Алексей Евдокимов - Ноль-Ноль Страница 48

Антон помолчал под впечатлением от сказанного или даже, главным образом, от мерно-мрачной тональности оратора, его гулкого похоронного баса. Не сразу до него дошло, что подобная концовка странновато звучит в устах истового христианина…

— Почему он никогда никому об этом не говорит? — спросил наконец Антон.

— О чем? — поднял на него глаза Кармин.

— Ну, об этом своем даре… точнее, антидаре…

— Антирадаре… Н-ну хотя бы потому, что сам понятия не имеет, это действительно дар?.. То есть все-таки чудо — или что?..

— А ты как думаешь?

— Я?.. — Кармин с задержкой увесисто хмыкнул, помрачнел, помолчал, не глядя на него. — Я… — произнес словно с трудом, — я, пожалуй, не признаю чудес…

— Как это? — Антон понял, что не зря удивился карминскому православию.

Илья рассматривал его без выражения:

— Я знаю, что ты думаешь… Но, по-моему, чудо обессмысливает веру. Явленное чудо. Безусловное…

— Почему?

— Потому что не оставляет места собственно вере. То есть выбору. Когда все понятно, исповедание веры обращается в простую лояльность высшему, самому высшему начальству. А единственная настоящая вера (по-моему), это вера в принципиально недоказуемое…

— Верую, ибо нелепо… — пробормотал Антон. — Вряд ли ты своим этим… пастве… такое говоришь…

— Нет… Нет, им не говорю…

— Лицемеришь?

Кармин опять долго смотрел на него, редко помаргивая набрякшими веками. Кажется, он жалел, что пустился в откровенность. Но Антон догадывался, почему Илья вдруг проболтался ему, — уж точно не самому близкому знакомцу. Просто толстому, вынужденному все время быть в роли, похоже, в принципе не с кем поговорить о том, что, вероятно, давным-давно преет, бродит в нем… может быть, даже грозя рвануть…

— Им же нужен смысл… — устало сказал Кармин.

— А тебе?

— А я знаю, что не бывает никаких смыслов.

Ничего себе, подумал Антон. Он чувствовал, что этот треп пора сворачивать.

— Так про собственную веру ты им тоже врешь? — не удержался он, меряясь с Ильей взглядами.

— Нет.

— Как же тогда? «Ибо нелепо»?

— Ибо нелепо.

5

Прикидывая, кто может что-нибудь знать про Маса, Антон, конечно, вспомнил Витьку Аверьянова. Лично он с ним знаком практически не был (пару раз виделись мельком), а заинтересовался чудилой лишь после того, как в конце прошлого августа услышал (случайно, от общих знакомых, в порядке сплетни), что Витька, неделю побегав по Москве непонятно от кого, престранно при этом «тележа», сиганул из окошка заброшенного завода. То есть, как заинтересовался… Ну, в общем… Не суть. Короче, выяснилось, что и этот предполагаемый psycho тоже, естественно, якшался с Масариным…

…Кого можно побольше поспрошать про Аверьянова?.. Михей, интересно, в Москве сейчас? Я ж с ним в свое время так и не поговорил — успел, собака, слинять в очередную Гваделупу…

Михей был в Москве, но (озабоченное пыхтение в трубку) в изрядной запаре. Разумеется, опять предотъездной. Впрочем, сегодня вечером у него интервью на «Сити ФМ», и если Антон хочет, может подскочить туда, на радио, на Трифоновскую, знаешь?.. Минут двадцать перед эфиром можно посидеть.

В свое время Миха Ткачук сделал очень нехилые деньги на страховом, кажется, поприще. А лет пять назад, подхватив ту же бациллу, что и ряд «тридцатилетних» москвичей из числа держателей приличных капиталов и бизнесов, бросил — абсолютно, говорят, неожиданно для коллег, родных и близких, — тут все (включая жену) и удрал в Гоа: северное, разумеется. Некоторое время он ганджубасил в тамошнем дауншифтерском коммьюнити, потом принялся колесить на велосипеде по Юго-Восточной Азии, откуда вернулся лишь спустя пару лет все так же на двух колесах (через Китай и Сибирь) с бородищей до пупа, безднадежно потерянный для корпоративной жизни. Часть бабок вложил в открытый с новыми приятелями ориентальный клуб, сделавшийся культовым (благо бацилла распространялась не то чтобы в эпидемических масштабах, но довольно широко), а на оставшиеся стал организовывать безумные экспедиции, что-нибудь типа «через Австралию на воздушном шаре».

