небрежно извлек журнал из углубления. Собственно, в расписании необходимости не было. Зачем расписание поездов тому, кто вот уже двадцать пять лет подряд отправляется по утрам из скромного Эденбриджа до станции Чаринг-Кросс, а вечером возвращается с Каннон-стрит обратно в Кент? Его подвело праздное любопытство.

Мистер Наткин взглянул на обложку, вспыхнул и немедленно засунул журнал обратно. И тут же осмотрелся, вдруг кто-нибудь видел, что именно он нашел. Две «Файнэншл Таймс», «Таймс» и «Гардиан» покачивались напротив него в такт движению поезда. Их владельцы были не видны за разворотами с разделом цен. Слева старый Фогарти, бормоча, разгадывал кроссворд, справа за окном промелькнула станция Хизер-Грин. Сэмюэл Наткин с облегчением вздохнул.

Журнал был небольшого формата с глянцевой обложкой. Вверху напечатано: «Новая жизнь» – видимо, название; внизу – «Одиночки. Пары. Группы: Журнал для интересующихся сексом». В центре помещалась фотография пышногрудой дамы; ее лицо было скрыто за белым квадратиком с надписью «Подательница объявления Н-331». Мистер Наткин никогда не видел подобных журналов и не переставал думать о своей находке весь путь до самой станции Чаринг-Кросс.

Как только двери поезда разом открылись, пассажиры устремились в водоворот шестой платформы. Сэмюэл Наткин остался один, специально промешкав с портфелем, зонтиком и шляпой. Не переставая поражаться собственной дерзости, он вытащил журнал из щели и переложил его в портфель. Выйдя из вагона, он растворился в море круглых шляп, продвигавшихся к контрольному барьеру с сезонными билетами наготове.

Мистеру Наткину нужно было сесть в метро, доехать до станции Мэншн-Хаус, выйти на Грейт-Тринити-Лэйн, а потом – по Каннон-стрит – добраться до здания страховой компании, где он служил клерком. На протяжении всего пути ему было как-то не по себе. Однажды ему рассказали историю, как у одного прохожего, которого сбил автомобиль, в больнице обнаружили целую пачку порнографических открыток. Этот случай не выходил у него из головы. Ну как же тут выкрутишься? Он бы не перенес позора. Лежишь с ногой или рукой в гипсе и знаешь, что всем известны твои маленькие тайные страстишки. Мистер Наткин был очень осторожен, переходя улицу этим утром. Раньше он никогда не сталкивался с подобными вещами, это уж точно!

Кто-то сказал, что человек старается оправдать данное ему прозвище. Назови его забиякой – и он станет задираться по любому поводу. Назови убийцей – будет смотреть, сощуривая глаз и цедить слова, точно Богарт.[1] Прозванные остряками шутят и смешат народ до изнеможения. Когда Сэмюэлю Наткину было десять лет, школьный товарищ, начитавшийся сказок Беатрисы Поттер, прозвал его Бельчонком. Участь Наткина была предрешена.

Сэмюэл Наткин работал в Сити с тех пор, как окончилась война и двадцатитрехлетним юношей он вернулся из армии домой в чине капрала. Ему посчастливилось найти работу – постоянную, сулящую пенсию! Как он был рад месту клерка в гигантской страховой компании мирового значения – надежной, как сейф Английского банка, расположенного неподалеку, меньше, чем в пятистах ярдах! Эта должность открывала ему доступ в Сити – главный нерв раскинувшегося на квадратную милю экономического спрута, щупальца которого протянулись во все уголки земного шара.

Он любил Сити конца сороковых, с удовольствием гулял по его неподвластным времени улицам: Бред-стрит, Корн-хилл, Поултри, Лондон-уолл… Их начало терялось в глубине веков. Раньше здесь продавали хлеб, зерно, домашнюю птицу, а Лондон был обнесен городской стеной. Отсюда отплывали корабли в чужие земли, где предприимчивые купцы вели торговлю с людьми черного, желтого и коричневого цвета кожи. Отчаянные головы рыли золото, добывали алмазы, торговали, скупали, крали, перепродавали, а наживу отправляли в Сити. Здесь открывались банки, страховые общества, делались вклады в промышленность, большие капиталы пускались в оборот. Наконец, именно здесь, в конторах Сити, стали решаться судьбы целых племен и народов: получат они работу или им грозит голодная смерть. Мистер Наткин никогда не задумывался о том, что эти предприниматели – не кто иные, как самые удачливые грабители в мире. Мистер Наткин был вполне лоялен.

