Звездная карта царя Саула - Артур Гедеон Страница 34

Крымов пробудился ровно в восемь. Проснулся оттого, что кто-то рядом хрипло пробасил:

– Андрей, мне приснилось, что самогон у нас закончился. Что выпил я его весь. Утешь друга, скажи, что напиток остался, а?

Детектив протер глаза. Уже рассвело. Запах утра и мокрого сена одурманивал. Крымов, щурясь, посмотрел на часы. До сигнала будильника в его телефоне оставался час.

– А, Крымов?

– Сон твой в руку, – ответил его спутник. – Выпил ты весь самогон.

– Правда, что ль? – разочарованно всхлипнул Добродумов. – А-а, вспомнил! Но как заходило сладко…

Краевед тихонько застонал. Крымов был рад, что память частично оставила Егора Кузьмича, и о пресловутой «пятой» и «десятой» он, может быть, теперь и не вспомнит.

Крымов поднялся, размял плечи, стал отряхиваться.

– До развилки нам идти часа полтора, а то и побольше, – рассуждал он, пока вслед за ним, кряхтя, поднимался Добродумов. – Никто нас в свою машину не посадит – судя по твоему виду, – продолжал он. – Подумают: бесы вышли. Так что вот так. Ноги-то ходят?

Егор Кузьмич натужно потянулся:

– Кое-как. Неужто и впрямь все выпили?

– Да не выпили – выпил! – усмехнулся Андрей Петрович.

– Отчего же у меня затаенное чувство, что ты в чем-то виноват передо мной, а? – нахмурился Добродумов.

– Хватит сочинять, – сказал Крымов.

– И одежка на мне странная, – не переставал удивляться реальности Егор Кузьмич.

– А вот одежка твоя вчера нас и спасла, – усмехнулся Крымов, разминая плечи. – Иначе сторож не в землю пальнул бы, а тебе в пузо. Когда ты полез-то на него.

– Там еще сторож был? – искренне удивился Добродумов. – А моя-то одежда где? Костюмчик-то мой хиповский?

– Твою джинсу я на стог бросил – сушиться, – объяснил Крымов. – Может, еще там.

Одежда и впрямь укрывала стог. Она была влажной, но графский кафтан все равно стоило поменять, дабы не привлекать внимания.

– Сейчас солнышко выйдет – подсушит ее, – разумно рассудил Добродумов. – Вот только где мы?

– Километрах в пяти от усадьбы, – ответил Крымов, доставая припрятанный с вечера обрывок карты. – Мы «руку» потеряли, Растопчины – звезды. – Крымов достал телефон: – Надо щелкнуть на память с разных ракурсов. А то скоро отдавать придется. Слышь, Егор Кузьмич? – Он завертел головой. – Ваше сиятельство!

Добродумов не откликался. Стало быть, отошел по делу, решил Крымов. Да не далековато ли? Андрей Петрович аккуратно расстелил обрывок карты и сфотографировал его. Прошло минут пять… Где-то недалеко послышался женский визг. А за визгом раскатисто заухал филином Егор Кузьмич. Женский крик так и летел по полю. «А ведь кто-то увидел его, – подумал Крымов. – Неужто опять за графа приняли?» Он решил отсидеться за стогом. Пусть Егор Кузьмич сам объясняется с поселянами и поселянками. Но скоро уже восторженно и громко кричал Добродумов, точно радовался жизни и новому дню, и голос его приближался… «Не вышло бы чего лишнего с этими Растопчиными», – думал Андрей Петрович. Они – точно два ядовитых гриба – и дотронуться-то опасно. Машенька, Машенька, ничего, скоро он ее выручит. Не дай им только бог причинить ей хоть малейший вред. Он смотрел в утреннее небо, улыбался. В порошок сотрет обоих…

Ликующий голос Добродумова взорвал утро совсем рядом. В измятом и грязном графском кафтане Егор Кузьмич вылетел из-за стога неожиданно. В руках он держал корзинку. С таким восторгом ребенок держит коробку – подарок от Деда Мороза, – отыскав ее под елкой утром после новогодней ночи.