Думая о Михее в моторе, шпарящем к Рижскому вокзалу по Третьему кольцу (туннель под Кутузовским, короткий мост через реку, справа — гладкие зеркальные башни Москва-сити, краны, железобетонный подлесок стройки века), Антон вынужден был отдать себе отчет в странности собственного круга общения. Почему-то, несмотря на полную победу в историческом масштабе «цивилизации статуса», составляли этот круг (процентов на девяносто) «социально дезадаптированные» отщепенцы вроде Ткачука (Никеши, Маса и так далее, далее, далее), разгуливающие сами по себе и классификации не поддающиеся.

Антон вспомнил Динару. Эта двадцатишестилетняя сейлз-менеджерша инвестиционной компашки, которую в прошлом году он терпел аж несколько месяцев, в койке отличавшаяся злобной энергией, а «по жизни» чудовищным апломбом (при этом не вполне дура), любила пройтись как раз по поводу Антоновых знакомств. Ее (обожавшую с нарочитой бесстрастностью, но очевидным самодовольством констатировать: «я — профессионал») здорово раздражало в его приятелях (то есть на самом деле в Антоне) именно это упрямое нежелание «встраиваться». Нечто принципиально неправильное, может быть, даже пугающее (что-то вроде уродства, изврата?) чудилось ей в людях, никому, кроме себя, не принадлежащих…

«Ну где твой кабак?» — осведомился Антон у Михея по телефону, вылезая из тачки за «Холидей-инном». — «А вон, через улицу, видишь? „Шашлычок“ называется. Я через пять минут…»

Забегаловка была крошечная и почти пустая. Ткачук ввалился, когда барменша сосредоточенно доцеживала дряблую струйку «Карлсберга» в пухнущий пеной Антонов стакан.

— Не помню: ты куришь? — шумно втиснулся в угол Михей.

— Нет, но ты кури…

Было в нем, Ткачуке, лопоухом, длинноруком, с неряшливой рыжеватой растительностью на губастом лице, что-то одновременно от орангутанга и шимпанзе.

— Так что там про Витуса? — приложился человекообразный к собственному пиву.

— Эта история в прошлом августе… Ну, когда его где-то у ЗИЛа нашли выпавшим из окна…

— Ну? — Михей вытащил сигарету.

— Он правда странно себя перед этим вел?

Ткачук хмыкнул:

— Да когда Витус себя не странно вел?.. — помолчал, затягиваясь. — Что вообще значит «странно», «странный»?.. — пожал плечами. — Естественно, чем менее шаблонно твое мышление, тем «страннее» ты будешь казаться… Кто из нас не «странный»?

— Я вот слышал, что это у него мог психоз быть… как его — реактивный…

Михей задрал брови:

— От кого это ты слышал?

— Да не суть…

— Почему психоз?

— С работы отпросился, ото всех бегал, звонил с какими-то бредоватыми вопросами, сам на звонки не отвечал. А потом на заброшенный завод зачем-то полез… Это че — нормальное поведение?

Михей внимательно смотрел на него, чуть щурясь сквозь дымные загогулины:

— Так ты не знаешь… — констатировал.

— О чем?

Дауншифтер, забыв тлеющую сигарету в пепельнице, повращал зажатый между мощными ладонями высокий стакан, сужающийся посередине, словно от долгого такого вращания:

— Только давай так, — поднял глаза от стакана на Антона, — никому, о’кей?

— О’кей…

Михей помедлил.

— Витус, ты, может, слышал, подсажен на городские игры…

— Эти казаки-разбойники для офисного планктона?

— Ага. Он в кучу таких переиграл и часто говорил, что все равно не ловит настоящего прикола, что суррогатная сущность всех этих догонялок слишком очевидна самим игрокам…

— Догадываюсь…

— Ну так Витус не одинок был в своем мнении. Короче, собралась команда таких же, как он, пресыщенных геймеров и решила слегка добавить перцу. Нет, ничего такого. Никакого, естественно, членовредительства — это ж все народ мирный, сублимирующий… Но по условиям игры («Ноль-ноль» они ее назвали) участники имели право прибегать… ну, к не совсем законным методам поиска друг друга… Там суть была очень простая: команда «хантеров», «охотников», должна за определенный срок найти в городе «жертву». Они про нее ничего не знают, кроме имени, возраста и того, что на момент начала охоты она находится в Москве. Дальше жертва вольна прятаться где и как угодно, а хантеры могут искать ее любыми способами, хоть с помощью ФСБ, если у тебя есть бабки купить фээсбэшников. Задача — не полить «интересанта» из водяного пистолета, а реально поймать, скрутить и доставить живьем пред светлы очи модератора…

— Это тебе Витька рассказал?

— Он у меня на даче несколько дней прятался.

— То есть он был жертвой?

— Ага.

— Потому он и сочинил амнезию, что затея была не дико законная?

— Естественно.