Таня Карвер - Суррогатная мать Страница 30

— Ничего не изменилось, я приеду. И с нетерпением этого жду.

Они попрощались. Эйлин повесила трубку, и Фил снова остался один.

Он вздохнул. Ее слова разбередили ему душу. Он оглядел свою гостиную. Хорошо обставлена, книги на полках, диски, постеры на стенах. Все говорило об интересной, полной жизни. Он был счастлив в компании с самим собой. Большую часть своей жизни он проводил в одиночестве. Но иногда ему все же хотелось бы иметь кого-то, с кем можно было ее разделить. Кого-то, кто ждал бы его дома.

Он громко рассмеялся над тем, как жалостливо по отношению к себе это должно звучать.

— Наверное, заведу собаку, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Он снова сделал глоток пива и нажал кнопку дистанционного пульта стереосистемы. Снова зазвучала музыка «Элбоу», и мысли его мгновенно переключились на Марину. Он слушал этот альбом во время их первой встречи. Каждый новый трек напоминал ему о какой-то ее черте, но одна песня стояла особняком. Он знал, что она должна зазвучать уже скоро, нетерпеливо ожидал ее, понимая, что она принесет воспоминания, которые он считал почти невыносимыми, но возврата к которым, тем не менее, очень хотел.

Они познакомились по работе. Это было дело Джеммы Харди. Марина сразу же привлекла его внимание. В тот день он оторвал глаза от бумаг на своем столе, увидел, как Фенвик ведет ее через офис, и почувствовал, что тормозит, причем до смешного. Она была просто прекрасна. В их офисе, забитом неважно одетыми, потными, циничными офицерами полиции это было особенно заметно. Складывалось впечатление, что она прибыла с другой планеты, намного более культурной и просвещенной. Он невольно уставился на нее.

Он прекрасно помнил их первую встречу на брифинге, вплоть до того, во что она была тогда одета. Он вновь представил ее себе. Свободное книзу черное бархатное платье, подчеркивавшее ее фигуру, плюс черные кожаные сапоги до колен на высоких каблуках, в которых она казалась выше, чем была на самом деле. Пышные черные вьющиеся волосы, зачесанные с одной стороны назад и удерживаемые блестящей заколкой, подобранной в тон с ожерельем на шее и сережками. Округлые выразительные карие глаза. Немного пухлые губы. Его первой мыслью было, что он никогда еще не видел женщину, которая бы выглядела настолько совершенной.

Затем последовала вторая мысль: даже и не думай, это далеко не твоего поля ягода.

Но вскоре она показала, что он ошибался.

В этом деле они работали одной командой: с ее стороны — психологический анализ, с его — опыт работы детективом. Им предоставили возможность работать только вдвоем. Вначале он обнаружил, что ему трудно разговаривать с ней. Пытаясь обсуждать обстоятельства дела, он смотрел на нее только мельком, потому что не мог долго выдерживать ее взгляд. Когда же все-таки это происходило, он видел, что она улыбается ему, а ее большие карие глаза сияют. Это лишало его присутствия духа. Ему казалось, что она поддразнивает его. Высокообразованный преподаватель университета насмехается над бедным трудягой-копом. Он пытался не обращать внимания, не принимать ничего близко к сердцу и сконцентрироваться на том, чтобы найти того, кто преследовал девушку.

Но Марина продолжала улыбаться ему. А он старался сфокусироваться на расследовании.

Потом они коснулись друг друга. Это произошло случайно: они стояли, склонившись над письменным столом, где были разложены документы и фотографии. Она попыталась что-то ему показать, и ее рука легла сверху на его ладонь. Его словно ударило током. Это прикосновение как будто встряхнуло его, разбудив и вернув к жизни. Оно заставило его впервые в жизни почувствовать свою связь с другим человеческим существом. Шокированный, он посмотрел на нее. И в тот же миг понял: она ощущает то же самое. Она все так же улыбалась ему, но только теперь эта улыбка стала ему понятна. Она не издевалась и не насмехалась над ним. Это была симпатия. И даже нечто большее.

— Послушайте, — сказал он, забыв о бумагах и глядя ей в глаза, в то время как она медленно и как бы неохотно убирала свою руку с его руки, — я вот все думаю, не хотите ли вы при случае сходить куда-нибудь, выпить немного или что-нибудь в этом роде?

После этого Фил почувствовал, что густо краснеет. Что он делает, приглашая ее куда-то пойти? Что его заставило произнести эти слова? Работая в полиции, он много сил положил на то, чтобы заработать репутацию настоящего мужчины и крутого профессионала — грозы криминального мира. Он не обращал внимания на угрозы расправы от преступников, которые заставили бы других офицеров сто раз подумать, прежде чем что-то решать. Но с женщинами он вел себя глупо и беспомощно.

