Джонатан Келлерман - Патология Страница 45

Он пошел назад, к Фигероа, сел на 81-й автобус в сторону холмов, вскочил в автобус № 2 на перекрестке Цезаря Чавеса и Бродвея, проехал станцию Сансет — Вилкокс, в Ла Бреа вышел и пешком одолел расстояние до бульвара Пико. Там пересел на «голубую линию» наземной рельсовой дороги из Санта-Моники к пляжу.

Было почти шесть часов, когда он подошел к пирсу. Купил поджаренный кукурузный початок, чипсы и еще одну бутылку колы. Прошелся, посмотрел на стоявших с удочкой японских старичков. Просто бродил. Его студенческая одежда и кейс привлекали внимание туристов, подростков и торговцев.

Может, дело не только в одежде, и они заметили что-то еще?

Человек не такой, как все, никогда не станет своим. Если бы только они знали, что болтается у него на дне кейса.

Сойдя с пирса, пошел по берегу. Под носки набился песок, он шел, не обращая внимания, потом закатал штаны, снял носки пошел босиком по холодной воде.

Постоял, пока ноги не занемели, ни о чем не думал.

Это было замечательно.

Вернулся мыслями к 28 июня.

«Петра думает, что я прав, но ведь я могу и ошибаться. Как бы хорошо на этот раз ошибиться».

Снова вышел на песок, надел носки и туфли прямо на мокрые ноги.

Домой вернулся почти в десять вечера, и мама нервничала, потому что он опоздал к свежеприготовленному ужину. В супе альбондигас вволю было и фрикаделек, и приправ, а еще мама натушила большую кастрюлю черных бобов с соленой свининой. Мама хлопотала вокруг него, считала каждую отправленную в рот ложку, и он съел столько, сколько мог вместить желудок. Когда показалось, что живот вот-вот лопнет, Айзек утер подбородок, сказал, что все было невероятно вкусно, поцеловал ее в щеку и пошел к себе в комнату.

Исайя уже спал на верхней койке. Он лежал на спине и ритмично храпел. Левой рукой прикрывал глаза. За прошедший год Исайю, ученика кровельщика, перебрасывали с одной строительной площадки на другую. Получал он за свою работу чуть больше минимальной зарплаты и за это время успел пропахнуть смолой. Айзек вроде бы привык к этому, но сегодня ему показалось, что маленькая комната пахла, словно только что заасфальтированная улица.

Старший брат фыркнул, повернулся и снова занял исходное положение. Ему надо было вставать в пять утра, чтобы вовремя оказаться на месте, мимо которого проезжал прораб, подбирая строительных рабочих.

Айзек снял туфли и тихо поставил их на пол. Койка младшего брата, Джоэла, пустовала. Она была застелена еще с утра. Он работал служащим на Альварадо, а вечером учился в колледже. Джоэл являлся домой поздно, без всяких объяснений. Если бы так поступали его старшие братья, родители устроили бы страшный скандал. Но красавцу Джоэлу, с улыбкой Тома Круза, дозволялось все.

Исайя снова зашевелился. Что-то пробормотал во сне. Замолчал. Айзек осторожно разделся, повесил одежду на спинку стула и улегся на нижнюю кровать.

Верхняя койка заскрипела.

— Это ты, братишка?

— Я.

— Где ты был? Мама вся извелась.

— Работал. Исайя рассмеялся.

— Что смешного? — спросил Айзек.

— Я чую все даже отсюда.

— О чем ты болтаешь?

— От тебя несет, как от грязного факера. Да, братишка. Именно так.

На следующий день он вернулся в библиотеку, приготовившись спокойно взглянуть в глаза Клары. «Мы ведь взрослые люди». Ее за столом не было.

— Заболела, — сказала Мэри Золтан.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Она позвонила утром, и, судя по голосу, ей было плохо.

— Простуда? — спросил Айзек.

— Нет, больше похоже на…

Мэри уставилась на него, и Айзек почувствовал, что его лицо загорелось.

Он долго стоял под душем, но если сонный Исайя почувствовал это…

— Ну да ладно, — сказала Мэри. — Может, я могу вам чем-то помочь?

— Нет, спасибо.

Она самодовольно улыбнулась.

Больна. Больше, чем простуда.

Женщина в отчаянии, и виноват в этом он.

И так на душе погано, а тут еще грядет 28 июня.

Пока шел к своему столу, из сознания сыпались ночные кошмары, словно жетоны из игрового автомата.

Клара, осознав, что была просто сексуально использована юным наглецом, оказалась на дне глубокой, мрачной депрессии.

Боролась с ней путем самолечения.

Произошла передозировка.

Топила свое горе в наркотиках и алкоголе.