– Аллилуйя! – пропел бодрый старик. – Ангелы, радуйтесь! Есть Господь на белом свете, есть! И накормит Он хлебами и рыбами всех, кто голоден, и напоит всех, кто алчет правды!

– Ты откуда корзинку-то взял? – спросил Крымов.

Поставив корзинку к ногам, Добродумов пригладил бороду.

– А ты догадайся, Андрей, – пропел Егор Кузьмич.

– Постой-постой…

Великим счастьем светилось лицо краеведа.

– Ага, понял теперь? Вместе с корзинкой отдала, – пояснил он. – Я ж говорю – бабка-то волшебная. Из сказки. Опять она к музею шагала. Дорога эта рядом оказалась. Бабка наша от меня как шарахнулась, как рванула, по полю бежит, а я ей кричу: «Стой, бабуля, не граф я! Не Лев Константинович!» Не Бестужев, мол. «Я – вчерашний ваш знакомый, добрый молодец, самогон у вас покупал, блины да пироги! Егор Кузьмич я!» А она: «Помогите! – мол, – убивают!» А я ей: «Еще парочку пузырьков хочу, первачка вашего! И закуски!» Догнал-таки, а бабка так на поле и рухнула, корзинкой прикрылась. – Добродумов усмехнулся, а Крымов уже катался в стоге сена и смеялся с надрывом, потому что иначе и сил не было. – Хорошо, я кошель в кафтан переложил. А пироги у нее с чем, думаешь, на этот раз? С рыбкой в том числе. Пришлось двойную цену отдать – за моральный ущерб, – объяснил Егор Кузьмич. – Так не жалко – все ж для пользы дела.

И самогон, и пироги с блинами пришлись кстати. Мужчины взбодрились. Разве что Крымов выпил полстаканчика, а Добродумов почти всю бутылку – первую из трех.

– Смотри, – когда голод был утолен, сказал детектив. Он приложил к обрывку карты руку с растопыренными пальцами. – Я про эту линию. Место для руки. В документе из дома Малышева говорится именно о ней – это и есть Звездная карта царя Саула. Ее копия. А вот что я увидел на обороте, – он перевернул карту. – То, что вчера мы так и не разглядели. Это надпись на одном из восточных языков…

– Ну-ка, дай… Ага… Турчанский это, – разглядывая обрывок, кивнул Добродумов. – Я его знаю. Я ж с отцом и матерью четыре года жил в Турчании – отец там служил. Я даже в школе тамошней учился.

– Да ну? – удивился Крымов.

– Ноги гну, – парировал Егор Кузьмич. – Так-так, – задумчиво протянул он, разглядывая обрывок. – Аа-га-а… Слушай меня, невежа: «В княжестве Халай-Махалай…» – Добродумов вытянул указательный палец вверх: – Понял, Андрюша? «Халай-Махалай». Красиво!

– Еще как!

– А ты не смейся. «…на границе с Хорасаном, на берегу Каспия, на дне моря у скалы Зуб Дракона найдешь то, что ищешь, а потомки князя Махалая подскажут тебе…» Так вот!

– А ты не издеваешься надо мной? – с сомнением взглянул на него Крымов. – Егор Кузьмич, господин Добродумов?

– В мыслях не имел, – ответил тот, потянулся за бутылкой и вылил остатки в свой стаканчик. – Я, брат, эрудит, – выпил, сунул в рот полблина. – Царевский энциклопедист я! Ну так что, пойдем принцессу твою выручать, что ли? Только вот наряд я поменяю – не хочу больше народ пугать. Подсохла моя шкурка-то?

В десять утра, приведя себя в порядок, они двинулись в сторону означенной развилки. Во время перехода через поля и леса