Звездная карта царя Саула - Артур Гедеон Страница 28

– Кончай буянить, – толкнул спутника локтем Андрей Крымов. – Конференция краеведов давно закончилась. Дела у нас тут.

– Вот всегда ты так – обломаешь отрадные думы в самое неподходящее время, – вяло огрызнулся Добродумов. – Интересно, столовая у них тут есть?.. Душенька! – уже громко обратился он к даме-экскурсоводу, собиравшей у автобуса своих подопечных. – А у нас закуска по графику запланирована? В смысле, обед?

– Вначале духовная пища, гражданин, – снисходительно ответила та, уже предчувствуя, что с этим экскурсантом ей придется общаться индивидуально. – А потом и прочая. Рядом с домом-усадьбой, – уже обращаясь ко всем остальным, громко сказала она, – есть открытое кафе, где все желающие смогут пообедать дежурными блюдами. Щами, которые, по преданию, так любил Лев Константинович Бестужев, пирогами с мясом и блинами с медом.

– Представь?! – радостно хлопнул Крымова по накачанному прессу Егор Кузьмич. – Мировая ж закусь! Граф был наш человек! Правда, блины с медом на поминках особо жалуют, но ничего, вот и помянем Льва Константиновича Бестужева. – Он задумался. – Интересно, а какие напитки он предпочитал? Трезвенником он не был: не поверю. Спросим?

– Даже не думай, Егор Кузьмич, – тихонько сказал Крымов. – Пошли, экскурсия, кажется, начинается от ее зонтика и далее – к усадьбе.

Экскурсия и впрямь начиналась от зонтика экскурсовода и далее следовала по тропинке, ведущей к старинному графском дому. Как жили графы Бестужевы, двух путешественников интересовало постольку поскольку. Где и как они гуляли с барышнями, где тискали крепостных девиц, где охотились на животных и пернатых. Через четверть часа экскурсия входила через ворота на территорию усадьбы. Едва речь зашла о старых и уже заброшенных постройках, Крымов оживился.

– Слушай ее, – шепнул он на ухо Добродумову. – Внимательно слушай!

– В усадьбе вы видите могилу Льва Константиновича Бестужева, вельможи Екатерины Великой, основателя бобылевской ветви древнего рода, – сказала дама-экскурсовод. – Не думайте, что близкие решили похоронить графа во дворе его же дома. Конечно нет. Дело в том, что на этом месте стояла часовня, в которой и погребли графа в 1795 году, но во время революции часовня была разрушена, крест сломан, могила затоптана, но само погребение странным образом уцелело. В наше время могилу восстановили, крест вместе с ней, а вот на часовню денег пока не хватает.

– А где любили обедать графы Бестужевы? – не унимался любопытный Егор Кузьмич. – В доме или на улице? Было у них свое, так сказать, открытое кафе?

По рядам экскурсантов пошли смешки. Дама-экскурсовод напряглась.

– Обедали графы Бестужевы всегда по-разному, гражданин. Зимой и осенью – в доме, летом – в беседках или на поляне.

– А весной как?

– Оставь ты ее, – одернул спутника Крымов. – Привязался. Вон тот столб – седьмой от ворот – наш, – кивнул он в сторону могилы.

Проигнорировав вопрос Добродумова, дама-экскурсовод поспешно взялась рассказывать о повседневной жизни крестьян графской усадьбы.

– Егор Кузьмич! Как раз напротив разрушенной часовни! – вцепился в рукав товарища детектив. – Я подсчитал. Видишь?!

– Да вижу-вижу, – откликнулся Добродумов. – Не слепой. А вот где их кафе – не вижу. А ты – видишь?

– Да ну тебя, – безнадежно махнул рукой Крымов.

– Чего ты так разволновался-то? – поинтересовался у него старший товарищ, важно шагая в хвосте маленькой скученной группы. – Двести лет стоял этот столб – и еще двести простоит, если мы его с тобой не расшатаем. А у нас, поверь, силушки богатырской на то не хватит. Раньше-то как строили? На века! А вот кафе их запросто может пропасть. Подует ветерок – и нет его. Современная летняя застройка. Фу на него – как и не было. С блинами, щами и пирогами. Соображать надо!

Их провели по подворью усадьбы, потом в сам дом. В пустые и голые флигели они только заглянули – там экспонатов было немного и показывать оказалось нечего. Все остатки вещей, да и то еще неизвестно откуда взятых, были сконцентрированы в центральных помещениях усадьбы.

В коридоре на втором этаже продавались сувениры, в том числе и весьма занятная одежда.

– Эти кафтаны шьют ученики из местной школы-интерната, – информировала экскурсантов пожилая женщина-продавец с добрым лицом. – Все детки из малообеспеченных семей, где нет отца или матери. Так они зарабатывают себе на жизнь. Кафтаны пользуются большой популярностью среди иностранцев, а также театральных реквизиторов. Материал, конечно, слабенький, но и стоят кафтаны недорого: три тысячи рублей за штуку. – Она трогательно заглянула в глаза Добродумова. – Покупайте – детишкам поможете. И память останется. Лицо у вас знакомое, – неожиданно добавила она.

Добродумов нахмурился, Крымов пожал плечами. После спальни и кабинета все вошли в просторную графскую гостиную, заставленную милым полуантикварным хламом. На одной из стен висели два портрета: один – моложавого дворянина в пышном белом парике, другой – матерого седого старика с окладистой бородой, простоволосого, в старомодном красном кафтане. Точь-в-точь таком, какие продавались в коридоре усадьбы.

– Эти два портрета особо уникальны, – с улыбкой сказала экскурсовод. – На обоих Лев Константинович Бестужев. В молодости, когда он был блистательным вельможей Елизаветы Первой, а позже и Екатерины Второй, и в старости, когда при Павле Первом он попал в немилость и был сослан в свое родовое имение – сюда, в Бобылев. Покинув двор, Лев Константинович назло онемеченному царю отрастил окладистую русскую бороду по старой боярской традиции. Именно таким, русским богатырем, вернувшимся к своим истокам, он и сошел в могилу, не дожив до свержения Павла всего два месяца.

– Смотри-ка, а он на тебя похож, – совершенно серьезно кивнул на портрет Крымов. – В старости, конечно. Надень кафтан, Егор Кузьмич, и сойдешь за опального графа. А борода-то, борода: как будто у одного цирюльника брились!

– Цирюльник – слово немецкое, – поправил его Добродумов, цепко рассматривая портрет. – В старости Лев Константинович говорил: «брадобрей».

Крымов пожал плечами:

– Главное – похож! Может, вы и с ним родственники?

– Не велика честь, – польщенный, отмахнулся Добродумов. – Бестужевы не от Рюриковичей пошли, а я – от Давыд Васильевича Раздорова-Сорвиголовы. Хотя, – он прищурил один глаз на портрет, – определенное сходство имеется, согласен.

Многие тоже с интересом поглядывали на говорливого экскурсанта, затем переводили взгляд на портрет и опять украдкой смотрели с нарастающим любопытством на мощного старика.

Краевед из Царева деловито одернул джинсовую рубашку.

– А кафтан бы мне пошел, Андрей, ей-богу, пошел! Куплю я его, пожалуй, дома носить буду, как халат. Придет ко мне Николай Михалыч за бутылочкой «Добродумовского коньяка», моего, значит, самогона, а я ему с порога: «Кому руку тянешь?! На колени, холопья морда! Землю ешь!» – Егор Кузьмич кивнул: – И детишкам из малообеспеченных семей помогу. Покупкой-то. А, как думаешь, Андрей?

Кафе