Да, это годится: транквилизаторы в бокале с «шардоне». С тяжелой головой, шатаясь, она идет к своему автомобилю. Другой автомобиль несется ей навстречу. Сворачивать поздно.

Двое талантливых детей осиротели. Начинается полицейское расследование. Что привело немолодого библиотекаря к столь безответственному поступку? С кем ее видели в последний раз?

Мэри знала. Судя по тому, как она на него смотрела, Мэри знала.

Он остановился посреди лестничного марша. Что, если, увлекшись, они вели себя недостаточно тихо? Что, если студент-ботаник, какой-нибудь проклятый любитель природы, забрел в тихий темный уголок за древним, пожелтевшим антикварным текстом, посвященным плесени, ноготкам или чему-нибудь еще в этом роде?

Вот так огласка и губит карьеру. Прощай, медицинский колледж.

Прощай, диссертация. Вместе с Исайей он будет подниматься в половине шестого утра и ждать заказа на кровельные работы.

Стыд. Его родители… врачи Латтимор. Весь состав школы Бертона. Университет.

Член муниципального совета Гилберт Рейс.

Пока шел до угла, успел представить себе Рейса, созывающего пресс-конференцию, чтобы отречься от своего чудесного протеже.

Оглянулся. В ботаническом отделе никого. Как обычно. Ну, так и что? На протяжении всех этих минут — проклятых пятнадцати, или сколько их там было, минут — глаза его были закрыты.

Он и сейчас их закрыл, словно вызывая в памяти тот момент. Открыл и увидел стеллажи. Темные, пустые коридоры.

Тем не менее все казалось ему не таким: в самом воздухе чувствовался упрек.

Он отвернулся и побежал назад к лестнице. Споткнулся, чуть не упал, но удержал равновесие.

Он не мог сегодня здесь находиться. Лучше снова поехать на побережье. Там ему было хорошо. Он поедет, купит поесть чего-нибудь соленого, поиграет в видеоигры, как какой-нибудь тупоголовый, постоит босиком в холодной воде. Сделает все, лишь бы забыться.

Так он и сделал. Но к полудню ему неудержимо захотелось поехать в участок.

ГЛАВА 35

Второе совещание кончилось для Петры хуже.

Через пять минут после начала явился представитель отдела по борьбе с организованной преступностью — огромный мужчина в форме с тремя нашивками. Голова наголо обрита, глаза ледяные, обаяние на том же уровне. Пока первый детектив читал лекцию о поведении банды, представитель рассматривал собственные ногти.

Поиски Омара Селдена и его сообщников официально поручены этому отделу.

Шулкопф решил отсидеться на собрании.

Говорил капитан мало. Он выглядел сонным и маленьким, и Петра, зная о его третьей жене, чувствовала к нему жалость. Во время доклада начальника она чуть не задремала. Наконец тот захлопнул блокнот и сделал жест подчиненному сложить планшет.

— Итак, — сказал он, затянув узел галстука, — мы с вами в одной лодке.

Петра глянула на огромного сержанта и спросила:

— Возможно, вы захотите кое-что проверить: наш Омар учился в колледже фотографии. Когда я встретилась с ним в Венисе, при нем было все фотографическое снаряжение. Он указал вымышленный адрес в Нохо, но, может быть, его с этим местом что-то связывает.

— Это был ложный адрес, — вмешался Шулкопф. — Он вам солгал, детектив Коннор. Чтобы направить вас по ложному следу.

Это, конечно, была полная ерунда. Преступникам не хватало воображения. Они постоянно совершали глупейшие ошибки. Если бы этого не было, работа полиции была бы равносильна признанию в собственном бессилии.

На ее защиту никто не встал.

— И все же, сэр… — начала она.

Сержант поднялся во все свои шесть футов и четыре дюйма.

— Никогда в Нохо не встречал бандитов, за исключением ярмарочных дней. До следующего месяца никаких ярмарок не предвидится.

Он вышел из комнаты.

— Вперед, — сказал старший детектив из Даунтауна.

Когда Петра вернулась в комнату следователей, Айзек ждал ее. Сейчас ей хотелось пройтись, и она сказала ему об этом. Они вышли из здания и двинулись в южном направлении, к Уилкоксу. Айзек был достаточно умен, чтобы самому не начинать разговор. Так, молча, они и направились к бульвару Санта-Моника. Наконец она успокоилась и заметила, что парень держится от нее на некотором расстоянии. Возможно, он ее побаивался. Пора выдавить из себя улыбку.

— Итак, — сказала она, — 28 июня. Дата должна что-то значить — день рожденья, годовщину, что-то значимое для преступника, Или какое-то важное для него историческое событие. Я проверила по базе данных информацию в отношении всех действующих лиц. В этот день никто из жертв не родился. Вполне возможно, что наш маньяк свихнулся на истории.