Он уже открыл рот, чтобы извиниться и взять свои слова обратно, когда она неожиданно сказала:

— Да, это было бы замечательно.

— Почему ты тогда сказала «да»? — спросил он на их первом настоящем свидании в ресторане «Оливковое дерево» в центре Колчестера. Это было спокойное и уютное место с хорошей, хотя и довольно дорогой кухней. Место, куда приходят перекусить настоящие профессионалы. Но обычно все-таки не офицеры полиции его уровня. Он считал, что здесь его никто не узнает.

Они немного поболтали, обсудили ход расследования, выяснили, кто где живет. Затем Фил решил спросить ее мнение как профессионала о перспективах своего продвижения по службе.

И в ответ увидел все ту же загадочную улыбку. Ее губы были такого же насыщенного красного цвета, как вино в бокале, в карих глазах плясали отблески пламени свечи.

— Почему бы и нет? — сказала она, сделав медленный глоток. Фил завороженно смотрел на то, как заблестели ее губы, оторвавшись от тонкого стекла. — Ты красивый. Умный. Похоже, можешь при необходимости взять себя в руки. Но ты и очень чувствительный.

Фил рассмеялся.

— Это твое профессиональное суждение?

— Мое личное. Но это правда. Я вижу это по твоим глазам.

Он не знал, что сказать.

Она засмеялась.

— Ты счастлив, работая детективом?

Этот вопрос удивил Фила.

— Ну да. А ты счастлива быть психологом?

Марина улыбнулась.

— Говорят, что все психологи тронутые и просто пытаются найти дорогу домой.

— А о полицейских говорят, что они расисты и жестокие головорезы.

— Но не о тех, у кого такие выразительные глаза.

Фил чувствовал себя неловко, но ее откровенность воодушевляла его.

— А в отношении тебя все правильно? Ты действительно пытаешься найти дорогу домой?

Она пожала плечами.

— Я сейчас на правильном пути.

Она спросила, что привлекает его в работе полицейского. Он собирался сказать ей что-то скучное и обыденное: хороший отпуск, пенсионная схема… Что-нибудь в этом роде. Но, посмотрев в ее глаза, чувствуя, как глубоко они заглядывают в него, а вдобавок после того, что ответила она, он просто не мог этого сделать. Ей нужно было что-то большее, искреннее.

— В общем, это выглядит примерно так. Тебе поручают дело. Тебя вызывают на место. Где что-то произошло. Ограбление, убийство. Неважно. Там полная неразбериха. Обычно кто-то в слезах, в доме все вверх дном, жизнь разбита. Что-то в таком духе. И никто не знает, что дальше делать. — Он пожал плечами. — А я должен разобраться, что происходит. Понять, что здесь не так, и помочь все восстановить. Внести во все это какой-то смысл.

Она по-прежнему внимательно смотрела на него. Внезапно он почувствовал смущение. Эта женщина не была похожа ни на одну из тех, кого ему приходилось встречать раньше. Он поспешно поднял свой бокал и спрятался за ним.

— Вот так.

Она медленно кивнула.

— Ты учился в университете?

Он покачал головой.

— А хотел бы?

Он пожал плечами.

— Наверное. Но тогда не было такой возможности.

Она слегка нахмурилась, покручивая бокал за тонкую ножку. На лбу появилась очаровательная маленькая складка.

— Готова поспорить, что ты любишь читать. — Это было утверждением, а не вопросом. — Но если об этом спрашивают на работе, ты этого не говоришь.

Он подумал о книжных полках у себя в квартире. Забитых самой разной литературой. Все, что угодно: от философии и поэзии до беллетристики, биографий и дешевых триллеров для чтения в самолете. В нем жила жажда знаний, тяга к пониманию, корни которой, без сомнения, скрывались в его детстве. Впрочем, он так и не нашел того, что искал. И единственным занятием, приносившим ему настоящее удовлетворение, была работа в полиции.

Он снова пожал плечами, чувствуя себя после ее слов еще более неловко.

— У тебя было тяжелое детство, верно? Ты пережил много боли. Лишений.

Воодушевление исчезло. Теперь Фил ощущал только неловкость.

— Прости. Сюда вход воспрещен.

— Нет, это ты меня прости, — сказала Марина, опустив голову и глядя в свою тарелку. — Я упомянула о детстве только потому, что почувствовала это, вот и все. Потому что… — Она запнулась. — Мне это знакомо. — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — В тебе есть что-то, что напоминает мне себя. И мне очень жаль, если я поняла тебя неправильно.