Кристофер Райх - Банкир дьявола Страница 35

— Абу Саида убили. Неизвестно, заговорил он перед смертью или нет. Теперь настал наш черед. Для нашей семьи тоже пришло время действовать. — Он поднялся с кресла и, когда сын встал тоже, обнял его. — Ты не раз давал мне повод гордиться тобой. Я хочу дать тебе шанс сделать себе имя: проявить себя с самого начата пути, чтобы все поняли, какую службу ты сослужил нашему делу.

— Спасибо, отец, я благодарен тебе.

— Про «бак» я договорился: будешь сдавать его в следующем мае во французской школе в Джидде. Как меня заверили, в тот же день, что и в Париже. Разница только в месте, где состоится экзамен.

Жорж Габриэль снова развернул билет и еще раз внимательно прочитал, что в нем написано. Его крепкие плечи вздрогнули, а вырвавшийся вздох несколько испугал отца.

— Завтра?

— Да, — ответил Габриэль. — Извини, но по-другому никак. Понимаешь, сын, я бы все сделал сам, если бы имелась такая возможность. К сожалению, мне самому нужно кое-что уладить в другом месте. Улетаю сегодня вечером. В такой решающий момент можно полагаться только на родную кровь. — Он похлопал Жоржа по руке. — Я же могу на тебя положиться?

— Да, отец.

Он расцеловал сына в обе щеки и, когда обнял его, с радостью почувствовал, как сильные руки обняли его в ответ. Он вдруг весь задрожал и сделал глубокий вдох, не в силах сдержать волнение. В конце концов, он требовал от мальчика слишком многого.

Габриэль подробно объяснил, что надо сделать, рассказал, где находится больница, как зовут врача, и описал расположение ожогового отделения.

— К обеду ты уже со всем покончишь. Твой рейс в девять пятнадцать вечера. В Дубайском аэропорту тебя встретят и отвезут в пустыню. — Он похлопал Жоржа по плечу. — Твой дед будет тобой гордиться.

— Отец, можно один вопрос?

— Конечно, сынок.

Жорж Габриэль прищурил глаза, и отец понял, что он уже настраивает себя на задание.

— С дальнего расстояния или с ближнего?

Обняв сына за шею, Габриэль притянул его к себе:

— С ближнего. Ты испытаешь радость, когда увидишь, как душа кафира покидает тело.

22

К одиннадцати часам наступила ночь и небо потемнело почти до черноты. Оно легло на крыши домов фиолетовым бархатным плащом, едва колеблемым прямо-таки субтропическим бризом. «Слишком теплый для Парижа ветер», — подумал Чапел, устало шагая по бульвару Сен-Жермен. Тяжелый влажный воздух был густо приправлен запахами чеснока, выхлопных газов и сигаретного дыма. Он будил где-то глубоко внутри ощущение беспокойства, предчувствие жестокой расправы, страх перед неведомым. А может, это просто уверенность, что он еще на шаг приблизился к своему врагу.

Талил прокололся по-крупному: трижды снял деньги в одном и том же отделении банка и течение часа. Что заставило его так рисковать? Что убедило его в отсутствии выбора? Чапел сомневался, что ему удастся это выяснить, впрочем, сейчас ему было важно действие, а не мотивация.

— Вот она, золотая нить, — сказал Адам Саре за ужином. — Если он снимает двенадцать тысяч евро в день, то можно себе представить, сколько он отложил на черный день? На счете в «БЛП» никогда не лежало больше семи тысяч евро, за этим он следил строго.

Она выбрала ресторан — небольшую пиццерию на тихой улочке, где часто бывала, пока училась по обмену в Сорбонне. Сара настояла, чтобы они попробовали пиццу «Путтанеска», в состав которой входит итальянская колбаса, сладкий перец и лук. Порция была немаленькая, но мисс Черчилль смела ее, будто не ела несколько дней. Чапел не стал указывать ей, что эта пицца не идет ни в какое сравнение с той, которая подается в знаменитой нью-йоркской пиццерии «Пэтси», — очень надо, после ее насмешек над ним, «неотесанным американцем»!

— Отдаю вам должное, мы продвинулись в нашем расследовании еще на одну ступеньку. — Сара закурила сигарету, позаимствованную за соседним столиком, и, закинув руку на спинку кресла, посмотрела сквозь облачко дыма на Чапела. — Адам, в Париже все курят, — сказала она, хотя он не просил никаких объяснений.

Он и сам уже понял. Она хамелеон — у нее в природе подстраиваться под окружающую обстановку.

— На ступеньку? Да это новый лестничный пролет, леди! Этот счет он пополнял по безналу. Разве вы не видите? Боннар не нашел ни одного взноса наличными. Любой взнос свыше пяти тысяч евро привлек бы внимание. Если у Талила не было резервного фонда, значит, ему приходилось переводить деньги из другого банка.

— Или банков.