Со временем очарование рассеялось. Он стал одним из множества служащих в таком же сером костюме и шляпе, с портфелем и складным зонтиком, слившись с потоком, наводнявших Сити каждое утро, чтобы в конце рабочего дня растечься на ночной отдых по городам близлежащих графств.

Соответствуя своему прозвищу, он был миролюбивой, безобидной зверушкой, обитающей в дебрях Сити. За эти годы он совершенно сроднился со своим письменным столом. Лоснящийся и кругленький, шестидесятилетний Наткин неизменно производил приятное впечатление. Когда он собирался более подробно ознакомиться со служебными бумагами или взглянуть на окружающую его действительность более пристально, на нос водружались очки, делая его еще более добродушным. Секретарши, покоренные его галантностью и предупредительностью, относились к нему с материнской нежностью. Словом, он был вовсе не из тех, кто читает и, более того, носит с собой грязные журнальчики. Но в то утро все получилось именно так. Он незаметно проскользнул в уборную, накинул крючок и окунулся в «Новую жизнь» с головой.

Мистер Наткин был потрясен. Фотографии, как бы любительские, изображали хозяек дома в нижнем белье… Прилагался перечень услуг, смысл которых, по крайней мере для Наткина, оставался неясен… Подательницы объявлений искали великодушных джентльменов с положением… Дочитав до конца, Наткин спрятал журнал в самом глубоком отделении портфеля. Вечером, после работы, он благополучно провез журнал в Эденбридж, и полиция не остановила и не обыскала его. Журнальчик он положил под ковер у камина. Там Летиция никогда не нашла бы его.

Летицией звали миссис Наткин. Большую часть суток она проводила в постели, постоянно жалуясь на тяжелейший артрит и сердцебиение. Но, по мнению доктора Балстрода, причиной всему была ее постоянная ипохондрия. Худая, остроносая, с вечным раздражением в голосе, она давно уже перестала доставлять радость Сэмюэлю и как хозяйка дома, и как супруга. Но он был преданным мужем и готовым на все, лишь бы ее не огорчать. Летиция в жизни ничего не делала по дому – и поэтому просто не могла заглянуть под ковер.

Три дня Наткин провел в мыслях о даме – по описанию полной, выше среднего роста. Наконец, на третий день, собравшись с духом, он написал краткое деловитое письмо на чистом служебном бланке. «Дорогая мадам», – начал он, а в самом письме пояснил, что прочел объявление и хотел бы с ней познакомиться.

В «Новой жизни» говорилось, как оформлять ответы. Вы должны были вложить свое письмо вместе с конвертом, на котором указан ваш домашний адрес, в чистый конверт и запечатать его. Написать номер рекламного объявления карандашом на обороте и поместить этот конверт вместе с платой за посредничество в третий конверт. Все это отправить в редакцию журнала и ждать ответа. Мистер Наткин выполнил указания, но на конверте с домашним адресом назвался Генри Джонсом, Акация-авеню, 27.

Теперь каждое утро он бросался к входной двери, как только приносили почту. Наконец, в конце недели доставили конверт, адресованный Генри Джонсу. Наткин положил письмо в карман и поднялся к жене, чтобы забрать поднос с грязной посудой после завтрака.

В поезде он юркнул в туалет и вскрыл конверт дрожащими руками. Туда было вложено его собственное послание. На обороте небрежно нацарапано:

«Дорогой Генри!

Спасибо тебе за ответ. Я уверена, что мы отлично проведем время вместе. Ты можешь позвонить мне по телефону.

Привет! Салли».

Судя по номеру телефона, Салли жила на Бэйсуотер, в Вест-Энде.

Больше в конверте ничего не было. Сэмюэл Наткин записал номер на клочке бумаги и положил его в карман, а письмо вместе с конвертом разорвал и выбросил. Когда он вернулся на место, сердце у него трепетало, как пойманный мотылек. Казалось, все пассажиры смотрят только на него, однако Фогарти разгадывал пятнадцатое слово по горизонтали, да и остальным попутчикам не было до него никакого дела.

Во время перерыва на обед он позвонил из кабины телефона-автомата у ближайшей станции метро.

– Алло! – хрипловато отозвался женский голос.