— Одного нам пока достаточно. Давайте не будем жадничать. — Хотя для Чапела обнаружить след было только половиной дела. — Он не ожидал, что мы доберемся до этого счета. В «БЛП» счет слишком чистенький. Просто стерильный. Он поддерживал его в полном порядке, словно ждал, что его обнаружат. Но вот второй… тут совсем другой разговор. Для начала слишком много денег. Этот второй — его личный тайник.

Сара затушила окурок и, перегнувшись через стол, чуть сжала пальцами его руку повыше запястья, одарив заботливым взглядом любящей сестры:

— Спокойнее, Адам, спокойнее. У вас глаза горят, будто сейчас ляжете грудью на амбразуру. Помните, побеждает не тот, кто выиграл битву, а тот, кто выиграл войну.

— Что ж, такой вот я, — ответил Чапел, чувствуя, что его прижали к креслу, когда он готов был из него выпрыгнуть.

— Я бы так не смогла. Глупо так выкладываться по каждому поводу. Я это к тому, что придется сбавить обороты.

Сбавить обороты… Ни за что. Даже если бы он мог, он бы отказался. Обязательства. Долг. Дружба. Месть. Любовь. Тяжесть этих слов будет давить на него каждую минуту каждого дня, пока банду Талила — «Хиджру» — не сотрут с лица земли.

— Не беспокойтесь, — ответил он, — я не перегорю.

— Сил-то хватит?

— Хватит.

— А запаса прочности? — Сестринский взгляд давно исчез. Глаза прищурены, брови приподняты, на губах ироничная улыбка…

— Не сомневайтесь.

— Ну что же, мистер Чапел…

Он вдруг понял, что она просто дразнит его.

— Пора идти, — сказал он, отодвигая свой стул и высвобождая руку из-под ее ладони.

Сара засмеялась.

Прошел час, но он по-прежнему не мог избавиться от смущения.

Впереди, в полсотне ярдов, Чапел заметил вывеску своего отеля, которая веселыми изогнутыми буквами гласила: «Сплендид». Три звездочки со всеми вытекающими последствиями. Он представил свой номер: кафельный пол, просевшая кровать и душ с напором, как для полива комнатных растений. Зато мини-бар первоклассный: американское виски «Джек Дэниэлс», кока-кола, драже «Эм-энд-Эмс» и чипсы «Принглс» по заоблачным ценам. Клиенты ворчали, но все равно платили. Никто так не страдал от тоски по дому, как американцы. Он представил, как за ним закрывается дверь, лязгает защелка и он ложится на жалкую гостиничную односпальную кровать.

Сара, сложив руки на груди, брела рядом с ним и с отсутствующим, блуждающим взглядом думала о чем-то своем. Между ними, улыбаясь оживленным голосам, доносящимся из ближайшего бистро, прошла, держась за руки, парочка. В их улыбках отразились бегущие по вывеске ресторана огоньки, и Чапелу вдруг очень захотелось подойти к Саре поближе и дальше тоже идти с ней рука об руку. «Ради прикрытия», — сказала бы она. А что бы сказал он?

В вестибюле отеля приглушенный свет люстры показался слишком ярким.

— Номер пятьдесят два, — сказал он администратору на вполне сносном французском.

— Шестьдесят девятый, — произнесла в следующую секунду Сара, встав рядом с ним.

Администратор повернулся и снял ключи от их номеров. Дама получила свой ключ первой, с вежливым «доброй ночи».

— Вы, должно быть, очень устали, — сказала она, когда они направились к лестнице. — Как плечо?

— При мне, — сказал Чапел, стараясь не замечать неумолимую, постоянно напоминающую о себе пульсирующую боль. Его номер находился на втором этаже. — Встречаемся завтра в холле в пять тридцать, — добавил он, выходя в коридор своего этажа.

— В пять сорок пять, — поправила Сара, — в такую рань мы доедем до банка за пять минут.

Чапел открывал ключом дверь, а образ Сары все стоял у него перед глазами: удивленно вскинутые брови, насмешливая улыбка… как она на носках поднималась по лестнице, как помахала ему на прощание, не то застенчиво, не то кокетливо… Решительно развернувшись, он окинул взглядом гостиничный коридор, надеясь, что она все еще там. Не для того, чтобы пригласить ее к себе в номер. Ни даже для того, чтобы пожелать спокойной ночи. Ему просто захотелось еще раз проверить выражение ее лица.

Марк Габриэль сидел один в третьем ряду в салоне первого класса и, глядя на бесконечное черное небо за окном, небольшими глотками пил минеральную воду. Полет расслаблял его, как ничто другое. Чуть заметная вибрация от работающих моторов приятно убаюкивала, позволяя мысленно блуждать среди нерешенных проблем, скользя от одной к другой, объективно оценивая и анализируя каждую без страха, ненависти или сумасшедшей поспешности, продиктованных сложившимися обстоятельства.